Из истории культуры древней Руси

Киевский свод 997 г.

Киевский летописный свод 996 г., как один из первых этапов собирания исторического материала, был выделен Л.В. Черепниным; для большей точности к нему следует добавить описание осады Белгорода в 997 г., после чего идет ряд пустых годов и незначительных приписок[267].

По количеству миниатюр (149 рисунков) на свод 997 г. падает почти четвертая часть всех миниатюр Радзивиловского списка.

Вводная часть (до призвания варягов) — 15 миниатюр; варяжская легенда и поход Аскольда — 6; время Олега (включая и события вне Руси) — 22; Игорь — 16; Ольга — 16; Святослав — 21 и Владимир — 53 миниатюры (включая усобицы 975–980 гг.).

Эти разделы обозначены совершенно условно, исходя только из исторических градаций текста, но не из особенностей самих миниатюр, и нам надлежит тщательно рассмотреть уцелевшие признаки тех или иных различий в них.

Иллюстративная часть летописи открывается изображением Новгорода, строительства его бревенчатых стен (л. 3). Апостол Андрей, воздвигающий крест на месте будущего Киева, поставлен на второе место. Здесь возрождена та самая тенденция, с которой в свое время воевал Нестор. Далее следуют несколько эпизодов из древнейшей истории и этнографии славян, и графические пояснения к выпискам из Георгия Амартола, завершающиеся обычаями амазонок, «творящих беззаконие» (л. 7 о. в.). Вслед за этим идут три сдвоенные миниатюры, продолжающие отображение того же догосударственного периода: поляне дают хазарам вместо дани меч, символ суверенности; крещение болгар; уплата дани хазарам и варягам, приходящим «из-за моря» (л. 7 о. н., л. 8 в. н.). Все эти миниатюры и два рисунка следующего раздела снабжены четкими надписями на полях, поясняющими их содержание. Надписи обрываются на обороте 8-го листа. Соблазнительно принять их тоже за особую примету начального раздела, но это требует проверки. Мы не знаем, существовали ли подписи к миниатюрам уже в своде начала XIII в. или же их ввели для своих читателей копиисты XV в. Кое-что говорит в пользу последнего: различия в языке между основным текстом и маргинальными надписями («храмы» и «хоромы»; «Изборьск» и «Избореск» и др.). Текст говорит просто о Новгороде, а надпись добавляет эпитет, не встречающийся в ранних летописных текстах, — Новгород Великий (л. 3). Какое-то недоразумение произошло с надписью «Смоленск» (л. 4 о.). На миниатюре изображены два разных условных города-башни; у каждого из них сидит князь в княжеской шапке и с мечом. Около каждого князя — человек, демонстрирующий большой свиток, грамоту. Соседний текст лучше, чем маргинальная надпись, объясняет изображенную ситуацию. Текст оборота 4-го листа, непосредственно примыкающий к миниатюре, говорит о «своих княжениях» у ряда славянских племен. Тогда понятны и города, и князья со своего рода иммунитетными грамотами перед ними. Рядом на развороте помещена миниатюра «разные языци дань дают Руси», иллюстрирующая другую сторону политической ситуации того времени. Смоленск был всего лишь центром одного из семи славянских племен, поименованных в тексте.

Более существенная ошибка допущена писцом по отношению к варяжской легенде. Ошибка есть и в основном тексте и в подписи к рисунку.

На обороте 8-го листа (верх) сдвоенная миниатюра дает следующие два сюжета: слева — депутация северных племен обращается к Рюрику. На правой половине — Рюрик во главе войска (но опять без братьев) едет на княжение в Русь. На этом же листе внизу изображены все три персонажа варяжской легенды, но крайне своеобразно. Текст Радзивиловского списка не указывает, что Рюрик сел в Новгороде: «И придоша к словеном первое и срубиша город Ладогу. И седе в Ладозе старей Рюрик, а другий (над строкой: Синеус. — Б.Р.) сиде у нас на Белеозере, а третий Трувор в Изборьску» (л. 8 о.).

