Антология советского детектива 48. Компиляция. Книги 1-12

IX

Двое суток объезжал Акрамов свой участок. Юсуф показывал чудеса езды на мотоцикле. Он даже свозил Захида в зону альпийских лугов. Травы там еще едва прикрывали землю, но уже стоял над землей пьянящий их аромат.

— А что же будет, когда все расцветет? — сказал Захид, жадно, полной грудью вдыхая благоухающий воздух.

— Люди тут обходятся без водки, экономят. Надышатся — и хмельные, — рассмеялся Юсуф.

Лейтенант предупредил дежурного райотдела, что о его местопребывании будет известно секретарю Совета. Однако ж ни из одного отделения он не мог сообщить, где именно находится. Оказалось, что рации, на которые он понадеялся, ни в одном отделении не работали.

— Рации только во время окотной кампании действуют, — сказал Юсуф. — В это время из облсвязи приезжают специалисты...

И вот они возвращаются домой. Еще не совсем рассвело, только лента Большого тракта, на который они, наконец, выбрались, блестела впереди. По обе стороны дороги катились адыры, в лицо дул холодный ветер. Мотоцикл мчался на предельной скорости, потому что дорога еще «не проснулась», встречный транспорт появлялся совсем редко. Той жуткой тряски, что пришлось испытать на крутых тропах, не было, и Захид, прикрыв глаза, подводил мысленно итоги всему увиденному. Особенно ему запомнилось время, проведенное на джайляу Шермата-ата. Запомнилось потому, что поразил его там один факт.

Джайляу напоминало половину громадного конуса. Вроде бы разрезали этот конус надвое по вертикали и одну часть вдавили в грудь горы. С боков джайляу окаймляли пологие холмы, а там, где оно суживалось, белела юрта чабана. От очага тянулся сизый дымок, а чуть пониже, как небрежно брошенная старая шина, лежал круг кутана — загона для овец.

Два волкодава с обрубленными хвостами и ушами встретили мотоцикл громким лаем. Они готовы были броситься на седоков, но Джавлиев, чуть приглушив мотор, прикрикнул:

— Алапар, пошел вон!

Белый пес с крупными черными пятнами на спине перестал лаять и, зайдя слева, побежал рядом с мотоциклом, почти касаясь головой колена Юсуфа. Замолчал и второй пес.

— Смотри-ка ты, узнали, — сказал Захид.

— Мне ведь тут приходится часто бывать. Привыкли.

— Как будущему родственнику?

— Как члену парткома, — улыбнулся Юсуф.

У юрты, опершись на посох, стоял коренастый старик, накинув на плечи чекмень — халат из груботканой шерсти. Посох в его руках блестел, как лакированный. Когда подъехали к самой юрте, Захид увидел женщину, сидевшую на корточках у очага, а со стороны кутана шел долговязый парень с палкой за плечами. Юсуф остановил мотоцикл почти рядом со стариком.

— Ассалом алейкум, ата, — поздоровался Захид, подойдя поближе.

— Ваалейкум ассалом, — ответил чабан, пожав руку лейтенанту так, что тот чуть не вскрикнул от боли.

— Это наш новый участковый, — представил Юсуф Захида, — товарищ Акрамов Захид. О-о, и Бодом-хола еще тут, на джайляу!

— Жена чабана, где ж ей быть! Прошу! — старик откинул дверку юрты и жестом, приложив руку к груди, пригласил Захида.

Чабан пропустил в юрту сначала Захида, затем Юсуфа, а сам остался, чтобы отдать кое-какие распоряжения.

В юрте было просторно, на полу лежала кошма — на ней расстелены курпачи[23]. У стены, что напротив двери, на ящиках из-под чая высилась гора сложенных одеял и ватных подушек. Справа от входа, на полу, стоял большой казан. Из мешочка, подвешенного к одной из стоек юрты, торчали ложки и ножи. На другой стойке висел бурдюк с кислым молоком.

— Вы располагайтесь, Захид Акрамович, — сказал Юсуф, — я сейчас. — Он вышел из юрты.

