Сердце

XXX

При такой ходьбе от жары и усталости организм наш стал сдавать. У нас было такое чувство, будто бы наш дух переселился в чужое тело. Беседуя с К. так же, как и раньше, я чувствовал, что настроение моё не то, что прежде. Моя дружба к нему и неприязнь в то же время получили во время путешествия особенный характер. Мы оба под влиянием жары, моря, нашей ходьбы вступили в новые взаимоотношения, отличные от прежних. В это время мы были как два бродячих торговца, идущих по одной дороге. Сколько бы мы ни разговаривали, в отличие от своей обычной манеры мы не касались тех вопросов, что занимали наши головы.

В таком настроении мы дошли, наконец, до Тёси. За всю дорогу было только одно исключение, о котором я не могу забыть и теперь. Ещё до того, как расстаться с Босю, мы осматривали так называемую „бухту карпов“ в местности, именуемой Коминатэ. Уже прошло довольно много лет с тех пор, и интереса у меня к этому особенного нет, так что я хорошенько не помню... Словом, там, как кажется, находится селение, где родился святой Нитирэн. Существует предание, что в день его рождения два карпа выпрыгнули на скалу. С тех пор рыбаки в этом селении не ловят карпов, отчего их очень много в этой бухте. Мы наняли лодку и специально выехали смотреть этих карпов.

Я был весь занят разглядыванием воды и не мог насмотреться на красоту этих карпов, движущихся в воде и слегка подёрнутых лиловатым цветом. Однако К., повидимому, не интересовался этим так, как я. Его занимали не столько карпы, сколько сам Нитирэн: как раз в этом селении оказался храм, в честь рождения святого. Впрочем, это потому, что именно здесь тот родился. Это было великолепное здание, К. объявил, что пойдёт в этот храм и попробует повидаться с его настоятелем. Признаться, оба мы были весьма странно одеты. Особенно К., у которого ветер унёс в море фуражку, почему ему пришлось купить и надеть на голову простую тростниковую шляпу. Одежда у нас обоих была вся в грязи и пропитана потом. Я убеждал К. бросить это свидание с бонзой. Но тот был упрям и не хотел меня слушать.

— Если не хочешь, я один здесь его подожду, — сказал он. Делать было нечего, и я вместе с ним дошёл до переднего помещения храма, думая в душе, что нам обязательно откажут. Однако бонза, против ожидания, оказался очень любезным и, приказав ввести нас в великолепную просторную комнату, сейчас же вышел к нам сам.

В те времена мои мысли были совсем иные, чем у К., отчего я и не особенно вслушивался в его разговор с монахом. К. как будто всё время расспрашивал про св. Нитирэна. Я хорошо помню то недовольное выражение лица, которое было у К., неискусного в иероглифической каллиграфии, когда монах рассказал, что св. Нитирэн так хорошо владел скорописью, что его прозвали „Нитирэн скорописец“. К., по-видимому, хотелось слышать о Нитирэне что-либо более существенное. Удовлетворил ли монах К. или нет — не знаю, только когда мы вышли за ограду храма, К. всё время мне говорил про Нитирэна. Мне было жарко, я устал, и мне было не до этого, так что я отделывался краткими репликами. В конце концов и это стало меня затруднять, и я замолчал совсем.

Это было несомненно, вечером следующего дня. Добравшись до гостиницы, мы поужинали и готовились уже итти спать, как вдруг у нас возник разговор по сложному вопросу. К. не примирился с тем, что я не обращал вчера внимания на то, что он говорил мне о св. Нитирэне.

— Тот, в ком нет возвышенных духовных стремлений, — глупец! — заявил он, как будто делая мне выговор за легкомыслие.

В моей душе витал образ девушки, и я не мог принять его, граничащие с презрением, слова так, со смехом. Я начал оправдываться.