Код

В апартаментах был приглушен свет. На кухонном столе ожидала открытая бутылка вина и два бокала. Селин стояла в черном маленьком платье ко мне спиной и смотрела на движение улицы. В это время суток улицы корпоративного района преображались в лучшую сторону. Они становились ярче и живее. В контрасте черного неба и подсвеченного фонарями бетона пробуждались ото сна будничного блуждания местные жители — преимущественно, клерки — по сути своей, являвшие собой угль, который забрасывали в топку механизма, с легкостью переламывающего кости и души ради прибыли и прогресса. Эти улицы были артериями и венами, по которым неслись люди и машины, словно красные кровяные тельца в организме гиганта.

На панорамном стекле апартаментов появились мелкие капли. В очередной раз начинался дождь. Пролетающие мимо аэромобили светом своих фар, пробивающимся через жалюзи, рисовали на стенах полосы света и тени, обрамляя на мгновения силуэт Селин. Я подошел ближе. Сделал это тихо, несмотря на то, что понимал — она знает, я уже здесь. Осторожно и нежно дотронулся до ее плеча и заметил, как она еле заметно вздрогнула. Селин повернулась, посмотрела мне в глаза и улыбнулась. Ее нежный голос раздался приятной симфонией.

— Я ждала тебя.

— Я знаю. Я получил твое сообщение.

— Выпьем?

— Я не против.

Мы подошли к столу. На бутылке вина я увидел этикетку: «Каберне-совиньон 30-ти летней выдержки». Селин заметила мое удивление, когда разливала содержимое бутылки по бокалам.

— Не удивляйся. Знакомый контрабандист припас пару ящиков с этим вином и охотно поделился одной бутылкой со мной.

— Я думал, «Каберне-совиньон» больше не производят.

— Не могу сказать, откуда он его взял, но знаю точно, что после войны производство вина возобновилось. Я не была так удивлена, увидев ее, в отличие от тебя, — с ухмылкой произнесла она.

— Жаль, что повод не самый хороший.

— Помню, ты говорил, что любой плохой повод, по которому мы пьем, становится лучше в моей компании. Разве сейчас ты не рад просто выпить хорошего дорогого вина со старой подругой?

— Старой я бы тебя не назвал. И да, я рад.

Мы пригубили вина. Его терпкость осушила рот. На столе была тарелка с поджаренной свининой и базиликом. Она пришлась кстати.

— Рассказывай все поподробнее. Что с андроидом?

— Все довольно сложно. «Гекса» скрывает, что беглец не так прост, как кажется. В его конструкции предусмотрены возможности для модификации. И эти моды могут быть военными. К тому же, андроид имеет продвинутую симуляцию человеческого поведения и, вряд ли, это забито в него, чтобы сделать из него удобную прислугу. К такому же, он может действовать самостоятельно в рамках конкретных задач, но никто не решился мне сказать, в рамках каких именно задач. Сейчас андроид на Пустошах. Рано утром я отправлюсь за ним.

— В одиночку?

— В одиночку.

— Разве это не в интересах «Гексы» помочь тебе поймать андроида? — с тревогой в голосе произнесла Селин.

— Они дадут мне снаряжение и транспорт, но не более. Я слышал о некой договоренности между городами-полисами, запрещающей отправлять людей, машины, оборудование на Пустоши. Чтобы не создавать монополии на землю и преимущественного положения кого-то одного. «Гекса» точно не хочет прилюдно колонизировать Пустоши. По крайней мере, сейчас. Хоть у них и имеется транспорт без маячков-регистраторов, символики и всего остального. Но этот андроид необычный. Достаточно гибкий, чтобы превратить его в оружие. И, наделав их достаточное количество, можно будет перевернуть весь мир верх дном. Мало кто сможет остановить «Гексу». Он — их залог победы. Поэтому он важен для них, но договоренность не позволяет действовать открыто.

— Но в чем смысл? «Гекса», как и другие, давно сидят на Пустошах. Им не нужен предлог.

— Им нужен предлог, чтобы официально объявить территории вокруг Города своими и не дать конкурентам занять их. Если они решаться самовольно занять земли, это будет расцениваться как акт агрессии, — мы замолчали. Каждый ненадолго погрузился в свои мысли.

— И что дальше? — обеспокоенно спросила Селин.

— В смысле?

— Ты отправишься в одиночку за опасной игрушкой корпорации на еще более опасную территорию. А дальше что будешь делать, если найдешь его?

— Что ж… Я не знаю. За долгое время, я не могу придумать план действий. Пожалуй, попробую поговорить с ним. Убедить его. Возможно, перепрограммировать, но это вряд ли. Точно, придется импровизировать.

— Я полечу с тобой, — отрезала она, посмотрев на меня с нескрываемой опаской.

— Нет, исключено. Ты останешься здесь. Ты мне нужна именно здесь, не на Пустошах. Тобой я рисковать не могу.

— А собой можешь? Только потому, что ты умеешь стрелять? Оставишь меня одну, а если не вернешься… Черт! Я даже не знаю, что будет, если ты не вернешься!

— Здесь ты будешь в безопасности.

— Это эгоистично, Крис. Мы многое пережили вместе. А теперь ты считаешь меня маленькой девчонкой, за которой нужен присмотр.

— Я не это имел в виду.

— Тогда что? — я не решался сказать. Просто сидел и смотрел в ее глаза, которые ожидали откровенного, честного ответа.

— Ты мне дорога. Я не могу себе позволить рисковать тобой. К тому же, все может пройти достаточно гладко. Может мы излишне драматизируем, — говоря эти слова, я не верил в них, но надеялся, что она примет такой ответ.

— Не смей там умирать, Крис, — я почувствовал в ее голосе боль и приобнял ее.

С печальной темы мы перешли на более приемлемые. Еще пару часов обсуждали все, что приходило в голову. Это был оживленный диалог, но похожий на барахтанье утопленника перед смертью. Мы стремились поговорить обо всем, а получалось, что говорим ни о чем существенном. Уже утром я отправлюсь к «Гексе» за транспортом и еще через некоторое время окажусь в одном из опаснейших мест на планете. Это подстегивало на разговор. Вероятно, последний разговор. Я ощущал скорбь, смешанную с радостью. Позднее она вновь предлагала составить мне компанию, но ставить ее в такую опасность я не имел права. Защитить от Пустоши в одиночку возможно лишь в теории, но, как это принято, теория не способна подготовить к практике настолько, чтобы обеспечить выживание. Опыт главенствует в этом мире. В какой-то момент, сидя напротив друг друга, мы начали чувствовать позыв стать еще ближе. Сон настиг нас только в середине ночи после выпуска бурлящих чувств в очень простую форму прикосновений и следующих за ними нежностью и удовольствием.

Утром я уже не был уверен в незыблемости правила «жизни в одиночестве», в особенности от того, что через несколько часов, именно Селин останется в моем разуме как предсмертное несбывшееся желание. Мои руки были связаны контрактом с «Гексагон» и сбежать я не мог. Попрощавшись с Селин, я сел в аэромобиль и направился за обещанной помощью. На подъеме с тротуара я обернулся назад и увидел ее с тревожным выражением лица. Теперь в моей голове крутилась только одна мысль: «Я должен вернуться живым».