Из истории культуры древней Руси

Первой миниатюрой, диссонирующей с общим духом летописи Изяслава-Петра Бориславича, является рисунок, относящийся к подробному рассказу о смерти Игоря Ольговича в 1147 г. (л. 179 о. в.). Игорь, зачинщик усобиц, нанимавший половцев, был нелюбим киевлянами. Изяслав умело использовал эту нелюбовь и сумел разжечь ненависть народа, сам оставшись в тени (он даже выехал заранее из Киева). В его летописи помещен такой текст, который обвинял всех Ольговичей, подчеркивал благородную роль княжича Владимира, брата Изяслава, пытавшегося спасти Игоря, а всю вину за его убийства сваливал на разгневанный народ, прямо с вечевого схода пошедший убивать Ольговича. Из семи миниатюр, посвященных этому событию, шесть проводят эту хитроумную идею, но на одной нарисован труп Игоря, влекомый по городу двумя киевлянами. Вряд ли такой натурализм (не выходящий, впрочем, за рамки текста) был в замысле автора. Не пририсована ли эта миниатюра позднее? Кстати, и архитектурный фон здесь более примитивный, чем на остальных шести.

Второй случай интерполяции, менее спорный, чем предыдущий, мы видим на пяти миниатюрах, прославляющих воинские подвиги Андрея Боголюбского в 1149 г. в битве под Луцком. В радзивиловском тексте больше подробностей, чем в киевской летописи. Текст написан церковником в очень подобострастном тоне, и инородность его давно отмечена. Художник же, иллюстрировавший первоначально этот текст, тоже был далек от военного дела — он не понял простейшей тактической ситуации. Сыновья Юрия Долгорукого — Ростислав и Андрей — во время ночного похода испытали «пополох», внезапное нападение «Сущю Андрееви напреде (в авангарде), а брату его Ростиславу за ним стоящю и вабячю брата к собе. Андрей же не послуша, но стерпе злый тот пополох». На миниатюре (л. 184 в.) изображена отнюдь не боевая ситуация: Андрей сидит на «стольце», а его старший брат стоит за его спиной. Художник не понял, что речь идет о полках первого и второго эшелона, и нарисовал Ростислава «за ним стоящю». Автор изяславовой летописи тысяцкий Петр прекрасно знал и стратегию, и тактику; он не мог допустить такой грубой оплошности.

В этой серии миниатюр о личной храбрости Андрея интересна миниатюра (рис. 62), изображающая князя в своеобразном шлеме (л. 185 в.). Шлем подобной формы во всей Радзивиловской летописи встречен только один раз, здесь. Шлем отличается наличием широких полей и султана. Именно такой шлем XII в. византийской работы с незапамятных времен хранится в Московской Оружейной палате (рис. 63). Нам неизвестно его отношение к Андрею, но мысль о том, что он мог принадлежать правнуку византийского императора и одному из основателей владимирского княжества, не лишена вероятия. При Андрее Боголюбском эти эпизоды под Луцком и могли быть вставлены в общее повествование.

Рис. 62. Своеобразный шлем Андрея Боголюбского, резко отличный от типичных русских шлемов (миниатюра к событиям 1149 г.).

Рис. 63. Уникальный шлем из Оружейной палаты (византийская работа XII в.).

К описанию подвигов Андрея примыкают две миниатюры, иллюстрирующие дела самого Юрия Долгорукого: Изяслав на коленях перед Юрием (л. 185 о.) и Юрий, предлагающий соправительство Вячеславу; боярская дума отговаривает Юрия (л. 186 в.). Юрий оба раза изображен с мечом.

Здесь впервые встречается своеобразная белокаменная архитектура — башни с четкими зубцами, нарисованные в обоих случаях.

Дополнительным, вставным представляется и комплекс из девяти миниатюр, сопровождающих текст о битве за Киев в 1151 г. на Перепетовом поле между Изяславом и Юрием (л. 189 о. — 192 н.).

Текст довольно объективного тона написан в Переяславле, так как автор дважды называет высокий киевский берег Днепра «оной стороной». Порядок миниатюр при копировании (когда?) нарушен. В отличие от предшествующих вставок Андрею в миниатюрах не уделено особого внимания. Он показан только на одной миниатюре (л. 191): «преломляющим копье» с врагом, но такая деталь, как то, что «шолом с него слете и щит на нем отторгоша», не иллюстрирована.