Захид разулся и прошел на курпачу, лег, облокотившись на подушку. Появилась жена чабана, она чем-то неуловимым напоминала председателя сельсовета Хадичу-апа. Захид поднялся с курпачи.

— Отдыхайте, отдыхайте, — замахала на него руками хола, — я на минуту зашла, только взять супру. Мужчины принялись разделывать тушу барана, мясо некуда складывать.

— Барана? А почему именно сейчас они его разделывают?! — удивился Захид.

— Так принято у нас. Гости в такое время года не так уж часты. Весной — это да, комиссия за комиссией жалует на джайляу, думаешь — уж скорее бы закончился окот. Тогда устаешь от гостей, а сейчас... гость в дом — радость в дом.

Хола взяла супру — скатерть из сыромятной кожи — и вышла.

Захид снова прилег, взял в руки свежий номер «Гулистана», что лежал на кошме возле ящика, и начал листать.

— Не скучаете, товарищ Акрамов? — спросил чабан, войдя в юрту.

— Да нет, журнал вот свежий смотрю.

Чабан скинул с плеча чекмень, сел на другую курпачу, поджав под себя ноги. Захид залюбовался стариком. Глаза — живые, острые. Носит ата пышные усы, густые брови делают его лицо строгим. Голова гладко выбрита, в широкой, как лопата, бороде блестят редкие седые нити. Но что особенно бросается в глаза, так это его руки — большие, сильные, натруженные, точно у кузнеца.

— Сколько же вам лет, Шермат-ата? — спросил Захид, отложив журнал.

— В позапрошлом году той справлял, значит, нынче уже шестьдесят пять.

— И всю жизнь чабаном?

— С тринадцати лет. Начинал с чулика[24]. Три года был перерыв, на войну уходил.

— И хола всегда с вами?

— А куда ей деваться? Раньше бывало уедет в кишлак рожать, а как ребенку исполнится месяц-полтора, снова возвращается. Теперь дети выросли, внуки пошли, так что самым любимым ребенком у нее остался я.

«Да разве дашь такому палвану[25] шестьдесят пять, — подумал Захид, — самое большое — пятьдесят с лишним. А силен, как буйвол, руку сжал — до сих пор болит».

— Куда же Джавлиев ушел? — спросил он.

— Сыну помогает. Пусть тренируется, а то числится зоотехником, а с какой стороны к овце подойти, не знает. В этом доме он не гость.

— Слышал я, — сказал Захид, желая польстить чабану.

В юрту вошли сын чабана и Юсуф с блестящими от жира руками. Захид стал рассматривать Раима. Он был молод, худощав. Брови, как у отца, густые, ершистые, на губах — пушок.

— Я пойду, ата, — сказал Раим, немного посидев с гостями, — отара далеко ушла.

— Иди, сынок...

Захид и Юсуф пробыли у старика часа три. Чабан, пока не накормил тандыр-гуштом, не отпустил гостей. Выходя из юрты, Захид увидел голову только что забитой овцы. В ее ушах тускло поблескивала бирка — такими обычно клеймят совхозных овец. «Неужели для нас ата прирезал совхозную овцу», — подумал Акрамов, и эта мысль неприятно поразила его. Казалось, и сам он стал соучастником преступления. Он был здесь новичком, да к тому же гостем, и потому не знал, как теперь поступить!

— Много овец в отаре, ата? — спросил Захид, увидев рассыпавшихся на джайляу животных.

— Полтысячи овец да триста ягнят.

— А я подумал, что больше тысячи, — сказал Захид.

— Добра без счета не бывает, — неопределенно ответил старик, нахмурившись. Он повернулся к Юсуфу и, видимо, желая перевести разговор на другое, сказал: — Посмотрел бы мой мотоцикл, что-то уж очень шуметь стал.

— В другой раз, ата, — ответил Юсуф, — нам с товарищем Акрамовым ехать пора.

— Ну, ладно, — согласился старик. — В следующий так в следующий.

— У него и мотоцикл есть? — спросил Захид Джавлиева, когда они, попрощавшись с гостеприимным хозяином, отъехали от юрты.

— Мотоцикл?! — усмехнулся Юсуф. — У него две «Волги». На старой сын — председатель рабкоопа — ездит, а на «ГАЗ-24» — сам.

