Любовница Витгенштейна

Когда Фридрих Ницше был безумен, он однажды начал плакать, потому что кто-то хлестал лошадь.

И Джеки Робинсон — на какой же позиции он играл за Бруклин?

А еще Кэмпи — кого так звали?

На самом деле в жизни Ван Гога тоже были проститутки, хотя мне не известно о том, чтобы Гюстав Флобер писал Ван Гогу.

Я не хочу придавать особого значения этому вопросу о проститутках, между прочим, даже если иногда я, кажется, это делаю.

Некоторые темы просто всплывают, будучи связаны с обсуждаемым предметом.

Например, то, что я вспотела после ударов по теннисным мячам, вряд ли представляется связанным с темой Рихарда Штрауса, который лег в постель, чтобы умереть, хотя это оказалось связано с данной темой.

В самом деле даже столь тривиальная мелочь, как то, что Ги де Мопассан каждый день обедал на Эйфелевой башне, с большой долей вероятности связана с чем-то еще.

Даже если забыть, что я только что съела свой собственный обед или что Мопассан был даже более безумен, чем Ван Гог.

На самом деле я была бы почти готова держать пари, что каким-то образом Мопассан связан даже с футболкой с надписью «Савона», если бы у меня было желание разобраться в этом вопросе.

Я не могу себе представить, зачем кому-то захотелось бы разобраться в таком вопросе.

И вообще, я никогда толком не знала, что было такого в ношении этой футболки.

Хотя гребля Мопассана теперь снова в моей голове тоже.

Если бы я сохранила футболку, то, без сомнения, могла бы надевать ее, когда садилась на весла в своей собственной лодке.

Более того, жаль, что я не сохранила их все, ведь тогда я могла бы надевать новую футболку всякий раз, когда садилась на весла.

Что я нахожу интересным в этой идее, так это то, что спереди я бы всегда выглядела так, будто на мне одна и та же футболка.

Савона — так бы на ней всегда было написано.

От одного рукава до другого.

Однако, разумеется, цифры на спине каждой футболки были бы разными.

Так что, возможно, я даже могла бы менять их последовательно.

Хотя, пожалуй, я не учитываю проблему с размерами.

Ведь даже та, что я носила, уже была слишком велика, и, несомненно, многие другие были бы еще больше.

Однако никому не захочется вернуться в Савону, чтобы это проверить.

И, в любом случае, я практически никогда не носила футболку, сидя на веслах.

По правде сказать, вполне вероятно, что на мне совсем ничего не было в тот день, когда я играла в теннис.

Кстати, у меня все еще месячные.

Месячные — вот еще одна тема, которой я не хочу придавать большого значения.

В данном случае это просто то, что происходит.

Хотя вообще-то я потеряла счет дням и уже не знаю, как долго они идут.

Несомненно, я могла бы просмотреть то, что написала, и попытаться вычислить это. Но я вполне уверена, что отметила не все дни.

Иногда я их отмечаю, а иногда нет.

В последнее время я часто просто переставала печатать, а затем начинала снова, не указывая при этом, что уже наступило завтра.

Я также не упоминала о том, что выбросила сирень, а это случилось не позже, чем вчера.

И, без сомнения, если бы даже я просмотрела написанное, я бы все равно отвлеклась на другие вещи, о которых писала.

Более того, даже не возвращаясь к написанному, а просто думая об этом, я теперь вспоминаю, что проститутку, с которой когда-то жил Ван Гог, звали Син.

Что я, несомненно, вставила где-то выше, так это то, что раньше я очень много знала о разных художниках.

Ну, я много знала о разных художниках по той же причине, по которой, скажем, Менелай наверняка должен был много знать о Парисе.

Даже если я, кажется, пропустила Рогира ван дер Вейдена и Яна Стена.

Однако я почему-то также знаю, что у Баха было одиннадцать детей.

Или, возможно, их было двадцать.

