Во времена Нефертити
- Автор: Милица Матье
- Жанр: История: прочее
- Дата выхода: 2023
Читать книгу "Во времена Нефертити"
«Любящие истину»
Когда фараон, названный на пограничных стелах Эхнатоном, в начале XIV века до н. э. вступал на престол, он носил другое имя: при рождении его назвали Аменхотеп. Так звали его отца, прадеда и одного из пращуров. Имя означало «Амон доволен» и свидетельствовало о тесной связи династии с культом бога Амона, главным божеством столицы Египта — города Фив.
Фивы — один из крупнейших политических и культурных центров мира — тогда занимали выдающееся положение. Здесь была резиденция фараона и находился главный храм официального общегосударственного культа «царя богов» Амона-Ра, здесь, на западном берегу, возвышались заупокойные царские святилища, расположенные цепочкой на границе зеленых полей и выжженных солнцем утесов гор. В наиболее удаленных ущельях вырубались усыпальницы царей и цариц, на склонах, обращенных к Нилу, — гробницы знати.
Многие из этих гробниц были настоящими сокровищницами произведений искусства. Стенные росписи их и доныне поражают великолепным звучанием красок, мастерством композиций, тонкой наблюдательностью художников. Отсюда происходят замечательные скульптуры, которыми гордятся музеи различных стран.
К началу XIV века до н. э. город, украшенный множеством прекрасных зданий, получил законченный архитектурный облик. Закончена была перестройка главного храма Амона Ипет-Сут (карнакский храм), было построено второе святилище Амона — Ипет-Рес (луксорский храм). Дороги, обрамленные статуями сфинксов, соединили святилища восточного берега и, спускаясь к Нилу, снова возникали на западном берегу.
Бесконечные цепочки каменных стражей как бы объединяли город в единый комплекс. На обоих берегах виднелись монументальные ворота многочисленных храмов — пилоны со стоявшими перед ними гигантскими статуями фараонов и укрепленными на плоскостях башен высокими мачтами с развевающимися флагами. Повсюду сверкали на солнце золоченые верхушки обелисков и возвышались колоннады храмов, среди которых выше всех вздымали свои огромные капители колонны входных аллей Ипет-Сута и Ипет-Реса. Таков был облик «прекраснейшего из городов Египта». Слава о нем сохранилась веками и нашла отзвук у Гомера:
…Фивы египтян, —
Город, где граждан дома сокровищ полны величайших, —
Город стовратный; из каждых ворот выезжает по двести
Воинов храбрых на быстрых конях, в колесницы впряженных…
Однако за внешним блеском все резче обострялась борьба внутри правящей верхушки. Господствующие слои рабовладельческой знати богатели в процессе успешных завоевательных войн, которые велись в течение XVI–XV веков до н. э. Власть Египта распространилась на огромные соседние территории, откуда в долину Нила непрерывно поступали рабы, золото, всевозможные материалы и ценные изделия. Большая часть этих богатств оседала в храмах в виде царских дарений. Быстро росли храмовые хозяйства, обогащалось жречество, состоявшее из представителей той же знати. Естественно, что в первую очередь расширялось главное официальное святилище — карнакский храм Амона, получавший львиную долю военной добычи.
Вначале жречество поддерживало власть фараонов, Амон был объявлен их покровителем и подателем их побед:
Говорит Амон-Ра, владыка Карнака:
Я связал нубийцев десятками тысяч с тысячами
И северян сотнями тысяч пленными…
Они приходят с приношениями на их спинах,
Сгибаясь перед твоим величеством по моему приказу…
Даю я им видеть твое величество молодым быком,
Храбрым, направляющим рога, и нет сопротивляющихся ему.
Даю я им видеть твое величество витязем,
Подымающимся на спине пораженного им.
Даю я им видеть твое величество львом,
И ты делаешь их трупами в их долине!
Так пели в одном из многих гимнов в Фивах.
