Аэций. Клятва Аттилы

— Разве у норков бывают могилки?

— А то как же. На этом месте сажают дерево.

— У Сигун его не было… Или было? — Аэций пристально взглянул на Зеркона.

— Ну, было, было, — ответил тот через силу. — Старейшины запретили вам говорить. Думали, вы оскверните могилу. Сру́бите дерево. Перенесете в другое место то, что осталось от погребения. Но вы ведь так не поступите? Я могу на вас положиться?

Аэций качнул головой. У него было чувство, что Сигун где-то рядом, но спьяну и не такое покажется.

— Отведешь меня на её могилу?

— Отведу, — ответил Зеркон. — Она на утесе. На этом месте выросла махонькая сосна. Такая же нежная и вечно юная как Сигун.

По щеке у него покатилась слеза. Аэций дружески стиснул его плечо. Старикам другого не остается, как только оплакивать тех, кого потеряли. Но для того, чтобы плакать, у Аэция давно уже не было слез.

Осень 455 г. Норик

Сосна на утесе, и правда, была невысокой и чем-то напоминала Сигун. Аэций почувствовал это сразу. Подошел к ней, коснулся иголок дрожащей ладонью. А те были мягкими, словно травинки, и к сердцу прихлынуло что-то нежное, что-то давно забытое.

— Ты простила меня? Простила? — прошептал Аэций.

Тяжелые дождевые капли упали на ветки, заставили их качнуться. Аэций поднял глаза и поглядел на небо. Над утесом висели серые хмурые облака. Сигун подавала знак. Ничего уже нельзя искупить. Ничего…

Аэций пошел обратно, не разбирая дороги.

У подножья утеса его дожидался Зеркон. Однако теперь он был не один, возле него стояла сгорбленная старуха. Увидев их вместе, Аэций поневоле отвлекся от тягостных мыслей. Откуда здесь эта горбунья?

— Сын у неё хворает, — кивнул на старуху Зеркон. — Пришла, говорит, к сосне. У той иголки лечебные. Помогают от разных недугов.

От разных, но не от всех.

— Пускай лучше сходит за лекарем, — мрачно сказал Аэций.

— Да откуда здесь лекарь. В селении — пять домов, да и в тех почти никого. А до города не добраться. У бедняги нога подвернулась. От того и страдает.

Вывихнул, что ли? В походах такое бывало часто.

— Отведи меня к сыну. А там посмотрим, — сказал Аэций старухе.

И она отвела.

*

Аэций знал, как вправляют вывих, но делал это впервые, ему помогал Зеркон. Дней через десять больной уже сносно ходил и не чувствовал боли. Об этом узнали старейшины норков. Когда Аэций позвал их, чтобы открыть кладовую, которую вверил ему один из них, они сказали:

— Золото мы не возьмем. Тебе доверили кладовую. Теперь ты один из нас. Потрать его так, как считаешь нужным. Норику нужно не золото, а тот, кто будет хранителем этих земель.

— Хранителем я уже был и в руки меча не возьму, — ответил Аэций. — Война не бывает без жертв. Когда спасаешь одних, погибают другие.

— Война и нам не нужна, — возразили ему. — Никто из нас не владеет мечом. О тебе говорят, что ты умеешь лечить. А тот, кто умеет договориться с болезнью, поладит со всяким. Лекарей в Норике любят, считают людьми от бога. Для того чтобы сеять мир, человеку не надобен меч, только доброе слово.

И они туда же, подумал Аэций. Доброе слово им помогало, потому что все это время он присылал наемников, охранявших спокойствие в Норике. А теперь у римского войска другой магистр, и наемникам больше не платят. Они уходят из крепостей. На замену им никто не придет, потому что Авит по просьбе Аэция предоставил норкам свободу, а свобода не дается даром. Придется думать самим и как управлять землей, и как её защищать. Аэций совсем упустил из виду, что они не знают, как это делать, когда попросил Авита распустить гарнизон. Норки привыкли к протекторату римлян. При любой напасти их старейшины предпочтут молиться, а враги тем временем беспрепятственно захватят Норик. Допустить это Аэций не мог.

