Анчар Крой. Огнеходец

Глава 20

Кровь из носа окрасила нижнюю часть лица Сороки. Анчар привалил её к стене, аккурат напротив обведённого мелом силуэта. Прощупал пульс: жива.

— Оживай давай. Опять скажешь, что я тебя укокошил.

Она медленно открывала глаза. Долго смотрела на силуэт жертвы, с недоверием и отвращением. Анчар тем временем заказал воду. Через минуту прилетел дрон-доставщик.

— Умойся и выпей, — сказал он, вручая бутылку Сороке. — Ты сказала про шестиугольную звезду. О чём речь?

— Руна. Знак.

— А вот и нет. На животе жертвы — и этой, и другой, была совсем другая руна.

— Не на ней, — сдавленно ответила она. — В воздухе горела звезда. Она вращалась в прозрачной сфере, ускоряясь, пока не достигла бешеной скорости. А поток шёл изо лба… Из кристалла.

Сорока умыла лицо водой, вытерлась рукавом и отпила воды.

— Что ещё ты видела?

— Темнота. Было темно. Только звезда.

— Тогда стоит посмотреть ещё раз.

— Что это за херня? — раздражённо спросила она. — За что их так?

— За просто так. Если ты хорошо напряжёшься, есть шанс это выяснить. Продолжай.

Сорока встала, прошлась вдоль стены, вернулась и вновь прислонила руку к стене, на этот раз не приседая.

— Н-нет, нет, — пробормотала она, покачивая головой. — Не то. Больше не вижу.

— Ты сама себя слышишь? — Анчар терял терпение. — Там вурды, тут звезда. Ты называешь вещи, которые невозможно проверить. В следующий раз скажешь, что кристалл во лбу светился? Или что она истекала кровью? Такое я и сам могу до бесконечности озвучивать.

— Я тебе ничего не обязана, дедок.

— Тебе двадцать, мне тридцать пять, — оборвал её Анчар. — У меня плохие новости для твоей мамы.

Сорока толкнула его в грудь. Тут же занесла руку для того, чтобы оцарапать лицо.

— Тихо, тихо, — он поймал её руку. — Неужели ты не знаешь, как работает чёрный юмор?

— Чёрный здесь ты! Дедок.

Анчар глубоко вздохнул, сдерживаясь. Хочет девчонка язвить — что ж, пусть так. Если не выпускать пар, котёл может взорваться.

— Голая женщина, — сказала Сорока, сложив руки на груди и прохаживаясь мимо силуэта. — С маской птицы на голове.

— Где?

— Была тут, — ответила она и шлепнула себя ладонью по лбу. — А, чёрт, нет. Не то. Не связано.

— Нет, продолжай. С маской какой птицы? Совы? Что ты видишь?

— Сказала же, ошиблась. Она просто была здесь когда-то.

— Когда?

— Откуда я знаю? В дневное время. Наверное, какая-то сумасшедная культистка.

— Значит, ты видишь прошлое, — кивнул Анчар, и наконец-то у него появилось хоть какое-то понимание.

— Иногда.

— Странно. Первый раз о таком слышу, но допускаю. Что тебе в этом помогает? Подержаться за предмет?

— Только место. Находиться в нужном месте.

— И ты не умеешь управлять временем, в рамках которого что-то увидишь?

— Прикалываешься, дедок? Нет никакого времени. Это просто вспышки. Бурление образов, как бульон в кипящем зелье.

— Значит, основная проблема — отделить связанное и несвязанное. Тогда говори вообще всё, что видишь. Что делала женщина в маске?

— Просто шла мимо. Наверное…

— Пробуй ещё раз.

— Это так не работает, — покачала она головой. — Я вижу то, что на поверхности. Оно выматывает. Потом всё сливается в неразличимую кашу. Иногда везёт больше, иногда меньше.

— Перед копами ты тоже падала в обморок и рассказывала про кашу?

— Магию увидеть сложнее всего. А когда десятки нариков что-то достают из одного и того же места, ощутить это намного проще. Тут такие только мимо ходили.

— Может, ты просто не хочешь рассказывать.

