Я шел с Ганнибалом

24

На второй день спуска мы прошли через область, которую населяли салассы. О них Магил говорил еще на Острове: «Сперва вы пройдете через страну салассов[55], они ваши друзья…»

Салассы, встречавшиеся нам по дороге, вели себя не как друзья, но и не как враги — они толком не знали, как себя держать… Казалось, они были застигнуты врасплох, смущены, а их дети пугались нашего вида и убегали. Видимо, салассы ожидали увидеть армию, а тут появились группы оборванцев. Некоторые даже не имели при себе оружия. Полуголодные, обросшие бородами люди тащились в долину. Мы едва держались на ногах. Даже наводящие страх серые великаны, возглавлявшие эту колонну привидений, качались так сильно, что казалось, они вот-вот упадут. Многие из нашей армии были ранены и смертельно бледны, в глазах затаились тени преодоленных страхов. «И это непобедимые завоеватели?» — думали салассы. Они повидали римскую армию. Они знали, что Рим отрядил против Ганнибала целые легионы. А теперь эти тени изможденных воинов хотят покорить Рим?

Салассы предоставили солдатам Ганнибала все, что требовалось, но они дали это так, как будто мы были нищими. Они открыли двери своих домов, но остались на пороге, никто не вышел навстречу — никто и не думал присоединиться. В лучшем случае они соглашались продать оружие. Большинство из них наблюдали за пришельцами издалека, молча, и по их позам было ясно, что с этими «освободителями» они не хотят иметь ничего общего.

В этот же день мы пришли в долину. Спуск длился всего два дня, нигде нам не было оказано сопротивления, не встретилось никаких засад, никаких враждебных действий, — но войска всюду вызывали жалостливое сочувствие, а это было много хуже враждебности. Наемники восприняли это как позор. Угнетен был и Карталон. Он пытался скрыть это от меня, но я видел, как он разочарован. Его все сильнее лихорадило. Но о лечении он не думал.

Ганнибал велел остановиться возле маленькой речки. Слоны сразу вошли в воду, хотя она была холодной. Сур оставался в реке дольше других. Он то и дело охлаждал себе грудь. Карталон обратил на это внимание. Когда Сур вышел на берег, Карталон осмотрел его.

— Его знобит, — сказал он озабоченно, — у него что-то болит.

И Карталон обнаружил причину нездоровья: на груди, там, где начинается шея, у слона появилась опухоль. Под складками кожи был огромный мешок гноя. Карталон ругал себя за то, что обнаружил это только сейчас:

— Это мучает его уже много дней!

Он порылся в карманах, нашел кусок хлеба, немного соли и угостил Сура. Потом он стал тереться лицом о хобот слона. Одновременно он разговаривал со мной. Он потребовал, чтобы я ушел. Когда я через десять шагов обернулся, я увидел, как Карталон быстро воткнул в грудь Сура кинжал и отпрыгнул в сторону. Сур испугался, его хобот взлетел вверх, из груди вырвалась кровавая струя. Больше ничего не случилось. Сур даже не повернулся в сторону Карталона, который чистил землей кинжал.

— Они способны выдержать многое, — сказал мне Карталон вечером, — и всегда понимают, когда им хотят помочь.

Я все еще боялся за слона; в какой-то момент я даже стал опасаться, что Карталон мог попасть в сердце Сура.

— Оно у него глубоко, — успокоил меня Карталон.

Мы осматривали Сура ежечасно. Он разрешил Карталону приблизиться. Рана была величиной с ладонь, но боль, очевидно, уже прошла.

На другое утро Сур залепил свою рану глиной. Казалось, что и Карталона больше не лихорадило. Он уже не выглядел таким подавленным.

— В воздухе веет победой! — сказал он, когда был отдан приказ о выступлении.

Я посмотрел на наемников. Они выглядели все такими же истощенными оборванцами, и я удивился словам Карталона.

