Дождь: Рассказы китайских писателей 20 – 30-х годов

ГОРЬКИЙ РИС

— Пора начинать занятия. Где же ваш учитель?…

Школьное помещение из двух комнат покосилось от времени и чем-то напоминало горбуна. У входа — размытая дождем дорога, ведущая на деревенский базар и к заливным полям у реки. Середина осени. В мутном синеватом небе проплывают облака, похожие на рыбью чешую. Лучи утреннего солнца легли на листья ивы, и от этого они кажутся нежно-зелеными, как весной. Легкие колоски риса колышутся на ветру, по рисовым полям пробегают волны. А там, еще дальше, широким Кольцом деревню опоясывает роща, живописная и тихая. Откуда-то издалека доносится лай собак. Вот уж поистине поэтическая пора и поэтический уголок!

Но, к сожалению, люди, живущие здесь, отнюдь не поэты. Страх, невообразимый страх сковал сердца семерых ребятишек, сидящих в классе: с наступлением осени вода в реке поднялась так высоко, что стояла вровень с полями. Рисовые колоски едва выглядывали из воды. Матери и отцы ходили печальные, то и дело тяжело вздыхая: «Голодная смерть пришла к нам!»

Несмышленые детишки говорили:

— У нас рис растет, зачем же умирать?

— Разве вы не видите, — отвечали им родители, — рис затопило, и ни одно зерно не созреет.

— Не надо было в прошлом году продавать так много зерна, теперь пригодилось бы, — говорили дети.

— Кто же хотел продавать! Да что вы понимаете!

— Мы не пойдем в школу. Целыми днями будем крутить водяное колесо и откачаем воду, — обещали ребята.

— Куда же ее откачивать? Ведь она вровень с полями! — объясняли родители.

И дети начинали понимать, что знаний у них меньше, чем у родителей. Голодная смерть становилась реальностью. «Смерть — ото, наверное, то же, что сон, — думали они, — сплошная темнота. Если она накроет тебя, ты не сможешь ни есть, ни играть, ни двигаться, словно тебя связали по рукам и ногам, а когда развяжут — неизвестно». Такие мысли повергали их в ужас, так как никто из них не мог постичь, что же представляет собой эта таинственная смерть и почему она непременно должна прийти. И дети утратили свою обычную живость: им уже неинтересно было бегать взапуски, в их криках не слышалось обычного веселья. Смирно сидели они в классе и вполголоса боязливо рассказывали друг другу о том, как ловили сверчков.

В комнате слева стояла кровать, у изголовья — непокрытый стол. В углу у очага громоздились дрова, котлы, кувшины и другая хозяйственная утварь. Все это тонуло во мраке, и очертания предметов были едва различимы. Только из небольшого отверстия в стене в комнату врывался сноп солнечного света, освещая неровный глиняный пол. Тонкая дощатая перегородка делила комнату на две половины, в каждой было распахнуто окно, но правая казалась более светлой. На деревянной перегородке висела покосившаяся черная доска. В комнате кое-как были расставлены дюжина ученических парт со скамьями и большой прямоугольный стол.

Дети сидели на скамьях и, прислонившись друг к дружке, делились впечатлениями о том, как ловили сверчков. Сначала они говорили шепотом, но потом, забыв про все на свете, заговорили громче, а один мальчуган хлопнул по столу и закричал:

— А какой сверчок мне попался у маисового стебля! Я живо его поймал… Он победил троих противников и… [76]

В это мгновение в дверях около доски показался человек. Дети, все как один, уставились на него, а мальчик — тот, что рассказывал о сверчках, — сразу замолчал. Дети уже кое-что знали об этом человеке, хотя и очень мало.

«Это очень почтенный господин, — говорили их родители, — он ходит в ямэнь [77] и часто беседует с уездными чиновниками. Ваш учитель у него в подчинении и даже побаивается его». Вот то немногое, что было известно ученикам. Но они не испугались господина, несмотря на его внушительный вид.