— Придется остаться здесь и научить их жить по-другому, — сказал он Зеркону после ухода старейшин. — А ты поезжай в Кийгород. Я дам тебе золото. Отвезешь Ильдике. Пусть передаст его детям Карпилиона, чтобы ни в чем не нуждались, и скажет, что их отец был великим героем, а то ведь чего только про него не плетут.

— Это точно, — согласился Зеркон. — А что им сказать о вас?

— Обо мне?.. Ничего. Для них я — Мунчук, породивший аттилу. Для римлян — Флавий Аэций. Для норков — захожий старец. Пророчество видьи исполнилось. Для меча я стал слабоват, но меня называют лекарем и при этом чествуют словно героя из-за того, что вправил какой-то вывих…

— У сына старухи другое мнение. Он считает, что вы совершили чудо.

— Уж не ты ли подкинул ему эту мысль? — усмехнулся Аэций.

— Может, и я. А, может, пришла ему свыше, — хитро ответил карлик. — Я знал, что вы из богов. А теперь это знают все.

Через день он поплыл в Доростол, чтобы оттуда пойти на торговом судне в Кийгород. Перед тем, как расстаться, они тепло по-дружески обнялись.

— Ждите к весне с новостями, — сказал на прощанье Зеркон.

Но ни к весне, ни к лету, ни к следующей осени Аэций его не дождался.

Несколько лет спустя

— Что это за место? — спросил молодой похожий на варвара воин, лицо которого было одновременно и грубым, и миловидным, как бывает у потомков древних родов.

— Название я не знаю, но тот, кого мы разыскиваем, находится здесь, — ответила высокая накинувшая на голову темное покрывало женщина, которая вполне могла бы сойти за его немолодую мать.

От города к жилищу норикского старца они пошли пешком. Видом это была высокая башня, оставшаяся от разрушенной землетрясением крепости. Летом здесь было зелено. Отпущенное на волю цветение укрывало развалины пестрым мохнатым ковром.

Издали казалось, что башню никто не охраняет, но стоило подойти поближе, как тотчас же из незаметных за деревьями укрытий появились лучники, все как один низкорослые, крепкие, и суровыми голосами спросили, чего им надо. О старце ходила слава, что лечит болезни, посылает еду голодным, выкупает пленных, а значит, золото у него водилось, и его, разумеется, охраняли.

— Передайте, что пришли от Зеркона, — представилась женщина смиренным голосом.

Один из лучников не спеша удалился в башню, но вскоре вернулся и на этот раз припустился бегом.

— Оставьте оружие и ступайте за мной, — велел он гостям.

— С какой это стати, — возмутился воин. — С оружием я ни за что не расстанусь!

— Прошу тебя, сделай, как они говорят, — урезонила его женщина. — Иначе нас просто не пустят. А ты ведь хочешь узнать о своем отце?

— Хочу, но меча не отдам. Где это видано, чтобы у воина забирали меч!

— Забирают не навсегда, а на время пока мы побудем в башне. Здесь такие обычаи. Придется им подчиниться.

Последний довод, видимо, прозвучал убедительнее других. Поупиравшись немного, воин все же отдал оружие. То же самое сделала женщина, отвязав от пояса нож, и лучник повел их в башню.

*

Внутри было пусто и чисто. Откуда-то сверху падал призрачный свет. Из серого сумрака выступали каменные ступени.

— Поднимайтесь. Дальше я не пойду, — сделал предупреждение лучник. — И смотрите, не спотыкайтесь. Наверху ступени крутые.

— Благодарю за заботу, — ответила женщина и первой направилась к лестнице. — Надо же. С виду угрюмый, а сколько в нем благородства, — заметила она шедшему сзади молодому спутнику. — Сразу видно, кто у него наставник.

— Кто? — не понял тот.

Женщина лишь улыбнулась.

Каменные ступени становились у́же. Края дорожных накидок быстро скользили по ним наверх. Все выше и выше.

Вот и келья отшельника. Дверь приоткрыта.

