Портрет Дориана Грея [англ. и рус. параллельные тексты]

Любовь важнее денег.

"Mr. Isaacs has advanced us fifty pounds to pay off our debts, and to get a proper outfit for James.

-- Мистер Айзекс дал нам вперед пятьдесят фунтов, чтобы мы могли уплатить долги и как следует снарядить в дорогу Джеймса.

You must not forget that, Sibyl.

Не забывай этого, Сибила.

Fifty pounds is a very large sum.

Пятьдесят фунтов -- большие деньги.

Mr. Isaacs has been most considerate."

Мистер Айзекс к нам очень внимателен...

"He is not a gentleman, mother, and I hate the way he talks to me," said the girl, rising to her feet, and going over to the window.

-- Но он не джентльмен, мама! И мне противна его манера разговаривать со мной, -- сказала девушка, вставая и подходя к окну.

"I don't know how we could manage without him," answered the elder woman, querulously.

-- Не знаю, что бы мы стали делать, если бы не он, -- ворчливо возразила мать.

Sibyl Vane tossed her head and laughed.

Сибила откинула голову и рассмеялась.

"We don't want him any more, mother.

-- Он нам больше не нужен, мама.

Prince Charming rules life for us now."

Теперь нашей жизнью будет распоряжаться Прекрасный Принц.

Then she paused.

Она вдруг замолчала.

A rose shook in her blood, and shadowed her cheeks.

Кровь прилила к ее лицу, розовой тенью покрыла щеки.

Quick breath parted the petals of her lips.

От учащенного дыхания раскрылись лепестки губ.

They trembled.

Они трепетали.

Some southern wind of passion swept over her, and stirred the dainty folds of her dress.

Знойный ветер страсти налетел и, казалось, даже шевельнул мягкие складки платья.

"I love him," she said, simply.

-- Я люблю его, -- сказала Сибила просто.

"Foolish child! foolish child!" was the parrot-phrase flung in answer.

-- Глупышка! Ох, глупышка! -- как попугай твердила мать в ответ.

The waving of crooked, false-jewelled fingers gave grotesqueness to the words.

И движения ее скрюченных пальцев, унизанных дешевыми перстнями, придавали этим словам что-то жутконелепое.

The girl laughed again.

Девушка снова рассмеялась.

The joy of a caged bird was in her voice.

Радость плененной птицы звенела в ее смехе.

Her eyes caught the melody, and echoed it in radiance; then closed for a moment, as though to hide their secret.

Той же радостью сияли глаза, и Сибила на мгновение зажмурила их, словно желая скрыть свою тайну.

When they opened, the mist of a dream had passed across them.

Когда же она их снова открыла, они были затуманены мечтой.

Thin-lipped wisdom spoke at her from the worn chair, hinted at prudence, quoted from that book of cowardice whose author apes the name of common sense.

Узкогубая мудрость взывала к ней из обтрепанного кресла, проповедуя благоразумие и осторожность, приводя сентенции из книги трусости, выдающей себя за здравый смысл.

She did not listen.

Сибила не слушала.

She was free in her prison of passion.

Добровольная пленница Любви, она в эти минуты была не одна.

Her prince, Prince Charming, was with her.

Ее принц, Прекрасный Принц, был с нею.

She had called on Memory to remake him.

Она призвала Память, и Память воссоздала его образ.

She had sent her soul to search for him, and it had brought him back.

Она выслала душу свою па поиски, и та привела его.

His kiss burned again upon her mouth. Her eyelids were warm with his breath.

Его поцелуй еще пылал на ее губах, веки еще согревало его дыхание.

Then Wisdom altered its method and spoke of espial and discovery.

Мудрость между тем переменила тактику и заговорила о необходимости проверить, навести справки...

This young man might be rich.

Этот молодой человек, должно быть, богат.

If so, marriage should be thought of.

Если так, надо подумать о браке...

Against the shell of her ear broke the waves of worldly cunning. The arrows of craft shot by her.

Но волны житейской хитрости разбивались об уши Сибилы, стрелы коварства летели мимо.

She saw the thin lips moving, and smiled.

Она видела только, как шевелятся узкие губы, и улыбалась.

Suddenly she felt the need to speak.

Вдруг она почувствовала потребность заговорить.

The wordy silence troubled her.

Насыщенное словами молчание тревожило ее.