Однако из подобной концепции вытекала идея зависимости власти фараонов от воли Амона, что и было использовано жречеством для укрепления своего положения. Приобретая все большую силу, оно стало соперником фараонов и желало направлять их действия уже по своему усмотрению. А фараоны не хотели и не могли уступать.
В этой борьбе фараонам было необходимо подорвать авторитет жречества — в первую очередь фиванского — и противопоставить культу Амона иной культ, который целиком поддерживал бы их власть. Подобные попытки не раз предпринимались в течение XV века до н. э., фараоны выдвигали на первый план то один, то другой древний солнечный культ. Такой выбор был не случаен, ибо солнцу в долине Нила поклонялись издавна. Оно воспринималось в различных образах, о нем слагались разные сказания, и, несмотря на то что в процессе исторического развития изменялись представления об окружавшем человека мире, солнечные культы продолжали сохранять виднейшее положение.
Древнейшим центром почитания солнца был город Ону, расположенный в Дельте, недалеко от первой столицы Египта — Мемфиса. Ону искони и до конца был городом Солнца, недаром греки позже так и назвали его Гелиополь — именем греческого бога солнца Гелиоса.
Характерно, что ближайшие предки Аменхотепа-Эхнатона провозглашали себя избранниками бога города Ону, Ра-Гора-Ахути, подчеркивая, что царство они получили от него, а не от Амона. Еще Аменхотеп II, прадед Аменхотепа IV, в речи к правителям Митанни, одного из крупных государств Передней Азии, сказал: «Это мой отец Ра меня выбрал, это он приказал, чтобы случилось так». Его сын Тутмос IV называл себя «царем, рожденным Ра» (а не Лионом!), а сын Тутмоса IV, Аменхотеп III, даже присоединил к своим тронным именам эпитеты «избранный Ра» и «наследник Ра». Все это имело характер политической декларации, поэтому и Аменхотеп IV, он же Эхнатон, при вступлении на престол выбрал эпитет «единственный принадлежащий Ра».
Возможно, что выдвижению именно бога города Ону способствовало и то, что этот город лежал на севере, который мог играть важную роль в борьбе царей с фиванским жречеством. Здесь был Мемфис, славный своим прошлым величием, о чем свидетельствовали непревзойденные в течение тысячелетий грандиозные памятники — высочайшие пирамиды, гигантский Сфинкс. Огромные некрополи хранили скульптуры и рельефы, остававшиеся образцами для последующих поколений. Религиозно-философское учение Мемфиса, связанное с культом бога Птаха, играло виднейшую роль в истории египетской идеологии.
Однако на выбор фараонов повлиял не только авторитет древнего величия севера и популярность его культов. Гораздо существеннее были другие причины, в частности положение этой части страны в связи с происшедшими важнейшими изменениями в организации египетского войска, резко поднявшими его боеспособность и в то же время сделавшими его сильной опорой царской власти. И то и другое было следствием появления конницы.
Начиная с XVII века до н. э. колесницы приобретали все большее значение в египетском войске, состоявшем ранее главным образом из пеших ополчений областей, подчиненных непосредственно своим правителям. Конница же была государственной, и естественно, что она стала опорой фараонов. Средоточием конницы был север — это определялось наличием там богатых пастбищ и близостью к азиатской и ливийской границам. Постепенно, в течение XV века до н. э., Мемфис превратился в крупный военный центр и стал резиденцией наследника престола, который, по обычаю, бывал главным военачальником.
Таким образом, выдвижение на первый план северного культа было продиктовано требованиями внешней и внутренней политики фараонов.
Для решающей роли в борьбе со жречеством был избран особый образ Ра — солнечный диск Атон. Возможно, что тысячелетняя популярность культа Ра мешала фараонам принять это божество как опору в древней привычной форме. С ним уже было слито много других богов, его культовый облик — человек с головой сокола — имели и другие божества, в том числе Амон. А их соперник своеобразием самого облика должен был наглядно свидетельствовать о новизне связанного с ним учения. И бог, обладавший нужными чертами, был найден — это было само солнце, с животворящими лучами-руками, осеняющими своего сына — фараона.