Впрочем, возможно, что это у Вермеера было одиннадцать детей.

Хотя, не исключено, что я путаю, и Вермеер оставил всего двадцать картин.

Леонардо оставил еще меньше, вероятно только пятнадцать.

Все эти цифры могут оказаться неверными.

Пятнадцать картин — кажется, не очень-то много, особенно при том что некоторые из них даже не закончены.

Или разрушаются.

С другой стороны, это, пожалуй, довольно много для Леонардо.

На самом деле Вермеер оставил после себя сорок картин.

У Брамса вообще не было детей, хотя он был известен тем, что носил конфеты в кармане, чтобы угощать детей, когда посещал дома, в которых были дети.

И, по крайней мере, мы наконец ответили на вопрос о том, какую биографию Брамса я читала.

Конечно, в истории музыки, написанной для детей и напечатанной чрезвычайно крупным шрифтом, будет делаться упор на том факте, что кто-то, о ком написано в этой книге, был известен тем, что носил в кармане конфеты, чтобы угощать детей.

Даже если Брамс делал это не очень часто, в книге это наверняка бы особо подчеркивалось.

Более того, не исключено даже, что Брамс вообще никогда не носил в кармане конфеты для детей.

Очень возможно, что Брамс сделал это лишь однажды в жизни и вся легенда была основана на этом единственном случае.

Елена сбежала с любовником только один раз в своей жизни, но за три тысячи лет никто об этом не забыл.

Вот вам конфеты, дети, наверняка однажды сказал Брамс.

Брамс давал детям конфеты, написал кто-то.

Последнее утверждение ни в коей мере не является ложным. Ни в большей степени, чем утверждение о том, что Елена была изменницей.

Хотя, если уж на то пошло, кто возьмется спорить с тем, что Брамс, возможно, вовсе не любил детей?

Или даже ненавидел их до крайности?

На самом деле, возможно, единственная причина, по которой Брамс давал кому-то из них конфеты, хотя бы однажды, сводилась к желанию, чтобы они ушли.

Вообще-то у Леонардо тоже не было детей, хотя в его случае, по-видимому, о конфетах ничего не говорилось.

Тем не менее вот вам и классическая легенда.

Вот вам еще и решение вопроса о том, какую биографию Брамса я читала, ведь теперь я также вспомнила о романе, который, возможно, был у Брамса с Кларой Шуман.

Я говорю «возможно», так как похоже, что на этот вопрос тоже никто еще не ответил.

Тем не менее в истории музыки, написанной для детей, не могло быть и намека на это.

Несомненно, что Ван Гог хотел перевоспитать Син, когда предложил ей с ним жить.

Это было прежде, чем он отрезал себе ухо, я полагаю.

Часто, когда читаешь о Ван Гоге, создается впечатление, будто он первым поздоровался с Достоевским в Санкт-Петербурге.

На самом деле мне весьма приятно думать, что Брамс имел роман с Кларой Шуман.

Однажды, когда я была девочкой, я посмотрела фильм о венской музыке под названием «Любовная песня».

Все, что я могу вспомнить о фильме, так это то, что в нем все по очереди играли на пианино.

А также то, что Кэтрин Хепбёрн получила роль Клары Шуман.

Поэтому, возможно, идея о том, что Брамс имел роман с кем-то вроде Кэтрин Хепбёрн, мне кажется приятной.

Особенно если его роман с Жанной Авриль не продлился долго.

И даже если я понятия не имею, что из сказанного мной ранее напомнило мне о том, что Бах почти ослеп перед смертью.

Это случилось потому, что он слишком часто переписывал партитуры по ночам, если я правильно помню.

Гомер тоже был слеп, разумеется.

Хотя, возможно, так просто говорили, насчет Гомера.

Кажется, я уже упоминала, что тогда еще не изобрели карандашей.

То есть когда люди говорили, что Гомер слеп, это могло объясняться тем, что они не хотели говорить, что Гомер не умеет писать.