— Эй, алло! Я рассказала про обечаек, и ты в подвале убедился в моей правоте.

— Ещё нет. Смотря что скажут эксперты, — поворчал он для виду, зная, что скажут эксперты. — Ладно, двигаем дальше.

— Это ещё не все? — скривилась Сорока и последовала к машине.

Вурды, женщина с маской совы и шестиугольная звезда. Пока Анчар гнал машину к следующему месту распятия, обдумывал эти детали. Перья, найденные копами в здании, где к стене примыкал артефакт, наверняка принадлежали той женщине. Вот только она могла быть никак не связана с делом. Шестиугольные фигуры как руны не пользовались популярностью. Конечно, опытные чернокнижники могли и сами создавать новые символы, вкладывая в них определённую силу.

— Есть хочешь? — спросил он Сороку.

— Тебе-то что?

— Ты упала в обморок. Я бы предпочёл, чтобы ты занималась этим после того, как дело будет сделано.

— Едь тогда быстрее. Поем потом без тебя.

— Ну, ты как хочешь, а я перекушу.

Он заехал в ресторан быстрого питания, принимающий заказы из авто. Попросил шаурму в сырном лаваше. Прямо перед окном выдачи манипулятор прижёг к поверхности шаурмы раскалённую клеймо-пластину, и на пару секунд шаурма запылала огнём, затем потухла.

Когда Анчар взял в руки ещё горячий обжаренный лаваш, Сорока не выдержала:

— В обычном лаваше, — пробурчала она. — И лимонад.

Он сделал заказ, внутренне торжествуя. Перекусили они прямо в машине. А затем поехали туда, где распяли пятую. Поблизости уже не осталось следов побоища с бомжами-чернокнижниками, да и заградительные ленты теперь бесхозно валялись на сыром асфальте. Неподалёку спала кошка, с крыш доносилось карканье птиц. Пахло сыростью и мусором. На стене, как и ранее, был обведен мелом силуэт, хотя уже успел немного поблекнуть.

— Действуй.

В этот раз Сорока возилась дольше всего. Под конец она пошатнулась, будто пьяная, и села на асфальт. Ровно туда же, где сидел и курил Анчар, когда обнаружил эту жертву.

— Ну? — нетерпеливо спросил он.

— Я не знаю, кто это. Фамильяр, демон, приведение… Тонкое длинное тело из палок и голова в виде черепа животного…

— Страхолось.

— Нет. Я видела Страхолося. А это… я не знаю.

— Что ты увидела?

— Он поднял её. Высоко. Буквально воткнул в стену.

Анчар припомнил, что Шам обратил внимание на высоту распятия: человек так высоко не дотянется.

— Что ещё?

— Звезда. Опять.

— Ещё.

— Звезда вращается, в это время у девушки вспыхивает руна на животе. И да, горит кристалл во лбу! — Она скорчила вредную гримассу. — Звезда вращается, а затем останавливается, будучи горизонтальной. Плоской. И взлетает вверх.

Повисла долгая пауза. Анчару не хотелось подгонять Сороку каждый раз. Он выжидал.

— Кто они были, а? — спросила она с широко раскрытыми глазами. — За что?

— Простые девки вроде тебя. Только выросшие в семьях корпоратов, а не у притонов Сервоприводной.

— Я не росла на Сервоприводной! — заорала она. — Ты ни черта не знаешь!

— Разумеется. Скажи лучше, жертва сильно сопротивлялась?

— Не знаю, — буркнула Сорока. — Не увидела такого. Она точно не кричала.

По дороге к следующей точке Анчар перебирал детали, пытаясь зацепиться хоть за что-то. Завтра обязательно нужно заняться всеми последними заключениями криминалистов и медэкспертов, за эти дни у них кипела работа непрерывно. Детектив не мог осуждать их за то, что результаты не приходили быстро — он знал, что за пределами центральных Кластеров всё ещё хуже.