Миниатюра (л. 8 о. н.) изображает три условных города-башенки; у каждой из них сидит князь. Левый князь в шапке, но без меча; правый князь и без меча, и без шапки. Все внимание художника уделено центральной фигуре, выделенной всеми изобразительными средствами: князь в шапке, левой рукой держит рукоять меча, по сторонам его изображены двое людей, стоящих спинами к другим князьям и обращающихся с приветственными жестами к срединному князю, как к главному из всей троицы. По продуманному характеру композиции каждый читатель должен предположить, что центральная фигура — старший брат Рюрик, а по бокам — его братья. Однако надписи (кончающиеся этой миниатюрой) говорят иное: у правого князя подписано «Избореск», а у среднего — «Белоозеро». Надпись у левого князя (должна быть «Ладога») стерта и не видна. Художник, несомненно, изобразили центре Рюрика, но писец этого не осознал. Несуразица в тексте, где «Синеус» записано как «сиде у нас», сопровождена несуразицей в подписях к рисунку. Пояснительные маргинальные подписи на этом кончаются.

Изложение варяжской легенды показывает, что в руках копиистов XV в. (или у составителей свода 1206 г.) были материалы обеих известных нам редакций «Повести временных лет», установленных А.А. Шахматовым. Ко второй редакции 1116 г. восходит дополнение: «…прозвася Руская земля Новгород…» (л. 8 об.), а к третьей редакции 1118 г. — весь приведенный выше текст («… и срубиша город Ладогу…» и т. д.). К третьей же редакции относятся и слова на л. 9: «… и города рубити…». Заголовок всей летописи тоже восходит к третьей редакции 1118 г.[268]

Явные следы знакомства с последней редакцией «Повести временных лет» 1118 г., создававшейся, по мысли Шахматова, под наблюдением князя Мстислава Владимировича, мы должны будем учесть при анализе миниатюр конца XI — начала XII в., в подборе сюжетов для которых сказался повышенный интерес именно к этому князю.

Второй раздел иллюстраций начинается со знаменитого 862 г. — легенды о призвании варягов, и кончается 866 г. — поражением флота Аскольда и Дира. Рубеж между вторым и третьим разделом, помимо пропуска большого количества лет, обоснован и исторически — третий раздел начинается с появления Олега в Киеве.

Характернейшей приметой второго раздела (л. 8 о. — 10) являются стяги-прапорцы особенной формы: к древку копья прикреплен квадратный флажок с очень длинным хвостом, идущим от верхней части квадрата вовне. Подобные стяги есть у русских, у греков; с таким прапорцем скачет на княжение Рюрик; такой флажок развевается над Царьградом. За пределами этого раздела такие стяги-прапорцы встречены только один раз, когда речь идет о походе Олега на Византию в 907 г. (л. 14 о.).

Содержание миниатюр этого небольшого раздела: кратчайшая передача варяжской легенды — депутация у варягов и отъезд Рюрика (сдвоенный рисунок) и известное уже нам размещение братьев; затем поход Аскольда и Дира на Царьград в 866 г. Особая форма стягов, нарисованных на 7 миниатюрах 8 раз, объясняется, очевидно, обращением древних иллюстраторов этой части к греческим изобразительным источникам.

Следующий раздел (л. 10 о. — 19 о.) объединен временем княжения Олега, но сюда введено много событий, происходивших и вне Руси (походы венгров, войны византийских императоров). Этот раздел отделен от предыдущего большим пустым промежутком в 15 лет, в который вклинена кратчайшая фраза о крещении Болгарии (без миниатюры) и еще одна фраза о том, что Игорь — сын Рюрика — верен Олегу. Этой поздней династической легенде посвящена миниатюра (л. 10 о. в.). Рюрик в 879 г. передает младенца Олегу, нарисованному в дорожном плаще, с мечом. Грудной младенец еще раз фигурирует на рисунке (л. 11 н.), изображающем разбойничье нападение Олега на Киев в 882 г. Художника не смутила полная несообразность привоза киевлянам князя-младенца в сочетании с саблей, занесенной над княжившим уже двадцать лет в Киеве Аскольдом. Здравый смысл был принесен в жертву интересам искусственной генеалогии.