— Вот как! — удивленно воскликнул Захид.

— Старик, если захочет, может запросто собственный самолет купить. Только подскажите, где их продают.

— Он что, миллионер?

— Не миллионер, но и не бедняк. Богатство его некраденое, Захид Акрамович, руками его золотыми нажитое. Посчитайте сами — за каждые две сотни приплода ему дают девять штук ягнят как премию. Сорок-пятьдесят в год. И так лет десять подряд.

— Так у него же целая отара получается! — сказал Захид. — Если эту отару «обратить» в звонкую монету, пожалуй, еще три «Волги» можно купить.

— Не знаю, — ответил Юсуф, — я над этим не думал.

— Когда породнитесь с ним, — сказал Захид, — точно сыр в масле кататься будете.

— У старика не больно-то разгуляешься, — скряга! Чем богаче становится — тем жаднее. Даже дочь родная, Азада, и та заметила.

— Да, странное существо человек, — сказал Захид. — Чем больше ему дается, тем большего он требует. Жадность и алчность, между прочим, часто порождают преступления.

— Ну, старик не из таких, конечно. Прежде всего он работяга. Да и для гостя ничего не жалеет.

— Потому и заколол совхозную овцу?

— Схватил, видно, первую попавшуюся, Захид Акрамович. Не беспокойтесь, бирку он перевесит на свою. Сколько было ревизий, ни одна еще недостачу у него не находила.

— А личных его овец кто-нибудь считал?

— Сколько раз пытались внезапно явиться с такими проверками, ничего не выходило. В горах действует беспроволочный телефон. Чабаны тоже не дураки, собственные овцы пасутся там, где их и шайтан не отыщет. «Чаканы»[26] называются эти отары. И один аллах знает, кто их пасет, за какую цену.

Тракт стал оживать, то и дело попадались встречные машины. В том месте, где к тракту примыкал проселок, ведущий из седьмого отделения, на асфальте отпечатался пыльный след колес грузовика. И, судя по ширине оттиска протекторов, машина въехала на тракт тяжело груженной. Все это в долю секунды отметил про себя Захид.

— Нажмите на газ, Юсуфджан, — попросил он, — попытаемся догнать транспорт, что вышел недавно на дорогу.

— Шерсть уплывает? — сразу догадался тот.

— Я не знаю, что на машине везут, но причины для подозрения есть. Назову те, что видны даже непрофессионалу. Первое — ширина оттиска шин. Это говорит о том, что машина тяжелая. Второе — совхозные машины шли бы вниз по тракту, в сторону райцентра, а эта идет в «Чинар». Третье — для шоферов «Чинара» время слишком раннее, а эта спешит. Впрочем, все может оказаться и иначе.

— В нашем совхозе нет машин с таким рисунком шин.

— Вот видите, друг, — улыбнулся Захид, — оказывается, вы наблюдательный человек. Теперь слушайте дальше. У грузовика подшипники правого переднего колеса имеют люфт, шоферу за это дело полагается «строгач» и прокол в талоне.

— Ну, такие тонкости мне не по зубам, — сказал Юсуф.

— Эту неисправность может заметить любой опытный шофер, достаточно ему вглядеться в «восьмерку» на дороге...

Машину они догнали недалеко от кишлака. Это был, как и предполагал Захид, старенький грузовик, в кузове которого высились большие тюки, обернутые паласами, из-за заднего борта торчали спинки трех стульев, стойки от юрты. Все это в нескольких местах было перехвачено прочной бельевой веревкой.

— Ошиблись, Захид Акрамович. По-моему, кто-то из чабанов уезжает, — разочарованно сказал Юсуф.

— В кишлаке проверим. — А когда мотоцикл обогнал грузовик, Захид крикнул: — Не ошиблись. Пассажир в кабине не похож на чабана.

Остановились возле чинары и стали ждать грузовик... Вскоре он появился. Остановился сразу за чинарой. На площадке для стоянки машин. Из кабины вылез грузный смуглый мужчина с выпуклыми, как у рыбы, глазами и крупным носом на блестящем лице. Он, не дожидаясь, пока Захид подойдет, хрипло закричал: