Когара

Харрис вскочила на ноги; прежде, чем кинуться по улице с воплями из серии: «Помогите, насилуют-убивают!», решила посмотреть в лицо подсевшего человека.

— Не думал, что ты ещё будешь тут сидеть, — протянул гонщик, имя которого Агата так и не узнала.

В первые секунды девушка не поверила глазам, ушам и остальным органам чувств. Подумала, что у неё глюки, но когда азиат склонил перед ней голову в шуточном поклоне, отмела эти мысли в сторону.

— Ты, что, специально сюда пришел? — нахмурилась, как от недовольства, хотя пыталась так скрыть сдавивший диафрагму страх. Всё-таки, разговаривать ночью с незнакомцем, да ещё и посреди пустой улицы, когда даже на помощь позвать некого было, как минимум… непривычно.

— Нет. Я просто тут живу.

— Где «тут»? На скамейке? — попыталась сострить, но собственная усмешка вышла кривой. Одетый в стритрейсерский костюм гонщик на её слова даже не отреагировал, а только указал подбородком на одну из множества многоэтажек.

— Во-он там.

— Да ну, — оскалилась девушка, не переставая стоять на ногах. Агата чувствовала, как напряглись икроножные мышцы — примерно как перед сдачей норматива по бегу. — Какое забавное «совпадение».

Парень внезапно закатил глаза жестом человека, уставшего спорить. Он размял круговым движением шею и протянул:

— Девочка, у тебя такими темпами разовьется мания преследования.

От услышанного Харрис вдруг густо зарделась; слова гонщика попали точным выстрелом в самую уязвимую — на тот момент — часть Агаты. Действительно, инстинкт самосохранения от пережитых нервов перерос в какое-то подобие фобии. И это было просто… глупо.

«Если бы хотел причинить вред, то сделал бы это, да?» — спросила она у себя. Не нашла ответа, поэтому продолжила рассуждать. «Кто ему ночью, среди пустой улицы-то помешает?»

— Тебе бы выпить, — кинул он, поднимаясь на ноги и поправляя штанины комбинезона. Агата почти попятилась назад, но в последний миг дала себе указ не шевелиться и встретила взгляд азиата. — И забыть этот день. Ближайший бар, кстати, в этом доме.

Он некоторое время стоял, глядя на девушку, словно ожидая её реакции на неозвученное, но понятное приглашение. Харрис остановилась, а вместе с Агатой замерло и сердце девушки; только вдохи и выдохи, выходящие изо рта в виде облачков пара, отличали девушку от статуи.

А потом гонщик развернулся и пошел прямо через магистраль, по которой ближе к утру будут проноситься с машины. От этой картины что-то внутри дрогнуло, как от удара хлыста, и Агата вдруг поняла, что у неё были считанные секунды, чтобы сказать ему хоть слово.

В ушах, подобно тиканью бомбы, застучала кровь. Харрис сжала зубы и, прикрыв глаза, спросила:

— Как тебя зовут?

Подошва его ботинок перестала стучать по спящему шоссе. «Остановился» — кивнула блондинка и, закусив внутреннюю сторону щеки, посмотрела на парня. Он кинул на неё заинтересованный взгляд через плечо, чуть наклонил голову, когда ответил:

— Сэм. Сэм Макото, — Агата кивнула и полушепотом повторила его имя себе под нос, словно пыталась распробовать то на вкус. Гонщик резво развернулся на пятках и, вскинув бровь, спросил: — А тебе-то что?

«Сама не знаю» — мысленно рыкнула Харрис, но на деле лишь посильнее скрестила руки на груди и сделала пару шагов навстречу Сэму.

— Пойдешь в полицию, сольешь меня? Что я участвую в гонках?

— Нет, — мотнула головой, и на лицо упала прядь. — Просто пить в обществе незнакомого человека как-то стрёмно.

***

— …И тогда тетя мне и заявляет, мол: «Агата, леди не говорят джентльменам, что у них пахнет изо рта!», — прохохотала Харрис. От воспоминаний безмятежного прошлого едва не текли слезы, а сама девушка чуть удержалась, чтобы не ударить кулаком по столу. — А я ещё минут пятнадцать на балконе стояла и воздухом дышала, чтобы в себя прийти!

В поздний час в том баре они с Сэмом были, наверно, самыми громкими посетителями. На них оборачивались немногочисленные люди, недовольно хмурились, но за разговором Макото и Харрис почти не обращали на них внимания. Разговор, завязавшийся ещё по пути в паб, шел сам собой, и им даже не приходилось стараться, чтобы найти новую тему для обсуждения.

— Бедняга, — усмехнулся Сэм и отпил из своего стакана. Агата уже не помнила, что он себе заказал, но пахло от него виски. Точнее, его разбодяженной версией; ей страшно было представить, чем алкоголь размешивали в такой дыре, но махнула на это рукой и, поправив пальчиками осевшую под глазами тушь, закончила рассказ:

— Тогда я решила, что на следующих приемах потребую, чтобы на шведском столе не было блюд с чесночным соусом. Это ведь просто издевательство над людьми!

— Чесночный соус был придуман злым гением, — с уверенностью учёного произнес Сэм. От услышанного в черепной коробке Агаты что-то переклинило, и она медленно повернулась к Макото лицом. Щёки и шея были красными ни то от выпитого, ни то от света неоновой вывески, висящей на соседней стене.

— Потому что есть вещи из разряда: «настолько хорошо, что даже плохо». Чесночный соус как раз к таким и относится.

— А, — мотнула головой Харрис, немного повела носом и потом произнесла: — Не-ет, скорее наоборот. Не «хорошо, что плохо», а «плохо, что хорошо». Ну, этот соус действительно же ужасен! — фыркнула, и Макото чуть усмехнулся, снова сделал глоток разбавленного алкоголя. — Так же ужасен, как джинсы-клёш и розы.

Краем глаза она заметила, как парень замер, так и не поставив на поверхность стола стакан. По всей видимости, теперь пришел его черед удивлённо хмуриться и сводить брови на переносице.

— Так, — неопределенно протянул гонщик. Всё-таки облокотившись локтями о стол, он наклонился чуть вперёд и заглянул в лицо Агаты. Ей вдруг стало невыносимо смешно, и девушка едва слышно хихикнула себе под нос. — С джинсами ещё могу согласиться. Но что не так с розами?

— Терпеть их не могу, — она сморщилась, словно прямо под носом оказались нелюбимые цветы. — Они красивые, вкусно пахнут, ассоциируются с любовью, но в то же время из них сделали настоящий символ. Даже культ. То есть, говоря про букет цветов для девушки, все сразу представляют розы. Словно других растений не существует.

— А ты какие цветы любишь?

Агата задумчиво посмотрела на вывеску, не поднимая головы. Та резала глаза красным светом, но Харрис почти не обращала на это внимания, представляя у себя в голове настоящую оранжерею.

— Я вообще не в восторге от цветов. Но, если выбирать, то, наверно, лилии. Или васильки, — Сэм усмехнулся. — Чего ты смеешься?

— Просто ты мне напоминаешь другой цветок, — он чуть склонил голову, и тогда волосы Макото упали с его лба на лоб Харрис. Не дождался резонного вопроса и произнес: — Белую хризантему.

Только тогда девушка всё-таки посмотрела на Сэма. Он оказался удивительно близко; Агата даже губ его не видела. Только глаза, и те Харрис почти не могла разглядеть. Перед взором бегали черно-белые мушки, погружающие пространство в полумрак, но были вызваны они долгим разглядыванием яркой вывески, алкоголем, — или чем-то другим?.. –девушка так и не поняла.

От собственных мыслей под горлом точно сжалась крепкая рука.

— Почему же? — спросила и не узнала своего голоса — каким низким он оказался. Стоило сглотнуть или хотя бы прокашляться, но Харрис вдруг побоялась даже взгляда от Макото отвести.

— Такая же хрупкая и нежная. Что, кажется, не так коснешься — и ты сломаешься. Но стебель у тебя прочнее, чем у гладиолуса. И под лепестками скрываются шипы, которым позавидует любая роза.

Она несмело, но заинтересованно приподняла взгляд. Слова Сэма, явно прослеживающаяся параллель между ней и цветком с белыми лепестками вынудили сердце чаще забиться от ребра. Словно оно вырваться наружу хотело, вот правда.

Макото наклонил чуть голову вбок и протянул:

— Видели всё на свете

Мои глаза — и вернулись

К вам, белые хризантемы…

Агата почувствовала горение собственных щек. Кровь, подгоняемая алкоголем, нагрелась и побежала по венам и артериям, стуча молоточком по вискам. Сэм опустил взгляд на её губы, и девушке вдруг стало душно.

Она вдохнула спёртый воздух паба. Её грудь потерлась о грудь Макото — они, оказывается, стали ещё ближе. Нервные окончания разом нагрелись и напряглись, словно выпустили в стороны кучи невидимых искр, которые Агата не видела, но хорошо — очень хорошо — чувствовала.

Харрис облизнула пересохшие губы и, усмехаясь себе под нос, с вызовом кинула:

— Что, Макото, не придумал ничего интереснее, чем прочитать мне хокку Иссё?

— А ты-то откуда его знаешь? — спросил чуть удивленно, но назад не подался. Дыхание Сэма коснулось уголка мокрых губ. Агату словно молнией прошило; реакция собственного тела была ей совершенно непонятна, но… неимоверно приятна.

— Соседка по общежитию увлекается историей Древнего Востока, — пояснила девушка, уже не до конца уверенная в «хобби» Мелани. — И читала хокку пару раз. И про хризантемы, и про цапель, и про опавший лист… Это ведь классика.

— Правда, Агата?

— Вроде, да.

Сэм посмотрел на неё с усмешкой, но удивительно доброй — точно был старым другом Агаты, знавшим её лучше любой живой души. Под этим взглядом плечи Харрис распрямились, а губы вдруг приоткрылись.

Какая-то её часть кричала, что она поступает до ужаса глупо, но, когда ладонь Макото упала на шею девушки, притягивая ближе, мысли о правильности собственного поступка вылетели из головы.

У неё внутренности сжались, отчего вздохнуть вдруг стало больно. Глаза прикрылись, и под веками заходили бело-черные тени. Сэм не опустил ладонь ниже, но пальцы его так осторожно изучали выемку на шее, что Агате бо́льшего захотелось. Чтобы сильнее сжал, чтобы второй рукой в волосы зарылся или по талии погладил.

Какой-то посетитель, сидящий неподалеку от них, многозначительно хмыкнул. Девушка едва не поддалась назад, но Макото, будто услышав её недавние мысли, коснулся второй ладонью талии, погладил кожу вдоль позвоночника.

И Харрис потеряла голову.

***

…Что там она говорила час-другой назад? «Это только сегодня?», да? Так и, получается, Агата себя даже не обманула; ведь сутки только начались, и у Харрис ещё есть больше двадцати часов. Это как своеобразный карт-бланш на всевозможные ошибки и глупости.

И жадный поцелуй с Сэмом Макото в его квартире как раз можно отнести к таким.

Только вот Агате стало всё равно. Эмоции спутались в единый клубок — сердце ныло, под ребрами было тесно от презрения от мыслей о произошедшем на гонках, а по вискам до сих пор молоточком стучал страх. Крепкое мужское тело, прижимающее к себе, и алкоголь, в свою очередь, только разволновали юную Харрис.

И в миг, когда Макото, не прерывая поцелуя, закрывал входную дверь, девушка чувствовала себя… естественно.

Ключи в скважине щёлкнули до упора. Сэм их, вроде, даже не убрал на тумбочку. Практически сразу он развернулся и подхватил Харрис под ягодицами, будто она ничего не весила. Поцелуй так и не прервал, отчего Агату знатно тряхануло — как током прошило. Девушка обхватила его руками, погладила ладонями по щекам, шее, бесстыдно забираясь пальцами под комбинезон. Мышцы под стритрейсерским костюмом были удивительно напряжены и горячи — по сравнению с её пальцами; по коже Макото прошлась первая, но как чувствовали оба, далеко не последняя волна мурашек.