Шесть миниатюр, посвященных утверждению Олега в Киеве и в южной половине тогдашней Руси (древляне, северяне, радимичи), копировались, очевидно, с двухколонного оригинала и поэтому, если происходило сдваивание (иногда растягивание одного рисунка), то были возможны ошибочные объединения двух тематически различных миниатюр оригинала на одном рисунке в широкоформатной копии. На такие соображения наводят две миниатюры, помещенные между сообщениями о возложении Олегом дани на древлян, северян и радимичей (л. 11 о. в. и н.). В полном согласии с текстом на них изображены три данника, соответствующие трем покоренным племенам, но на верхней миниатюре (судя по композиции и наличию двух Олегов, несомненно сдвоенной) левая половина не соотносится с окружающим ее текстом, так как изображает трех князей в княжеских шапках, как бы подносящих сидящему на стольце Олегу меч. Она прямо связана с заключительным текстом: «И бе Олег обладае Поляны, и Древляны и Северяны и Радимичи…» В своем договоре 911 г. с Византией Олег представлял интересы подчиненных ему «светлых князей». Те князья, которые на миниатюре с надписью «Смоленск» возглавляли независимые земли Кривичей и, скажем, Радимичей или Дреговичей, здесь изображены как вассалы Олега. На двух разбираемых миниатюрах показаны две стороны процесса покорения: простые древляне и радимичи несут новому киевскому князю горшочки с медом и коробьи, а «светлые князья» этих племен изъявляют ему покорность. Первоначальное место миниатюры с князьями перед Олегом — в конце этой маленькой серии.

После миниатюр, иллюстрирующих вокняжение Олега, идет большой пробел в десяток лет, вслед за которым помещено, согласно с текстом, несколько миниатюр о Византии, болгарах и венграх и несколько сдвоенных миниатюр, иллюстрирующих «Сказание о грамоте славянской».

Десять миниатюр посвящены походу и смерти Олега. Возможно, что оригинал был двухколонный (см. л. 18 о.) — большинство миниатюр производит впечатление «раздвинутых» до полного формата (например, л. 19). Договор с Византией и поучение по поводу предсказания кудесников не иллюстрированы.

Таков же характер и рисунков, отображающих княжение Игоря (походы 941 и 944 гг. на Византию).

Убийство Игоря древлянами и месть Ольги показаны циклом в 12 миниатюр. Поскольку существует предположение об использовании раннего лицевого жития княгини Ольги, существование которого вполне вероятно, следует посмотреть на радзивиловские миниатюры с этой точки зрения. Ольге посвящено два цикла: упомянутый цикл в 12 миниатюр, обрисовывающий мстительную язычницу, и второй, в 5 сдвоенных миниатюр, повествующий о крещении княгини в Царьграде. Они разделены интервалом в 7 пустых лет. Второй цикл вполне подходит для сопоставления с житием.

Интересно и другое — первый цикл, посвященный языческому периоду жизни Ольги, после подробно представленного в рисунках мщения Ольги древлянам (закапывание в яму, сожжение послов, избиение знати на погребальном пиру, избиение жителей целого города) в заключение дает две миниатюры (в копии 1487 г. они слиты в одну — л. 31 н.), рисующие государственную мудрость княгини-язычницы, уставившей по всей земле погосты, дани и оброки и возвратившейся «к сыну своему к Киеву и пребывше с ним в любви» (л. 31). Эти слова являются такой же концовкой какого-то раздела, как и приведенные выше слова об Олеге («и бе обладае…»). Положительная характеристика Ольги-язычницы усилена специальной миниатюрой, которая изображает Ольгу, наставляющей сына (л. 31 в.). Эта тема повторена и в христианском цикле (л. 33 о.): Ольга молится, «кормяча сына своего», т. е. руководит им, направляя его, как кормчий. Святослав, уже юноша лет 15–17, изображен в венце жениха, в «туфе».