Сборник Забытой Фантастики №3

ЧЕЛОВЕК В КОМНАТЕ

Эдвин Балмер

– Потрясающе, Трант.

– Больше, чем просто удивительно! Взгляните в лицо факту, доктор Рейланд, и это поразительно, невероятно, позорно, что после пяти тысяч лет цивилизации наши полицейские и судопроизводство не признают высокого уровня знаний людей более, чем первый фараон, правивший в Египте до строительства пирамид!

Молодой Лютер Трант нетерпеливо отодвинулся от стола, за которым Рейланд завтракал, и неловко закинул одну мускулистую ногу на другую. Неловко и с тем же мятежным нетерпением он запустил пальцы в свои густые рыжие волосы. Его странно разномастные глаза, один скорее серый, чем голубой, другой скорее голубой, чем серый, серьезно посмотрели на своего старшего товарища.

А под его правым глазом (более голубым) крошечное родимое пятно, обычно почти неразличимое, тускло светилось розовым в следствии его напряжения. На колене Трант держал "Чикаго Рекорд Геральд", и по мере того, как он продолжал, его палец скользил по абзацам.

– Послушайте! "В Джексон-парке найдено тело мужчины", шестеро подозреваемых, замеченных неподалеку от этого места, были арестованы. "Похищение или убийство Шлаака", трое мужчин арестованы за это с прошлой среды. "Процесс над Лоутоном продолжается", с вероятностью, что молодой Лоутон будет признан невиновным, восемнадцать месяцев он провел в заключении – восемнадцать месяцев неизгладимой связи с преступниками! И вот главное: "Шестнадцать человек задержаны по подозрению в соучастии в убийстве Бронсона, прокурора!" Вы когда-нибудь слышали о таком карнавале арестов? И добавьте к этому тот факт, что за девяносто три из каждых ста убийств никто никогда не наказывается!

Старый профессор терпеливо повернул свое румяное лицо, увенчанное лысым куполом черепа, к своему молодому собеседнику. В течение некоторого времени доктор Рейланд с тревогой отмечал растущее беспокойство своего блестящего, но вспыльчивого молодого помощника. Но пока он не отпустил его, доктор Рейланд намеревался удержать его в своей психологической лаборатории.

– Пять тысяч лет цивилизованности, – взорвался Трант, – и у нас все еще есть "третья степень"! Мы по-прежнему ставим подозреваемого лицом к лицу с его преступлением, надеясь, что он "покраснеет" или "побледнеет", "задохнется" или "заикнется". И если перед лицом этого грубого испытания мы обнаружим, что он подготовлен или закален настолько, что может предотвратить прилив крови к лицу или слишком заметный ее отлив, если он правильно надувает легкие и контролирует свой язык, когда говорит, мы готовы назвать его невиновным. Не так ли, сэр?

– Да, – терпеливо кивнул старик. – Боюсь, что это так. Что же делать, Трант?

– Что, доктор Рейланд? Почему, вы, я и каждый психолог в каждой психологической лаборатории в этой стране и за рубежом годами играли с ответом! В течение многих лет мы измеряли эффект каждой мысли, импульса и действия в человеческом существе. Ежедневно проводя простые лабораторные эксперименты, чтобы удивить нескольких пялящихся второкурсников, я доказывал то, что если применить их в судах и тюрьмах, можно окончательно доказать невиновность человека за пять минут или осудить его как преступника на основании его собственных неконтролируемых реакций. И даже больше того. Доктор Рейланд! Научите любого детектива тому, чему вы научили меня, и если у него будет хотя бы половина того упорства в поисках следов преступления на людях. что у него есть в отслеживании их следов на вещах, он может раскрыть половину дел, которыми заполнена полиция, за три дня.

– А вторую половину в течение недели, я полагаю, Трант? – порадовался пожилой мужчина энтузиазму собеседника.

– Доктор Рейланд, – ответил Трант более спокойно, – вы научили меня пользоваться кардиографом, с помощью которого можно прочесть влияние на сердце каждого действия и эиоции, как врач читает пульсовую карту своего пациента, пневмографом, который отслеживает мельчайшие показания дыхания; гальванометр, этот чудесный инструмент, который, хотя каждая черта и мускул человека бесстрастны, как смерть, выдаст его через потовые железы на ладонях. Вы научили меня, в ходе научного эксперимента, как человек, не заикающийся и не колеблющийся, и в совершенстве контролирующий свою речь и мимику, обязательно должен показать через свои мысленные ассоциации, о которых он не может знать, следы, которые любой важный поступок и каждое преступление должны оставить неизгладимый след в его разуме.

– Ассоциации? – доктор Рейланд прервал его в этот раз менее терпеливо. – Это всего лишь метод немецких врачей, метод Фрейда, который Юнг использовал в Цюрихе для диагностики причин подросткового безумия.

– Совершенно верно. – Трант проследил глазами за старым профессором, который встал и направился к окну. – Просто метод немецких врачей! Метод Фрейда и Юнга! Неужели вы думаете, что я, используя такой метод, не узнал бы восемнадцать месяцев назад, что Лоутон невиновен? Неужели вы думаете, что я не смог бы выделить среди этих шестнадцати человек убийцу Бронсона? Если когда-нибудь такая проблема возникнет у меня, мне не потребуется восемнадцать месяцев, чтобы решить ее. Я сделаю это меньше, чем за неделю.

Губы доктора Рейланда скривились от этого высокомерного утверждения.

– Здесь мы не сталкиваемся с подобными проблемами, Трант, – сказал он. Он посмотрел на тихую улицу университетского городка. – Самые большие вопросы, которые мы можем дать вам для решения, такие, как этот, – указал он, – Почему такая хрупкая девушка, как Маргарет Лори, выбегает из своей парадной двери чуть позже семи часов этим морозным утром без шляпы или куртки?

– И это тоже я мог бы решить, – ответил Трант. – Но в этом нет необходимост, так как она, похоже, приедет сюда и сама нам расскажет.

Что характерно – еще до того, как перестал звонить дверной звонок или слуга успел ответить, Трант открыл дверь. На лбу девушки, очень белом под массой темных волос, в ее широко раскрытых серых глазах, в напряженных линиях прямого рта и округлого подбородка он сразу же прочел нервозное беспокойство взвинченной женщины.

– Профессор Рейланд, – быстро спросила она, – вы знаете, где мой отец?

– Моя дорогая Маргарет, – старик взял ее за руку, которая сильно дрожала, – ты не должна так волноваться.

– Вы не знаете! – взволнованно воскликнула девушка. – Я вижу это по вашему лицу. Доктор Рейланд, отец не пришел домой прошлой ночью! Он не прислал ни слова.

Лицо Рейланда стало непроницаемым. Никто лучше него не знал, насколько велика была перемена в привычках доктора Лори, который подразумевал этот факт, поскольку этот человек был его самым близким другом. Двадцать лет доктор Лори был казначеем университета. За это время только трем событиям – его женитьбе, рождению дочери и смерти жены, было позволено нарушить суровую однообразность, в которую он превратил свою одинокую жизнь. Рейланд побледнел и притянул к себе дрожащую девушку.

– Когда вы видели его в последний раз, мисс Лори? – мягко спросил Трант.

– Доктор Рейланд, прошлой ночью он отправился в свой университетский офис на работу, – ответила она, как будто вопрос задал пожилой человек. – В воскресенье вечером. Это было очень необычно. Весь день он вел себя очень странно. Он выглядел таким усталым.

– Профессор Рейланд и я собираемся в кампус, – быстро заговорил Трант, когда девушка беспомощно замолчала. – Мы остановимся у его офиса. Харрисон может рассказать нам, что заставило его уйти. Нет и одного шанса из тысячи, мисс Лори, с ним что-то случилось.

– Трант прав, моя дорогая, – пришел в себя Рейланд. – Иди домой и не волнуйся.

Он натянул пальто.

Башенные часы Университетского зала только что пробили семь, и перед ними возвышалось само здание с пятьюдесятью окнами на востоке, мерцающими, как огромные глаза, в лучах раннего утреннего солнца. Только на трех из этих глаз веки были закрыты – ставни в кабинете казначея были закрыты. Трант не мог припомнить, чтобы когда-нибудь раньше видел закрытые ставни в Университетском холле. Они стояли открытыми до тех пор, пока многие петли не приржавели намертво. Он взглянул на доктора Рейланда, который вздрогнул, но снова чопорно выпрямился.

– Должно быть, произошла утечка газа, – прокомментировал Трант, принюхиваясь, когда они вошли в пустое здание. Но бледнолицый мужчина рядом с ним не обратил на это никакого внимания, когда они прошли вниз по коридору.

По обе стороны от них были двери с высокими фрамугами из матового стекла, и по мере того, как они приближались к двери кабинета доктора Лори, запах газа становился все сильнее. Доктор Рейланд неудачно попробовал открыть дверь, но Трант наклонился к замочной скважине и обнаружил, что она заткнута бумагой. Он ухватился за перекладину фрамуги, поставил ногу на ручку и, подтянувшись, оттолкнулся от фрамуги. Она сопротивлялась, но он выбил ее внутрь, и, когда ее стеклянные панели со звоном упали, пары осветительного газа вырвались наружу и вызвали удушье.

– Нога! – крикнул он своему дрожащему товарищу, вглядываясь в затемненную комнату. – Кто-то в гостиной!

Спрыгнув вниз, он тщетно навалился на дверь своим сильным плечом. Рейланд поспешил в читальную комнату через коридор и вытащил оттуда тяжелый стол. Вдвоем они ударили его углом по замку, он сломался, и, когда дверь снова повернулась на петлях, пары газа хлынули наружу, удушая их и выгоняя обратно. Опустив голову, Трант ворвался внутрь, распахнул одно за другим три окна и выбил ставни. Он запрыгнул на стол с плоской столешницей под газовыми светильниками в центре комнаты и выключил четыре форсунки, из которых лился газ. Метнувшись через холл, он открыл окна комнаты напротив.

Тут же сильный утренний ветерок пронесся по зданию, очищая газ перед ним. От сквозняка распахнулись двери. Осторожно, в тот момент, когда доктор Рейланд со слезами на глазах стоял на коленях у тела друга всей его жизни, Трант поднял с металлического подноса на столе множество обугленных бумажек, которые разлетелись по комнате, по полу и мебели, даже по кушетка, на которой лежала неподвижная фигура с осунувшимся белым лицом.

Рейланд встал и коснулся руки своего старого друга, его голос дрогнул.

– Он мертв уже несколько часов. О, Лори!

Через открытые окна открывался вид на дюжину читальных залов и лабораторий. Огромные здания, такие тихие сейчас, через несколько мгновений будут отзываться эхом от шагов сотен студентов.

Когда двое мужчин стояли рядом с мертвым телом того, в чьем ведении находились все финансы этого великого учреждения, их глаза встретились, и в глазах Транта был безмолвный вопрос. То краснея, то бледнея, Рейланд ответил на это:

– Нет, Трант, за этой смертью ничего не кроется. Было ли это намеренно или случайно, но ни секрет, ни позор не подтолкнули его к этому. Это я знаю.

В странных разномастных глазах молодого человека вспыхнули вопросами.

– Мы должны позвать президента Джослина, – сказал он.

Пока он разговаривал по телефону, доктор Рейланд смел осколки стекла с подоконника и закрыл дверь и окна.