Эмили Бронте была еще одним человеком, не имевшим детей.

Ну, несомненно, было бы чрезвычайно интересно, если бы у Эмили Бронте были дети, ведь она, весьма вероятно, даже никогда не имела любовника.

Тем не менее мне, пожалуй, было бы трудно представить человека, от которого я бы больше предпочла происходить, чем от Эмили Бронте.

Не считая Сапфо, конечно же.

Ну, или Елены.

Честно говоря, однажды я, возможно, даже поверила, что я и есть Елена.

В Гиссарлыке — вот где это случилось. Я глядела на равнины, которые когда-то были Троей, и представляла себе, что греческие корабли все еще стоят там.

Или что даже можно увидеть вечерние костры, горящие вдоль берега.

Ну, поверить в это было бы вполне безобидным.

Даже хотя сама Троя была разочаровывающе крохотной. Практически как заурядный городской квартал высотой всего в несколько этажей.

Хотя теперь я вспоминаю, что в доме Уильяма Шекспира в Стратфорде-на-Эйвоне тоже все было поразительно крохотным. Как будто там жили лишь воображаемые люди.

Или, может быть, дело в самом прошлом, которое всегда оказывается меньше, чем представлялось.

Мне бы хотелось, чтобы это последнее предложение имело хоть какой-то смысл, ведь оно определенно едва не впечатлило меня на мгновение.

Между прочим, в «Илиаде» все равно довольно много печали.

Ну, все эти смерти. Сколько их там, увязших в смертях и утратах.

Но опять же, все это было так давно и навсегда минуло.

На пути к очередным своим завоеваниям Александр Македонский однажды остановился у самой Трои, чтобы возложить венок на могилу Ахиллеса.

Та старая война казалась намного ближе к той эпохе, чем к современности, разумеется.

Тем не менее даже ко времени Александра прошла уже почти тысяча лет.

Я почти не могу этого себе представить, если подумать.

Юлий Цезарь тоже возложил венок к могиле Ахиллеса. Хотя это случилось всего лишь лет через триста после Александра.

Когда я говорю «всего лишь», я, наверное, имею в виду, что это почти так же близко, как, например, Шекспир и наши дни.

В коем случае я, бесспорно, совсем потеряла нить той мысли, которую пыталась сформулировать.

Бертран Рассел родился за пятнадцать лет до Руперта Брука и был жив еще пятьдесят с лишним лет после смерти Брука на Скиросе, если это с чем-либо связано.

Кстати, если я раньше не упоминала о том, что бывала в Стратфорде-на-Эйвоне, то лишь потому, что я полагаю само собой разумеющимся, что каждый, кто едет в Лондон, рано или поздно отправляется в Стратфорд-на-Эйвоне.

Лондон и Стратфорд-на-Эйвоне всегда остаются равноудаленными друг от друга, между прочим.

Как бы ни считали люди, написавшие инструкцию на японском о расположении колонок проигрывателя.

А между тем я, похоже, пропустила еще один день, не написав о нем.

На самом деле я вообще не сидела здесь вчера.

По какой-то причине что мне хотелось делать вчера, так это демонтировать.

Хотя затем я отправилась прокатиться в пикапе аж до самой свалки отходов.

Шины на пикапе немного сдулись.

Я говорила, что иногда по утрам, когда листья влажные от росы, некоторые из них похожи на драгоценные камни, там, где в них блестят ранние солнечные лучи?

Это то, что у меня случается вместо розовоперстой зари, быть может.

Возможно, что о свалке отходов я тоже никогда раньше не упоминала.

Однако для упоминания о ней едва ли были причины, ведь она не представляет собой ничего особенного, будучи просто дырой в земле.

Это совершенно огромная дыра, но все же.

Нужно ехать по знаку, чтобы попасть туда.

К свалке отходов — написано на знаке.