В этот день нас встретили посланцы Магила. Это были те самые всадники, которые перешли с Магилом Альпы. Ганнибал спросил, почему Магил сам не явился.

— Ему некогда, — ответили всадники. — Он осаждает город тавринов за то, что они плохо отзывались о покорителях Альп.

— О вас? — переспросил Ганнибал.

— О вас! — возмущенно ответили люди Магила. — Они называют вас опустившимися.

Ганнибал помрачнел.

— Они еще нас узнают, — пообещал он. — Как далеко до этого города?

— Два дня пути.

— Эти таврины нищие?

— У них всего в избытке.

— Тем лучше.

Ганнибал отослал всадников к Магилу и велел передать ему, что просит его повременить со штурмом, пока сам не подойдет со своим войском. Он решил сделать город добычей «опустившихся».

Услышав о наглости тавринов, Карталон просветлел. Да и в каждом солдате войска проснулась охота вступить в рукопашную с людьми, которые могут потерять свою крепость. Столь неожиданно появившийся враг сразу превратил сборище привидений в боевую армию. Изменились даже слоны. Чем ближе подходили они к крепости тавринов, тем более угрожающими они выглядели. Кельтские воины, зараженные воинственным настроением наемников, присоединились к ним. Они принесли с собой оружие, привели лошадей, прихватили много повозок. Раненые уже не хотели оставаться в тылу. Из уст в уста передавались слухи о богатстве тавринов.

Спустя три дня крепость была взята с налета. Таврины, парализованные видом боевых слонов, почти не оказали сопротивления. Ганнибал отдал город на разграбление наемникам. Сотню пленных он пощадил и согнал в загон для скота. Войско упивалось молниеносной победой. И тут произошло то, что Ганнибал предсказывал еще на перевале: бреши, пробитые в горах каменными лавинами, заполнились — со всех сторон текли вооруженные отряды людей, чтобы присоединиться к армии Ганнибала. Начало этому положил Магил. Присоединились инсубры, бойи[56], даже салассы; теперь их больше не смущало, что победители ходят в лохмотьях. Наемники переоделись во все новое. Оружия тоже хватало — достаточно было взять его у убитых. Хватило для всех лошадей и седел, вина и хорошей еды. Слетелись, как воронье, работорговцы, когда начали продавать уцелевших женщин и детей. У каждого наемника вдруг оказались набитые деньгами карманы. Война развертывалась именно так, как они себе представляли.

Все это я наблюдал издали, со стойбища слонов, которое Ганнибал приказал устроить вне шумного лагеря. Во время штурма города слонов всего лишь подвели к стенам, и этого оказалось достаточно, чтобы навести страх на обороняющихся. В город не вошел ни один слон даже после боя. Ганнибалу важно было сохранить как можно больше слонов — их и так оставалось всего семнадцать. Каждое утро Сур вел свое поредевшее стадо к реке. Солнце блестело на широких мокрых спинах. Местные жители наблюдали слонов на почтительном расстоянии. Дети с каждым днем смелели и подходили все ближе. Целую неделю казалось, будто слоны не имеют с войной ничего общего. Но от наблюдавших за слонами, конечно, не ускользнуло, что животные беспокойны. Возле реки слоны собирались на свои долгие совещания. Мы слышали их нараставшее и смолкавшее ворчание. Карталон, загоравший, как и все мы, на солнце, прислушивался к ним вполуха. Ему, конечно, было ясно, о чем они беседуют.

— Сперва о том, что было до сих пор, — пояснил он мне. — Представь себе, как они гордятся тем, что преодолели ущелья, горные реки, перевал, эту проклятую белую скалу! Они запоминают каждый свой шаг…

Карталон уверял меня, что даже человек не обладает такой хорошей памятью, как слон. Карталон опять прислушался.

— А теперь они говорят о том, что еще предстоит, — сказал Карталон. — Римлян они чуют издалека, задолго до нас. Они еще покажут этим римлянами, что значат семнадцать слонов!