"Mother, mother," she cried, "why does he love me so much?

-- Мама, мама, -- воскликнула она.-- За что он так любит меня?

I know why I love him. I love him because he is like what Love himself should be.

Я знаю, за что я полюбила его: он прекрасен, как сама Любовь.

But what does he see in me?

Но что он нашел во мне?

I am not worthy of him.

Ведь я его не стою...

And yet-why, I cannot tell-though I feel so much beneath him, I don't feel humble.

А всетаки, -- пе знаю отчего, -- хотя я совсем его недостойна, я ничуть не стыжусь этого.

I feel proud, terribly proud.

Я горда, ох, как горда своей любовью!

Mother, did you love my father as I love Prince Charming?"

Мама, ты моего отца тоже любила так, как я люблю Прекрасного Принца?

The elder woman grew pale beneath the coarse powder that daubed her cheeks, and her dry lips twitched with a spasm of pain.

Лицо старой женщины побледнело под толстым слоем дешевой пудры, сухие губы искривила судорожная гримаса боли.

Sibyl rushed to her, flung her arms round her neck, and kissed her.

Сибила подбежала к матери, обняла ее и поцеловала.

"Forgive me, mother.

-- Прости, мамочка!

I know it pains you to talk about our father.

Знаю, тебе больно вспоминать об отце.

But it only pains you because you loved him so much.

Это потому, что ты горячо его любила.

Don't look so sad.

Ну, не будь же так печальна!

I am as happy to-day as you were twenty years ago.

Сегодня я счастлива, как ты была двадцать лет назад.

Ah! let me be happy for ever!"

Ах, не мешай мне стать счастливой на всю жизнь!

"My child, you are far too young to think of falling in love.

-- Дитя мое, ты слишком молода, чтобы влюбляться.

Besides, what do you know of this young man?

И притом -- что тебе известно об этом молодом человеке?

You don't even know his name.

Ты даже имени его пе знаешь.

The whole thing is most inconvenient, and really, when James is going away to Australia, and I have so much to think of, I must say that you should have shown more consideration.

Все это в высшей степени неприлично. Право, в такое время, когда Джеймс уезжает от нас в Австралию и у меня столько забот, тебе следовало бы проявить больше чуткости...

However, as I said before, if he is rich...."

Впрочем, если окажется, что он богат...

"Ah! Mother, mother, let me be happy!"

-- Ах, мама, мама, не мешай моему счастью!

Mrs. Vane glanced at her, and with one of those false theatrical gestures that so often become a mode of second nature to a stage-player, clasped her in her arms.

Миссис Вэйн взглянула на дочь -- и заключила ее в объятия. Это был один из тех театральных жестов, которые у актеров часто становятся как бы "второй натурой".

At this moment the door opened, and a young lad with rough brown hair came into the room. He was thick-set of figure, and his hands and feet were large, and somewhat clumsy in movement.

В эту минуту дверь отворилась, и в комнату вошел коренастый, несколько неуклюжий юноша с взлохмаченными темными волосами и большими руками и ногами.

He was not so finely bred as his sister.

В нем не было и следа того тонкого изящества, которое отличало его сестру.

One would hardly have guessed the close relationship that existed between them.

Трудно было поверить, что они в таком близком родстве.

Mrs. Vane fixed her eyes on him, and intensified the smile.

Миссис Вэйн устремила глаза на сына, и улыбка ее стала шире.

She mentally elevated her son to the dignity of an audience. She felt sure that the tableau was interesting.

Сын в эту минуту заменял ей публику, и она чувствовала, что они с дочерью представляют интересное зрелище.

"You might keep some of your kisses for me, Sibyl, I think," said the lad, with a good-natured grumble.

-- Ты могла бы оставить и для меня несколько поцелуев, Сибила, -- сказал юноша с шутливым упреком.

"Ah! but you don't like being kissed, Jim," she cried. "You are a dreadful old bear." And she ran across the room and hugged him.

-- Да ты же не любишь целоваться, Джим, -отозвалась Сибила. Тыугрюмый старый медведь!Она подскочила к брату и обняла его.

James Vane looked into his sister's face with tenderness.

Джеймс Вэйн нежно заглянул ей в глаза.

"I want you to come out with me for a walk, Sibyl.

-- Пойдем погуляем напоследок, Сибила.

I don't suppose I shall ever see this horrid London again.