А ещё предстоял большой разговор с Криогеном. Вообще-то Анчар был бы рад разбудить его прямо сейчас, если бы не Сорока, из которой нужно было выжать максимум. И особенно важно расспросить старого друга про шестиугольную руну…

Стоп. Анчар сбавил скорость, раскрыв карту с отмеченными точками распятий. Если не считать «условно-центральную» точку, три других образовывали собой треугольник с прямым углом. Расстояния в обе стороны получались одинаковыми. Анчар поставил наугад точку справа вверху — так, чтобы получился прямоугольник. Эта точка и прямь напрашивалась, хотя жертв как минимум шесть, так что вязалось это слабо.

К тому же они уже обожглись, когда предположили, что тела размещались так, чтобы сверху образовывался ромб. Нет, Анчар, не наступай на те же грабли. Как учил тебя Шам: сперва — логическая цепочка, потом — вывод. Не делай наоборот. Не ищи закономерность там, где её никогда не было.

— Сможешь нарисовать эту звезду? — не сдержался Анчар. Идея-вирус слишком быстро распространялась по его нейронным связям, чтобы он мог дать ей отпор.

— Смогу. Дай что-нибудь.

— У тебя коммут на руке.

— Это старая модель. Он не разворачивается.

Анчар достал бумагу и ручку из бардачка.

— Ну, вроде так… — Сорока вернула ему листок.

Ах вот оно что. Анчар, как человек разумный, представлял шестиугольник. Сорока же просто не сумела выразить увиденное более подходящими словами. Это была звезда Давида, два перекрещенных треугольника. Она нарисовала его несколько криво, но суть была понятна.

Встав на светофоре, Анчар попробовал переложить звезду на точки распятий. Он включил в редакторе режим линейки, отсчитывая отрезки одинаковой длины. Три точки вставали идеально — мешала только одна, та, что посередине. Притом она не была центром пересечения всяких медиан и средних линий, она существовала сама по себе, немного ниже.

Итак, прямые труегольники отпадают, точнее, ничего не значат: если развить идею звезды, выходило, что обнаруженные тела не шли по порядку, контур предполагал точку ещё одного угла неподалёку. И тогда реальные углы ритуала получались в шестьдесят градусов.

— Господи, каким же бредом я занимаюсь, — выругался он, принимая нелегкое решение.

— Это точно, — добавила Сорока.

Анчар приблизил локацию ближайшей «напрашивающейся» точки звезды. И когда сзади посигналили машины, напоминая, что уже загорелся зелёный, он втопил педаль газа, уходя на разворот.

— Почему ты решил, что от меня тебе будет польза? — спросила Сорока.

— Много лет я раскрывал дела, пользуясь собственным даром. Можно назвать это даже не даром, а навыком, методом. В этот раз всё пошло наперекосяк.

— И что это за дар?

— Ориентироваться по следам аур. Видеть и чувствовать волокна магии, которые ещё не успели угаснуть.

— Магический следопыт, значит.

— Можно и так сказать. Я думал, у тебя нечто похожее.

— Пф, — усмехнулась Сорока. — Будь у меня то же самое, я была бы тебе не нужна.

— С годами стирается нюх и сноровка. В молодом теле больше живительной тяги чувствовать этот мир. Но, как я понял, это не про тебя.

— Этот мир я уже похоронила, дед. Кто знает, может, в другом будет получше.

— Слабое утешение. Ты просто отказываешься принимать реальность такой, какая она есть.

— Я почти приняла её. Почти сделала это. А ты всё испортил.

— О, когда-то я тоже думал, что уже всё понял. Что другого не будет, что всё до унылого предопределено.

— Ну да, ну да. Все маразматичные стариканы заводят одну и ту же шарманку: «Что ты в свои юные годы вообще понимаешь! Все через это проходят, все были глупыми! Подрастёшь — поймешь!». Они так выкашливают свою авторитетность, апеллируя к возрасту, потому что больше не за что ухватиться.

— Соображаешь, — усмехнулся Анчар. — Но я едва ли умру старым. Мои работа и любовь к спиртному соревнуются, кто первым забьёт гвоздь в крышку гроба.

— Ты уже старый. Вся машина в песке.

— Пока что это лишь прах моих врагов.

— Смешно. — Ей было совсем не смешно. — Вот потому-то ты и спился. Только так смог смириться.