Старец стоял спиной, неподвижный, словно утес, но заслышав шаги, обернулся. Узнать в нем того, кто когда-то командовал римской армией, было почти невозможно. В нем изменилось решительно все. От внешнего вида до манеры себя держать. Скромное нисподавшее с плеч одеяние доставало ему до пят. Седые длинные волосы свешивались на грудь. Такой же длинной и белой была борода. Прежним остался разве что взгляд, которым он встретил вошедших к нему чужаков.

*

«Ильдика?» — Аэций с удивлением посмотрел на женщину, стоявшую на пороге.

А кто это рядом? Может быть, сын Руа?

— Примите нас с миром, — меж тем говорила Ильдика, делая вид, что впервые видит Аэция. — Пришли мы издалека. Направил нас один человек.

Зеркон, надо думать.

— Он сказал, что вы помогаете добрым людям.

— А сам почему не пришел? — спросил Аэций, чувствуя внезапную пустоту.

— Нет его. Ослабел внезапно и умер, — ответила Ильдика. — Перед смертью просил передать вот это.

Она протянула Аэцию крохотный резной амулет, принадлежавший Зеркону.

Аэций взял его, подержал в руке и повесил на шею.

— Золото, которое он привез, я отправила в Великую Степь, — сказала Ильдика. — Обо мне вы, наверное, знаете. Живу, как и раньше, в Кийгороде, управляю землями Скифии. Каждое лето бываю на Волхе. В том самом месте, где схоронили того, кто нам дорог…

Она старательно избегала имен, но и так было ясно, о ком говорит. Об аттиле. Странно, что притворяется перед сыном Руа. Или это кто-то другой?

Ильдика заметила взгляд, устремленный на воина, которого привела с собой.

— Это не Ирна. Это сын Эдикона — Одоакр, — сказала она. — Он не знает, что стало с его отцом. Зеркон утверждал, что об этом знаете вы.

Аэций опустил глаза. Об Эдиконе он слышал в связи с посольством к подставному аттиле. По достоверным сведениям Эдикона убил Орест, служивший у гуннов нотарием, а заодно кормившийся у Хрисафия, евнуха императора Феодосия. Теперь, после смерти обоих, Орест подвизался в Константинополе и, кажется, занимал там какую-то важную должность. Убив Эдикона, он вряд ли предвидел, что к Аэцию явится сын убитого и, если сказать ему правду, уж можно не сомневаться, воспылает жгучим желанием отомстить за отца.

«Зачем ты его прислал», — укорил Аэций Зеркона, как будто тот находился рядом. — «Ты ведь знаешь, что стало с моими детьми из-за мести. Я потерял своих сыновей и не позволю кому-то еще повторить этот путь».

— Зеркон ошибся, — сказал он Одоакру. — Я ничего не знаю о твоем отце, но уверен, что ты проживешь достойную жизнь.

— Без отца я никто, — сокрушенно произнес Одоакр.

— Без отца ты такой же человек, как и все, — возразил Аэций. — Иди в Италию и наймись на службу. Знаешь, как говорили у нас в казарме? Сейчас ты никто, а завтра станешь великим.

— Вы служили в армии?

Аэций переглянулся с Ильдикой.

— Наверное, мы утомили вас своим разговором, — сказала она. — Солнце уже садится. Нам надо идти, — пожала Аэцию руку и увела Одоакра, не понимавшего, почему она вдруг заспешила.

Аэций думал, что больше о нем не услышит. Но это было не так.

*

Прошло довольно много времени. На троне Запада воссел узурпатор Ромул Август — несмышленый мальчишка, которому не исполнилось и пятнадцати лет. Отцом его был Орест. Тот самый, что вероломно убил Эдикона. А теперь вероломно сверг императора, втеревшись к нему в доверие.

Аэций был уже очень стар. В молодости он поддержал узурпатора и не хотел ошибиться снова. Судьба предоставила ему шанс поступить по-другому и с самого первого дня поддержать законного императора. Но что он мог сделать? Древний старик, растерявший былую мощь, когда под его защитой расцвела разоренная вандалами Галлия, получили свободу многие племена, а Империя одолела самых грозных своих врагов, среди которых был его сын.