Господин же, войдя в класс, вдруг нахмурил брови и стал внимательно осматриваться; вид у него был негодующий. Он презрительно фыркнул и обратился к ученикам с вопросом. С этого и начинается рассказ.

Учитель нес в одной руке корзинку из бамбуковой лучины, наполненную редькой, бобовым сыром, бутылками с маслом и другими продуктами, в другой — соленую рыбину, длиной около семи цуней [78]. Учитель быстро шел мимо прибрежных полей, затопленных водой. Его изможденное лицо покраснело до самой шеи, блуждающий взгляд был устремлен на дорогу; дышал он тяжело и прерывисто. Он уже слышал новость. Какая-то женщина, встретив его по пути, сказала: «Приехал ваш начальник, я только что видела, как он прошел в школу. Его лодка стоит за восточной изгородью». Весть о приезде начальника настолько встревожила учителя, что он почувствовал, будто тело его свело судорогой, а из головы все вылетело. Учитель почти бежал со своей ношей. Глаза его были устремлены вперед, чуть не выскакивая из орбит, словно не желая повиноваться своему хозяину.

Нелегко было добиться места в школе. Лишь после убедительной рекомендации знакомого шэньши удалось записаться на прием к члену комитета по просвещению. У, так звали учителя, надеялся получить новую должность и с нетерпением ждал приятной вести. До этого он держал в деревне харчевню, и доход его за сезон составлял около пяти тысяч цяней [79]. Но торговые расчеты оказались ему не по плечу, и У чувствовал, что должен пойти по иному пути. Не удивительно поэтому, что, когда этот путь перед ним открылся, он стал с нетерпением ждать вестей! Ждал целый год, даже во сне не переставал мечтать о новой должности. Наконец он получил письмо от члена комитета по просвещению. Тот приглашал его домой для личной беседы — видно, рекомендация возымела действие. У несколько раз перечитывал письмо; дело, казалось, шло на лад, и все же на душе у него было тревожно. Дважды встреча с членом комитета не состоялась. Лишь на третий раз он добился наконец аудиенции. Будущий учитель робко сидел в гостиной на самом краешке стула, наклонившись вперед и стараясь сохранить равновесие. В глазах у него было темно, он смотрел в пол и, казалось, не видел ни гостиной, ни хозяина, беседующего с ним. Член комитета по просвещению в одной рубашке полулежал в плетеном кресле и, облокотившись рукой на подушку, искоса поглядывал на просителя. Внезапно член комитета почувствовал пренебрежение к господину У, неизвестно почему тот вызвал у него антипатию. С равнодушным видом член комитета процедил сквозь зубы:

— Учить детей дело нелегкое.

Капли пота выступили на лбу у посетителя, ему стало не по себе. Он подумал, что преподавание и впрямь дело нелегкое, и с дрожью в голосе ответил:

— Так точно…

— Во второй сельской школе нет учителя. Возьму вас, пожалуй. Но вы, кажется, не кончали педагогического училища?

— Н-н-ет. — Господин У сразу же раскаялся в своем признании, но вопрос был поставлен прямо, и ответить иначе было просто невозможно.

— Это осложняет дело! Там учатся дети крестьян, и учитель, не знающий методики преподавания, не сможет добиться хороших результатов.

В комнате воцарилась такая тишина, что господину У казалось, будто он слышит биение собственного сердца. С трудом переводя дыхание, он проговорил:

— Есть много книг по методике. Я куплю и прочитаю. Кроме того, надеюсь на ваши ценные указания.

— Ладно, в другой раз поговорим. — На этом член комитета закончил разговор.

Господин У вышел на улицу. Надежды его увяли, словно цветы, не успевшие распуститься, а отчаяние вновь увлекало на неясную и мрачную дорогу. Беспредельная тревога охватила У. Оставалось лишь вторично обратиться к знакомому шэньши. Его очередное письмо снова привело У в гостиную члена комитета по просвещению.

— Я было уже решил принять другого, окончившего педагогическое училище, — со строгим видом проговорил член комитета, — но благодаря вот этому рекомендательному письму назначаю на эту должность вас.

«Нет, нет, это не ошибка. Я ясно слышал, как он дал свое согласие», — подумал господин У. От волнения он даже не нашелся что ответить. Но его голова как-то сама собой низко склонилась.

— Порядок в нашем деле таков: не имеющие педагогического образования получают шесть юаней в месяц. Послезавтра можете приступить к работе.

Повторив несколько раз «слушаюсь», господин У удалился.

С этого момента началась его новая жизнь. Месяц спустя с учителем произошел курьезный случай. Он обратился к члену комитета с просьбой выдать жалованье, но тот вручил ему лишь три юаня, а оставшиеся три обещал отдать через десять дней. При этом член комитета заставил его расписаться в получении десяти юаней. «Может быть, господин начальник указал не ту цифру», — подумал учитель, но сознание собственного ничтожества и то обстоятельство, что жалованье было все-таки приличным, удержали его от вопроса. «У меня нет педагогического образования. А сколько людей с дипломами ходят без работы! Шесть юаней все же больше, чем я получал от харчевни». И, похоронив в глубине души свои сомнения, учитель вернулся домой с тремя юанями…

На вопрос члена комитета дети отвечали разноголосым хором:

— Учитель пошел на базар за соевым творогом и за луком. — Некоторые из них захихикали.

— Еще не вернулся? Это непорядок, — пробормотал про себя член комитета. Немного помедлив, он снова опросил: — И так каждый день?

— Да, каждый день так. Ему нужно есть, — ответил мальчуган с длинной косой.

— Иногда для него что-нибудь покупает моя мама, — добавил другой.

— Не верьте им, он только…

Бойкий мальчуган с серебряными колечками в ушах не успел договорить — в комнату влетел учитель. При виде члена комитета, стоявшего с гневным видом у доски, учитель опешил. Руки его были пусты: покупки он оставил, вероятно, за дверью. Качнувшись всем телом, учитель сложил руки и поздоровался с начальником, отвесив при этом низкий поклон.

Член комитета едва ответил на приветствие кивком головы и холодно заметил:

— Время занятий давно настало, а вас нет на место.

Учителю очень хотелось найти какой-нибудь вразумительный ответ, но где уж тут было придумывать? Заметив его робость, дети опять захихикали. Утаивать что-либо было бесполезно, и учитель сбивчиво рассказал правду:

— Я пошел на базар купить кое-что на обед и не заметил, что опаздываю.

— Купить на обед! — громко повторил член комитета. — Пора урок начинать, ученики ждут, а вы на базаре!

— Я больше не буду! — невольно вырвалось у учителя.

Снова раздался смех. Указывая пальцем на учителя, ребятишки шептали друг другу:

— Учитель больше не будет есть! Учитель не будет есть!

Член комитета был убежден, что господин У — плохой педагог. Чем больше он к нему присматривался, тем меньше он ему нравился. А все потому, что учитель не любит свою службу и не имеет должного рвения. Член комитета чуть не вспылил, но, вспомнив о цели своего визита, сдержался. Видимо, ему надоело стоять, он несколько раз дунул на стул, смахнул пыль, затем с достоинством поднял полу халата, чтобы не измять его, и степенно сел. Потом заговорил, слегка нахмурив брови:

— У вас в классе нет порядка, учеников и с десяток не наберется! Скоро сюда прибудет школьный инспектор из провинции. Если учеников не прибавится, он сделает вывод, что школа себя не оправдывает. Для поднятия престижа вам следует где-либо раздобыть учеников. Можно привести любых ребятишек, пусть только смирно сидят на уроке. Впрочем, это касается не меня, а вас, поэтому позаботьтесь.