Следы на песке

— Как здорово — я не думала, что ты придешь.

Элизабет радостно лепетала, глотая слова. На ней был мешковатый свитер и вельветовые брюки, похоже, те же самые, что и в прошлый раз. Люди, сидящие за ее столиком, были одеты примерно так же. Оливер, в своем смокинге, чувствовал себя несколько неловко.

— Извини за такой наряд. Я прямо из оперы.

— Бедняга. — Она скорчила гримасу. — Моя мама иногда берет меня с собой, но это скучно до зевоты. Давай я познакомлю тебя с остальными.

Она без остановки перечислила имена, которые Оливер тут же забыл. Глядя на людей, сидящих вокруг стола, он испытывал лишь презрение. Обтрепанные свитера, шарфы университетских цветов, значки с призывом запретить атомную бомбу. Такие серьезные. Такие скучные.

— Оливер будет участвовать в марше вместе с нами.

Бородатый мужчина бросил на него быстрый взгляд.

— Супер. Чем нас больше, тем веселее.

— Жанетта приезжает из Бретани, — сказал кто-то. — На ночном пароме, как и в прошлом году.

— А помнишь того парня, который приехал на велосипеде из Корнуолла? Он потом упал в обморок от истощения. Ему вызывали «скорую помощь».

— А я ехал на машине Джимми Партриджа. В Эндовере у нас сел аккумулятор, и пришлось ехать без остановки до самого Олдермастона.

— На эту Пасху будет самый грандиозный поход. Пусть политики призадумаются.

Оливер перестал слушать. Он не мог представить, что могло бы его так воодушевить. Ну, может быть, девушка, и то на время. Или новая машина. Но никак не смутная, аморфная, пустая идея.

Девушка с гитарой снова начала петь. Публика притихла. Мужчина, сидящий рядом с Оливером, негромко стучал по столу в ритм музыке. На Оливера накатила волна скуки, такая же отупляющая, как и в опере.

— Оливер? — Элизабет тронула его за локоть. — Ты как? У тебя такой скучающий вид.

Он моргнул.

— Пожалуй, я бы выпил чего-нибудь.

— Кофе? Молочный коктейль?

— Вообще-то, я имел в виду пиво или что-то в этом роде.

— О-о. — Она смутилась. — Боюсь, здесь не продают алкоголь. Можно принести свое вино, если заказываешь ужин, но…

— Ладно, это не важно.

— Если хочешь, мы можем пойти в другое место.

Оливер внимательно посмотрел на нее.

— А как же твои друзья? Тебе ведь надо было с ними о чем-то договориться?

— Все уже решено. Я сделаю транспаранты, а Брайан и Джеф узнают расписание нашего поезда. Вообще-то, я уже собиралась ехать домой, но не обязательно отправляться прямо сейчас.

— А Фейт тебя не потеряет? Уже почти полночь.

— Тетя Фейт уезжает на выходные в деревню, к дедушке. Я поеду к себе домой, в Уилтшир. Все равно материал для транспарантов у меня там. А ты не хочешь помочь? — неожиданно спросила она.

— В чем?

— Сделать транспаранты?

Оливер был озадачен.

— Но ведь ты собиралась в Уилтшир?

— Ты мог бы поехать со мной, на машине. — Она замолчала и опустила голову. Водопад темных волос скрыл глаза. — Нет. Конечно, нет. Что за глупая идея. У тебя наверняка масса важных дел.

Оливер не видел ее лица, но почувствовал, что она покраснела.

— Ты предлагаешь мне поехать с тобой в Уилтшир? — переспросил он.

— Извини. Ты, наверное, считаешь меня идиоткой. Тебя ведь родители ждут.

«Побег из Лондона, ночное путешествие на машине под звездным куполом — это захватывающее предложение», — промелькнуло у него в голове.

— Я могу позвонить им.

Он услышал удивленный и радостный возглас Элизабет.

— А твои родители не станут возражать, если ты привезешь кого-то домой?

— Их обоих нет дома.

Она начала рассказывать, куда уехали ее родители, но Оливер не слушал. Он всегда любил путешествия. Особенно неожиданные. Конечно, ему придется написать несколько лозунгов на транспарантах и сделать вид, что его интересует антиядерное движение, но восхитительное чувство свободы того стоит.