Через неделю вооруженные наемники перебрались на другой берег реки. Во все стороны высланы были дозорные.

— Пахнет римлянами, — сказал Карталон, когда отдан был приказ одеть слонов в боевое снаряжение и привести их в лагерь.

Ганнибал велел построить слонов на площади посреди лагеря. Он сел на Сура, чтобы обратиться к воинам с речью. Наемники и солдаты вспомогательных отрядов пожирали его глазами. Уже несколько часов ползли слухи: римляне выступили нам навстречу…

Вернулись высланные Ганнибалом дозорные, появились в лагере и перебежчики.

— Это все тот же Сципион, — сказали они, — который хотел остановить карфагенян на Родане; теперь он полон решимости задержать Ганнибала у подножия Альп. Он уже уничтожил мост через реку Пад.

Ганнибал подтвердил эти слухи.

— Я хочу вам рассказать обо всем, что касается римлян, — закричал он наемникам. — К нам перебежали люди, которые до сих пор поддерживали римлян. Сципион попробовал было разжечь их кровь. Чего он достиг, вы видите сами, — они от него сбежали. И не удивительно! Послушайте, что он им рассказывал…

Ганнибал дал говорить некоторым из перебежчиков: речь Сципиона переводил он сам. Когда он обратился к своим людям как римлянин, сразу же раздался одобрительный смех.

— Римляне! — кричал он, усиленно жестикулируя. — К сожалению, вы одержите только половину победы, ибо вы встретите врага, который уже побежден — побежден горами, через которые погнал своих наемников этот сумасброд, именующий себя Ганнибалом! Вы будете воевать против ослабевших от голода! Это тени людей, разбивших себе плечи и головы об острые утесы, отморозивших себе пальцы на руках и ногах.

Все вокруг смеялись, ибо Ганнибал принимал неестественные позы, и многие подражали ему, тряся головами. Еще неделю назад эти слова попали бы в цель, теперь же они вызывали один лишь смех. А когда Ганнибал заговорил о сломанном оружии, о хромых лошадях, о поредевшей армии, заносчивость обогатившихся и опьяненных победой наемников вылилась в диком реве.

— Вы, римляне! — крикнул Ганнибал. — Перед вами разбитая армия, которую осталось всего лишь прикончить! Накажите этих упрямцев, они заплатят вам дань! Обращайтесь с ними, как с рабами, восставшими против вас. Закуйте юного безумца, развязавшего войну, в цепи!.. Сципион имеет в виду меня, — закончил Ганнибал.

И опять раздался рев наемников. Они бурно требовали выступить навстречу римлянам.

— Нельзя их недооценивать, — сказал теперь Ганнибал серьезно. — Они знают, за что борются: за свой город, за дома, поля и скот, за матерей и братьев. Если они не победят, то станут рабами. Впервые для них все должно решиться. Для нас тоже! Не обманывайте себя, выхода у нас нет. За нашей спиной горы, с обеих сторон море — и ни одного корабля, чтобы спастись бегством. Помочь себе можем только мы сами. Но разве этого мало? Вы меня знаете: я вырос среди вас, каждый из вас видел, как я поступаю с врагами. Я же знаю каждого из моей армии, и знаю, на что он способен. Нас возвеличила война, в войне мы дома, как рыбы в воде, как птицы в воздухе. Нам же противостоят новички, завербованные в спешке, неопытные. Сципион командует армией всего лишь полгода, как полководец он подобен ребенку, еще не научившемуся ходить. И такой человек называет нас своими рабами! Вашими рабами станут римляне — это я вам обещаю. Каждый из вас получит двух рабов-римлян… Они, видите ли, потребовали, чтобы нас выдали, как разбойников, они обещают нам пытки и смерть. Все это достанется им самим! Вы получите их поля и сады, их дома и добро. В конце у них не будет ничего, а у вас все!..