Уже в XV веке до н. э. фараоны обращались к Атону для поддержки своего авторитета, подчеркивая, что он помогает царю в битвах, что в сражениях он стремительно несется впереди и готов даже разрушить горы, чтобы сделать «обитателей чужих стран подобно подданным владычества Атона навеки». Тем самым провозглашалось, что, во-первых, египтяне были подданными Атона, а не какого-то иного бога, и, во-вторых, что победы фараоны получали от Атона.
Такие декларации не могли не вызвать отпор со стороны жрецов Амона и поддерживавшей его высшей знати. Жрецы не желали мириться и с другими мерами, направленными против роста их влияния, например, с попытками фараонов поставить во главе фиванских храмов людей, близких престолу и связанных с севером.
Реакция жречества была резкой. Возможно, что именно ее отклики и прозвучали в тексте пограничных стел Ахетатона, где Аменхотеп IV говорит, что, если задуманное им не осуществится, это будет хуже, чем то, что привелось ему трижды слышать в начале царствования, а до того — его отцу и деду. События, скрытые за обтекаемой формулировкой фараона, были, конечно, хорошо известны и понятны его современникам. Кто же иной мог противоречить владыкам Египта в течение трех царствований, кроме жрецов, наиболее организованной и поэтому особенно опасной группы внутри рабовладельческой верхушки?
Аменхотеп IV не отступил и пошел на решительные меры. Он провозгласил единственным истинным богом Атона, а себя — его сыном:
Нет другого познавшего тебя,
Кроме сына твоего Неферхепру-Ра-Уаэнра[7],
Которому ты даешь познать твою мысль и твою силу! —
говорит фараон в знаменитом гимне Атону.
В наступившей острой борьбе царь опирался как на рядовых рабовладельцев, так и на войско, и при определении той среды, которая могла питать новые стремления, отразившиеся в культуре и искусстве, необходимо учитывать характер интересов этих кругов. Именно из их представителей и состоял теперь в значительной мере двор, хотя за фараоном последовала, видимо, и некоторая часть прежних придворных.
Виднейшую роль при Аменхотепе IV играл начальник конницы Эйе, занявший впоследствии престол. А рядом с ним на ответственном месте хранителя печати, главного зодчего мы видим несомненного выходца из среды рядовых свободных Маи, имевшего также звания «истинного царского писца» и «носителя опахала справа от царя». Вот что говорит Маи о себе в надписи на стене своей гробницы в Ахетатоне:
«…Я расскажу всем о благах, которые сотворил мне владыка, и вы скажете — о, как велико сотворенное этому бедняку. Я бедняк по отцу и по матери, и создал меня царь… когда я не обладал имуществом, дал он, что стало у меня много людей, возвысил он моих братьев… и, когда я стал господином поселения, он причислил меня к своим вельможам и семерам, хотя я и был на последнем месте… [раньше] я просил хлеба».
Не удивительно, что в религиозно-философской концепции культа Атона отразились запросы именно средних слоев населения. Среди этих слоев, не получавших тех выгод от войн, которыми пользовалась рабовладельческая верхушка, росло недовольство тяготами жизни. Начались попытки разобраться в причинах сложившихся условий, своеобразные поиски «истины». Знать и жречество стремились притушить неудовлетворенность мелких рабовладельцев своим положением, отвлечь их внимание от наболевших вопросов жизни. Усиленно разрабатывались издревле существовавшие представления о загробном суде и посмертном воздаянии. Характерно, что именно на протяжении XVI–XV веков до н. э. в атмосфере все возраставшего интереса к вопросам «истины», а также морали, этики происходит определение всего того, что должно считаться грехом. Вырабатывается важнейшая часть заупокойного ритуала — 125-я глава Книги мертвых, посвященная загробной участи душ на суде царя мертвых бога Осириса, где умерший человек должен был доказать праведность своей земной жизни, объявив себя невиновным в совершении проступков, осуждаемых богами и людьми. В длинном перечне этих проступков, наряду с обычными нарушениями морали, имеются «грехи», явно свидетельствующие о жреческой редакции: