Люди-боги

* * *

Сначала он был потрясен, потом пришел в восторг. Он поддерживал тесный контакт с Дандональдом, и мир Ворнов, зеленая звезда, бухта с черными стенами — все просто исчезло. Мгновение тьмы, подобное морганию века, и они прошли сквозь Конскую Голову, а потом скользнули над ней, как ласточки, чьи крылья опирались на мощь миллионов солнц, сиявших по краям великой тьмы.

Такого не могло произойти с ним. Он был Марком Харлоу, он был человеком Земли, а не скоплением электронов, несущихся быстрее мысли в магнитных потоках бесконечности. Но всё же оно произошло, и он всё летел и летел.

Со скоростью, сравнимой со скоростью света, они двое пронеслись мимо разноцветных искр, которые, как он знал, были звездами, а затем перед ними возникло шаровое скопление, по форме напоминающее пчелиный рой, только все пчелы были солнцами. Рой вращался, сверкая великолепными огнями в черноте космоса, перемещаясь все дальше и дальше в своего рода грандиозном и величавом танце, в то время как в рамках этого более масштабного движения составлявшие его солнца создавали свои собственные сложные узоры. Цефеиды то разгорались, то затухали, живя своей собственной напряженной внутренней жизнью, непостижимой для понимания.

— Его здесь нет, — сказал Дандональд и помчался дальше.

— Откуда ты знаешь?

— Открой свой разум. Распахни его пошире. Чувствуй им.

Они погрузились в скопление. Магнито-гравитационные приливы, возможно, способные разорвать корабль на части, лишь возбуждали Харлоу. Сияние солнечного роя было подобно громовому раскату, подавляло, ошеломляло, восхищало. Он странным образом ощущал, как меняются и преображаются цвета. Белое, золотое, синее, алое, зеленое — сверкание космической призмы, где каждая грань была солнцем. Прошло время, и они снова оказались во внешней тьме, а звёздное скопление угасало позади них, как лампа.

Впереди была завеса золотого огня, перекрывавшая половину Вселенной.

— Другое скопление находится за туманностью, — подумал Дандональд. — Пойдём…

Войти в Конскую Голову было все равно что нырнуть в твердую базальтовую скалу. Это было похоже на погружение в печь, в живое пламя. И то и другое было иллюзией. Огни этой яркой туманности был таким же холодным, как и пыльная чернота тьмы. Но они были бесконечно прекраснее. Более рассеянные газообразные облака полыхали светом плененных ими солнц, а не гасили их. Харлоу мчался с Дандональдом вдоль золотых рек, над огненными водопадами высотой в миллион миль, сквозь кольца и шлейфы, сквозь огромные неподвижные озера света, в которых звезды светились, как фосфоресцирующие рыбки.

Затем снова наступила тьма, и в ней росло еще одно скопление, еще один звездный улей, испещренный болезненным сиянием Цефеид. Дандональд испустил безмолвный крик, и внезапно появилась ответная мысль, третий разум в этой необъятности космоса и звезд.

— Кто зовет?

Они последовали за этим мысленным голосом, устремляясь стрелой к бледной звезде, которая пульсировала, как сердце умирающего человека. И в угрюмом сиянии его короны они встретили крошечную вспышку сияния, подобную им самим, крошечную живую звезду — одного из древних Ворнов.

— Кто пришёл? — спросил он. — Кто мешает мне работать?

Харлоу почувствовал сильное раздражение в этом странном уме, слишком возвышенном и отрешённом для гнева. Он молчал, пока Дандональд объяснял, и разум Ворна сохранял эту отстранённость, эту возвышенную отрешенность, и Харлоу начал понимать, что человечество и муравьиные дела людей остались слишком далеко позади, чтобы этот человек теперь заботился о том, что происходит со всеми, кто носит бренную, привязанную к планете плоть.

Он не удивился, когда Ворн ответил Дандональду:

— Меня это не касается.

У Харлоу вырвалась мысль:

— Но Конвертер! Вы никогда не сможете вернуться…

Ворн мгновение рассматривал его с некоторым любопытством.

— Вы совсем новички. Вы оба. Побродите по звездам тысячу лет, а потом скажите мне, что эти вещи имеют значение. А теперь идите — оставьте меня заниматься моими делами.

Дандональд устало сказал Харлоу:

— Я же говорил тебе, что им все равно.

— Но они должны…, - сказал Харлоу. — Послушай, — мысленно крикнул он Ворну, который уже удалялся над тусклым светом цефеиды. — Послушай, ты думаешь об этом, обо всей огромной вселенной, как о своей стране. Что ж, это больше не будет твоей страной, если эти люди получат контроль над Конвертором. Ты упрекаешь нас в том, что мы беспокоим тебя. Нас всего двое. Со временем миллионы пройдут через Конвертор. Ворны больше не будут одинокими и уникальными. Где тогда будет твое одиночество и твой покой?

Ворн колебался.

— Миллионы? — повторил он.

— Ты лучше меня должен знать, сколько обитаемых миров в этой галактике. И ты должен помнить, как люди боятся смерти и всячески пытаются обмануть ее. Обещание физического бессмертия привлечет целые народы к Конвертору. Ты же понимаешь, что это так и будет.

— Да, — сказал Ворн. — Я помню. Я знаю.

— Значит, ты поможешь нам? Ты приведешь нас к другим представителям твоего рода?

Ворн застыл, как показалось Харлоу, на целую тревожную вечность, бледные огни обвивались вокруг него, его разум был закрыт так, что ни Харлоу, ни Дандональд не могли его прочесть.

Затем Ворн сказал:

— Идём.

Он взвился и помчался прочь от скопления, Харлоу последовал за Дандональдом, а звездный поток Млечного Пути пронесся мимо, как дым, и исчез, и осталась чернота, как ночь перед сотворением мира, и пустота, которую разум не в силах познать.

Постепенно, по мере того как его новые, неиспытанные чувства приспосабливались, Харлоу начал различать маленькие яркие точки, плавающие в черном ничто, и он понял, что это галактики. Такие маленькие, думал он, такие далекие друг от друга, эти блуждающие компании звезд, собравшиеся вместе, словно пилигримы, отправляющиеся в свое грандиозное путешествие. То тут, то там, казалось, несколько галактик объединились в скопление, путешествуя все вместе от темного начала к еще более темному концу, но даже они выглядели потерянными и одинокими, их сонмы ярких спутников были одиночными искорками в этой невероятной необъятности, подобны блесткам, тонким слоем разбросанным по черной мантии.

Мысленный голос Ворна донесся до него, дрожащий от жажды и возбуждения.

— За все это время мы так и не достигли конца…

Руки обезьяны, подумал Харлоу, и глаза человека. Им всегда было и будет мало, и это хорошо. Он смотрел на далекие галактики с той же жаждой и возбуждением, которые испытывал Ворн. Для чего нужен человек, для чего нужен разум, если не для того, чтобы учиться? Видеть, знать, исследовать, бороздить просторы мироздания до самых крайних пределов, постоянно учась, пока вы и Вселенная не соберетесь вместе и не найдете окончательный ответ на величайшую тайну из всех.

Неудивительно, что Ворн не был заинтересован в возвращении. С некоторым потрясением Харлоу осознал, что и сам стремительно теряет голову.

Дандональд рассмеялся тихим смехом разума, пронизанным грустью.

— Крепко держись за свою цель, Харлоу. Иначе мы тоже станем Ворнами.