Вечеринка проходила в доме актрисы Клио Бетанкур на южном берегу реки. Зеркала на стенах, многочисленные портреты хозяйки. Фейт поймала свое отражение — шелковое платье оливкового цвета, собранные на макушке светлые волосы, ожерелье и серьги из черного янтаря, которые когда-то принадлежали Поппи.

Кто-то тронул ее за локоть, и голос над ухом произнес:

— Наша дорогая Клио, видимо, затевает какой-то грандиозный и дорогой проект. Сегодня здесь весь цвет общества.

Фейт повернулась и улыбнулась Пэдди Колдеру, бухгалтеру «Холли-Блю». Это был крупный коренастый мужчина с всклокоченными светлыми волосами и красноватым лицом. Его было легче представить работающим на стройке или в доках, чем за письменным столом.

— Рада видеть вас, Пэдди. — Она поцеловала его в щеку.

— Я нашел вам отличный дом, Фейт. — Пэдди постоянно пытался уговорить ее вложить сбережения в недвижимость. — Три этажа и подвал. Старинные двери и камин. И в таком районе, который скоро станет фешенебельным.

— Спасибо, Пэдди, но мне хорошо и там, где я живу.

Он залпом выпил рюмку шерри.

— Я уже говорил, что не стоит просто держать деньги в банке, Фейт. Это смешно.

— Почему? — Она решила поддразнить его. — А где мне тогда держать деньги? Под половицей?

— Вот упрямая женщина! — добродушно присвистнул он и взял себе еще шерри. — Вы же не бедны, Фейт, зачем вам жить, как цыганка? И потом, разумнее вложить деньги в недвижимость. Я давно это вам твержу.

— Мне нравится моя квартира. Я привыкла к ней, я люблю ее. Утром я просто спускаюсь по лестнице вниз и…

— Совсем не обязательно жить в том доме, который вы купите.

— Тогда какой в нем смысл?

— Делать деньги, дорогая моя, — терпеливо сказал Пэдди, — делать деньги. — Он достал из кармана блокнот и карандаш и начертил несколько линий. — Вот доход, который вы получаете, храня деньги в банке. А вот какую прибыль можно получить, вложив их в недвижимость.

Фейт никогда не понимала графиков. Работая в «Холли-Блю», она упорно трудилась, чтобы восполнить широкие пробелы в своем образовании, и теперь могла с легкостью складывать, вычитать, умножать и делить. Она понимала разницу между дебетом и кредитом, прибылью и товарооборотом. Нередко ей казалось, что ее жизнью управляют денежные потоки. Она заставила себя выучить все это ради «Холли-Блю». Но графики оставались для нее загадкой.

— Дело в том, Пэдди, что квартира над магазином нужна мне, потому что это удобно, а каждые выходные я езжу в Норфолк из-за папы. Было бы довольно расточительно разрываться между тремя домами. — Увидев разочарованное выражение его лица, она поспешно добавила: — Но я посмотрю дом, если хотите. Обещаю.

— Сегодня, после вечеринки?

Фейт растерянно моргнула.

— Ну, хорошо.

Пэдди схватил поднос у проходящей мимо официантки, но, посмотрев на слоеные пирожки, вздохнул:

— Опять волованы. Худшее, что можно придумать. Тесто рассыпается во рту, как труха, начинка непонятная.

Он запихнул в рот три маленьких пирожка и протянул поднос Фейт. Она покачала головой.

— Этот настойчивый покупатель… он больше не давал о себе знать? — спросил Пэдди, пережевывая крошки слоеного теста.

Фейт поморщилась. С начала года она получила несколько писем, все анонимные, в которых ее пытались принудить продать магазин. Тон писем был неприятным, даже слегка угрожающим.

— На днях пришло еще одно письмо, — призналась она.

— Вы обращались в полицию?

Она пожала плечами.

— Да, но они мне сказали, что пока ничего не могут сделать. Не за что зацепиться. Подписи нет, только лондонский почтовый штемпель. И потом, автор писем не причиняет мне вреда.

— Пока не причиняет, — сказал Пэдди. — Я не хочу заставлять вас волноваться, Фейт, но это место дорого стоит, я уже объяснял. Центр Лондона. От самого магазина, конечно, мало толку, но вместе с соседним пустырем…

— Я не буду продавать магазин, Пэдди. Меня не запугать.

— Конечно, нет. Но сейчас появились такие беспринципные дельцы. Я беспокоюсь, как вы там одна.

— Я привыкла жить одна, вы это знаете. И когда этот тип поймет, что ничего не добьется, он отстанет от меня. Я в этом не сомневаюсь. Вопрос исчерпан.

Пэдди вздохнул и спросил:

— Как там Кон?

Фейт улыбнулась.

— Кон бесконечно рада, что ушла на пенсию. Почти все время она занимается ткачеством. Делает прекрасные ткани. Правда, у нее развилась дальнозоркость, и ей трудно работать с тонкой пряжей. Это ее раздражает.

— А как ваш отец?

— Хорошо. Мы с ним скоро собираемся в отпуск. Запоздалый подарок ко дню рождения.

— Куда поедете? — поинтересовался Пэдди, стряхнув крошки со смокинга.

— Во Францию. Папа так давно не был во Франции. Я хочу, чтобы путешествие запомнилось, поэтому забронировала нам места в лучших отелях. — Она вспомнила о кипах туристических брошюр и транспортных расписаний, которые ей пришлось просмотреть. — Я хочу, чтобы ему было хорошо…

— Фейт, дорогая! — послышался громкий возглас. — Какое прелестное платье! Ты должна сделать для меня такое же!

— Клио. — Фейт обняла хозяйку дома.

— Только цвета липы, а не оливкового. Мой зеленый — это цвет липы.

Толпа гостей засосала Фейт, отделив от Пэдди. Они встретились спустя три часа, когда Фейт вышла из жаркого дома в холодную весеннюю ночь. Пэдди помог ей надеть пальто и поймал такси. Некоторое время они ехали молча. Потом он сказал:

— Мне кажется, вы замерзли. Дайте мне ваши руки.

Он сжал ее холодные пальцы между своими большими мясистыми ладонями. «Как начинка в сэндвиче», — подумала Фейт. Вскоре такси остановилось на незнакомой улице. Пэдди расплатился с водителем и вынул из кармана ключ.

— Этот дом пока не выставлен на продажу. Мой брат дал мне знать.

Брат Пэдди был агентом по продаже недвижимости. Весь прошлый год Пэдди возил Фейт смотреть бесчисленные дома, разбросанные по всему городу.

Он открыл дверь и включил свет. Они прошлись по комнатам.

— Фантастические карнизы… и посмотрите на паркет… массив березы… створчатые окна… выходят на юг… пять спален.

На верхнем этаже они остановились. Луна, обрамленная чердачным окном, бросала серебристые мазки на голые половицы.

— Я понимаю, что он немного запущен, но… Что вы скажете, Фейт?

— Очень милый дом, Пэдди. — Она попыталась придать этим словам хоть немного энтузиазма.

— Стоящее вложение денег.

— Но он слишком большой… пять спален… Зачем мне пять спален?

Он пожал плечами и отошел к окну. Пальцы теребили шнур фрамуги.

— Я думал, вы захотите иметь семью. Большинство женщин хотят этого.

— У меня есть Ральф, Элизабет, Николь и Дэвид, — беспечным тоном сказала Фейт. — А еще Кон и вы, Пэдди. Чем не семья?

— Но… дети. Как насчет детей?

— Мне тридцать восемь лет, Пэдди. Уже поздно думать об этом.

— Моей матери было сорок два, когда она родила меня. Я пытаюсь сказать вам, Фейт… — Он безнадежно вздохнул и покачал головой. — Я не умею говорить красиво.

Взяв его под руку, Фейт ласково проговорила:

— Ральф и «Холли-Блю» отнимают у меня столько сил и времени, что для остального ничего не остается. Не обижайтесь, Пэдди.

Но, вернувшись домой, она задумалась о том, были ли искренни ее слова. Почему она отвергла этот дом и самого Пэдди? Потому ли, что в ее насыщенной деловой жизни нет места для семьи? Или потому, что в глубине души она была уверена, что это не тот дом и не тот мужчина, которые ей нужны? Фейт долго лежала без сна, а когда наконец уснула, элегантная пышность особняка Пэдди смешалась в ее грезах с простотой заброшенного дома в Норфолке, где по углам висела паутина. Того самого дома, куда они когда-то давно приезжали вместе с Гаем и где на полу остались отпечатки их тел. Во сне Фейт пыталась сосчитать дома, где она жила. Начиная с младенческих лет, когда Ральф и Поппи бродили по миру, таща на буксире детей и Квартирантов, до квартиры над магазином, где она жила сейчас. Образы мелькали один за другим. Церковный колокол, неестественно громко и весело, звонил по ушедшим годам.