Наверное, я никогда больше не вернусь в этот противный Лондон.

I am sure I don't want to."

И вовсе не жалею об этом.

"My son, don't say such dreadful things," murmured Mrs. Vane, taking up a tawdry theatrical dress, with a sigh, and beginning to patch it.

-- Сын мой, не говори таких ужасных вещей! -пробормотала миссис Вэйн со вздохом и, достав какой-то мишурный театральный наряд, принялась .чинить его.

She felt a little disappointed that he had not joined the group. It would have increased the theatrical picturesqueness of the situation.

Она была несколько разочарована тем, что Джеймс не принял участия в трогательной сцеве, -- ведь эта сцена тогда была бы еще эффектнее.

"Why not, mother? I mean it."

-- А почему не говорить, раз это правда, мама?

"You pain me, my son.

-- Ты очень огорчаешь меня, Джеймс.

I trust you will return from Australia in a position of affluence.

Я надеюсь, что ты вернешься из Австралии состоятельным человеком.

I believe there is no society of any kind in the Colonies, nothing that I would call society; so when you have made your fortune you must come back and assert yourself in London."

В колониях не найдешь хорошего общества. Да, ничего похожего на приличное общество там и в помине нет... Так что, когда наживешь состояние, возвращайся па родину и устраивайся в Лондоне.

"Society!" muttered the lad. "I don't want to know anything about that.

-- "Хорошее общество", подумаешь! -- буркнул Джеймс.-- Очень оно мне нужно!

I should like to make some money to take you and Sibyl off the stage.

Мне бы только заработать денег, чтобы ты и Сибила могли уйти из театра.

I hate it."

Ненавижу я его!

"Oh, Jim!" said Sibyl, laughing, "how unkind of you! But are you really going for a walk with me?

-- Ах, Джеймс, какой же ты ворчун! -- со смехом сказала Сибила.-- Так ты вправду хочешь погулять со мной?

That will be nice!

Чудесно!

I was afraid you were going to say good-bye to some of your friends-to Tom Hardy, who gave you that hideous pipe, or Ned Langton, who makes fun of you for smoking it.

А я боялась, что ты уйдешь прощаться со своими товарищами, с Томом Харди, который подарил тебе эту безобразную трубку, или Недом Лэнгтоном, который насмехается над тобой, когда ты куришь.

It is very sweet of you to let me have your last afternoon.

Очень мило, что ты решил провести последний день со мной.

Where shall we go?

Куда же мы пойдем?

Let us go to the Park."

Давай сходим в Парк!

"I am too shabby," he answered, frowning. "Only swell people go to the Park."

-- Нет, я слишком плохо одет, -- возразил Джеймс, нахмурившись.-- В Парке гуляет только шикарная публика.

"Nonsense, Jim," she whispered, stroking the sleeve of his coat.

-- Глупости, Джим! -- шепнула Сибила, поглаживая рукав его потрепанного пальто.

He hesitated for a moment. "Very well," he said at last, "but don't be too long dressing."

-- Ну, ладно, -- сказал Джеймс после минутного колебания.-- Только ты одевайся поскорее.

She danced out of the door. One could hear her singing as she ran upstairs.

Сибила выпорхнула из комнаты, и слышно было, как она поет, взбегая по лестнице.

Her little feet pattered overhead.

Потом ее ножки затопотали где-то наверху.

He walked up and down the room two or three times.

Джеймс несколько раз прошелся из угла в угол.

Then he turned to the still figure in the chair.

Затем повернулся к неподвижной фигуре в кресле и спросил:

"Mother, are my things ready?" he asked.

-- Мама, у тебя все готово?

"Quite ready, James," she answered, keeping her eyes on her work.

-- Все готово, Джеймс, -- ответила она, не поднимая глаз от шитья.

For some months past she had felt ill at ease when she was alone with this rough, stern son of hers.

Последние месяцы миссис Вэйн бывало как-то не по себе, когда она оставалась наедине со своим суровым и грубоватым сыном.

Her shallow secret nature was troubled when their eyes met.

Ограниченная и скрытная женщина приходила в смятение, когда их глаза встречались.

She used to wonder if he suspected anything.

Часто задавала она себе вопрос, не подозревает ли сын что-нибудь .

The silence, for he made no other observation, became intolerable to her.

Джеймс не говорил больше ни слова, и это молчание стало ей невтерпеж.