Взгляды художника (иные, чем автора текста) выявились в миниатюре, которая должна была быть концовкой всего описания (л. 191 о. н.). Представлено опустевшее побоище (место боя); на первом плане: шлем, щит (потерянные в бою Андреем) и стяг — реальные вещи, символизировавшие страшное поражение войск Юрия и Ольговичей, выраженное посредством личного доспеха Андрея Юрьевича. На втором плане — тератологические символы: птица в воздухе, павлин с распущенным хвостом и единорог, символ смерти (гибель Владимира Черниговского?).

Вся миниатюра представляется направленной против Юрия (павлин?) и его союзников. Время включения всего переяславского рассказа и время его иллюстрирования определить трудно, но, разумеется, оно не выходит за рамки XII в.

Последней группой миниатюр, также связанных с походом Юрия на Изяслава в 1152 г., являются три рисунка (л. 194 о. н. — 195 н.), иллюстрирующие текст, явно симпатизирующий Андрею Юрьевичу: при осаде Чернигова (где обороняются брат Изяслава и черниговский князь) Андрей предлагает установить боевое дежурство князей и сам начинает «день свой», ринувшись на вышедших на вылазку черниговцев. Художник же приглушал этот тон восхваления полководческого таланта Андрея.

Первая миниатюра (л. 194 о. н.) со своеобразной архитектурой «конструктивного» стиля показывает только приближение войска Юрия и Святослава Ольговича (изображены два князя) к Чернигову и уход горожан и воинов в детинец.

Вторая миниатюра (л. 195 в.) показывает поджог острога половцами Юрия и активную оборону горожан, стреляющих из луков и арбалетов. На уровне «подошвенного боя» изображено метательное орудие («порок»?), превращенное копиистами XV в. в пушку. Князей кет. Единственный пострадавший здесь — конь знаменосца Юрия; он пал на передние ноги, очевидно, застреленный с башни.

Третья миниатюра (л. 195 н.) расходится не только с духом повествования, но и с самим текстом: «Вышедшим же пешцем из города стрелятися и потче (В Лавр. лет. — „поткну“. — Б.Р.) на нь [поскакал на них] Андрей с дружиною своею и с половци. Овы избиша, а другиа вогнаша во дворы». К Андрею присоединились и другие князья, а пехота «не смеша выйти из города, зане бяху перестращани». Художник решительно изменяет тональность обидного для осажденных рассказа. Андрея на миниатюре нет, других князей тоже нет, никакого бегства «перестрашенных пешцев» нет. Есть перестрелка двух пеших войск. Единственный убитый стрелой в голову — опять из лагеря Юрия.

Создается впечатление (подкрепленное анализом архитектуры, о чем см. ниже), что включение этого рассказа могло произойти до завершения киевской летописи, т. е. до середины 1150-х годов, и что иллюстрировался рассказ сторонником не Юрия, а Изяслава. Дело в том, что из всей противостоящей Изяславу коалиции князей наименее враждебные отношения у него были с Андреем. Трижды отмечено доброжелательное и лояльное отношение Андрея к своему двоюродному брату Изяславу Мстиславичу. В 1149 г. Изяслав именно к нему обратился с просьбой уговорить Юрия дать мир. На следующий год Изяславу потребовалось опять говорить то же самое Андрею: «Брате, въведи мя к отцю твоему в любов»… «Андрееви же молящюся отцю про Изяслава» (Ипат. лет.). Третий раз корректное отношение Андрея проявилось после победы Изяслава в 1151 г. Юрий не хотел выполнять условий мира и удаляться в Суздальщину; он даже удерживал сына. Андрей ответил отцу: «На том есмы целовали крест, яко поити ны Суждалю» и уехал из Киевщины.

Что же касается Петра Бориславича (реального), то его дружеское отношение к Андрею выразилось очень четко в 1169 г., когда Петр (уже в сане тысяцкого) помог войскам Андрея овладеть Киевом. Включение в великокняжескую летопись Изяслава фрагментов летописания Андрея в принципе возможно. Окончательное слово за текстологическим анализом и за формальными признаками миниатюр.

Андрей Юрьевич покинул навсегда Киевщину в 1155 г., через год после того, как в Радзивиловской летописи надолго исчезли следы киевского летописания и иллюстрирования. Можно допустить, что экземпляр этой великокняжеской летописи он взял с собой, как меч святого Бориса и византийскую икону, приписываемую апостолу Луке.