Антология советского детектива 48. Компиляция. Книги 1-12

XVI

Двадцать пять лет для всякой здоровой и не обремененной чрезмерными заботами о семье женщины — пора расцвета, когда, как говорят в народе, в ее букете раскрываются все десять бутонов.

Сахро было двадцать пять. Избалованная с юных лет вниманием поклонников, она однако так и не узнала еще, что такое радость любви. С первым мужем ей пришлось пожить так недолго, что она не успела и осознать — счастлива ли. Как всем девушкам кишлака, ей с юных лет внушали, что, выйдя замуж, она должна будет жить интересами, заботами, потребностями мужа. И действительно, с первых же дней замужества Сахро всю свою молодую силу, весь жар души отдавала тому, чтобы муж чувствовал в доме уют, тепло, заботу. А он принимал это как должное. Старания жены не вызывали у него ни радости, ни желания как-то отблагодарить — так должно быть. Душа Сахро, жаждавшая любви, ласки, нежных, добрых чувств, не нашла отклика в душе мужа. И когда муж ушел, она не испытала потрясения. Не было настоящей любви, не о чем было и жалеть. И если прежде дом, семья для нее были главным, то теперь она вся отдалась работе. Дома Сахро была лишь женой, женщиной, призванной соблюдать интересы мужа, работа заставила взглянуть на себя иначе, она поняла, что может как-то самоутвердиться, может завоевать уважение и признание земляков. Когда вдовец-учитель сделал ей предложение, она растерялась — выйти замуж за старого человека, значит, навсегда проститься с мечтой о настоящей любви. Но, с другой стороны, Улаш-ака был добрым, честным человеком, он мог ей стать защитой и опорой. Сахро согласилась.

Но вот в кишлаке появился Захид, и Сахро, сама не осознавая почему, потянулась к нему. Была ли это любовь или только потребность в любви, она не могла объяснить себе.

Сахро понимала, что Захид, опасаясь сплетен и пересудов, уклоняется от встреч с нею, и однако встречи эти то и дело случались — то на планерках у директора совхоза, то на совещании у секретаря парткома. Сахро не скрывала, вернее, не могла скрыть своих чувств. Как-то так получалось, что она непременно оказывалась сидящей рядом с Захидом. Меньше всего в это время Сахро интересовало то, что говорилось на совещании, она то и дело задавала шепотом какие-нибудь вопросы Захиду и, ожидая ответа, глядела на него своими огромными черными глазами нежно и призывно. В такие минуты Захид смущался, часто отвечал невпопад. Что и говорить, ему нравилась красавица Сахро. Но смущало, а порой и просто отталкивало упорство, с каким эта женщина пыталась обратить на себя его внимание. Хорошо еще, что Ульмас-ака, Ярматов и другие товарищи делают вид, будто ничего не замечают, и не злословят по поводу столь откровенного поведения Сахро, хотя поводов было более чем достаточно.

Из-за нее Захид на время оставил мысль побывать на ферме. Лейтенант понимал, что обязан познакомиться с работниками фермы, но едва вспоминал о заведующей, как это желание пропадало.

Однако Захиду пришлось-таки побывать на ферме. Как-то Сахро пришла в сельсовет и, побывав у Маджида-тога, постучалась к Захиду.

— Ассалом алейкум, Захид-ака, — поздоровалась она громко, вероятно, чтобы услышал секретарь Совета, — оказалась вот в вашем здании и решила заглянуть. Можно? — Не ожидая приглашения, Сахро переступила порог. — Я по делу.

— Ваалейкум ассалом, — ответил Захид, — прошу, если по делу. — Захид придал голосу как можно большую деловитость. — Чем могу быть полезен?

— Хочу посоветоваться с вами. Знаете, у нас работает пастухом Джаббар-ака. Пьет он сильно, буянит дома. Жена его — одна из наших доярок. Жалуется на него, просит принять меры. Говорила я с ним, да все без толку. А теперь вот решили обсудить его поведение на собрании и хотим, чтобы вы приняли участие. Тогда разговор получится строгим.

— Когда собрание? — спросил лейтенант без особого интереса.

— Народ уже в сборе, ждем вас.

— Так быстро? — удивился Захид. Он нехотя поднялся. — Ну что ж, едемте.

Захид выкатил из подвала мотоцикл. Откинул с люльки чехол, пригласил ее.

— Садитесь, Сахрохон.

— А вы сплетен не боитесь, Захид-ака? — спросила она лукаво, поудобнее устраиваясь на сиденье.

— Каких сплетен?

— Кишлачных. Тут у нас народ... пальца в рот не клади! Хотите, я вам приятную новость скажу?

— Скажите, — Захид завел мотор.

— Женщина одна в вас влюблена. — Сахро не решилась сказать правду.

— Ну, и кто она?

— Догадайтесь...

— Не стоит на пустяки тратить время, — пробормотал Захид и включил скорость. Мотоцикл плавно тронулся с места. — Передайте, пожалуйста, этой женщине, что в меня влюбляться нельзя.

— Это почему же?

— Невеста есть.

— А если та женщина неотразимо хороша?

— Меня это не волнует.

— Ну, конечно, — с обидой произнесла Сахро, — вы человек интеллигентный, уважаете только скромненьких, вроде Азады. А эта скромненькая своего комсорга Юсуфа терпеть не может, однако ж, как только тот появляется на ферме, улыбочками его встречает. А по мне так — не нравится, ну и пусть идет на все четыре стороны.

Захид и сам не мог понять, почему вдруг от сообщения Сахро стало так радостно на душе. Значит, Азада не любит комсорга. Он улыбнулся, сказал весело:

— Эй, Сахрохон, видно, девушка не хочет обижать Юсуфа.

— А может, про запас держит? — съязвила Сахро. — Тихая вода быстрее утопит...

Они въехали во двор фермы. Ферма оказалась большой, ее длинные коровники, приземистые, как мазанки, стояли на берегу реки за поворотом.

— Поверните вон туда, — показала Сахро на отдельно стоящее белое здание, — там у нас контора и комната отдыха.

У здания толпились женщины в белых халатах, несколько молодых парней и мужчина средних лет. Захид остановил мотоцикл невдалеке от них и заглушил мотор.

— Товарища лейтенанта привезла, девчата, — крикнула Сахро и легко выпрыгнула из коляски, — пусть знает он, какие отсталые элементы еще живут в нашем «Чинаре».

Женщины расступились, пропуская Акрамова и Сахро в большую комнату, где в несколько рядов стояли стулья и стол, накрытый красной скатертью. «Заседание товарищеского суда, — подумал Захид. — Кстати, почему я до сих пор не поинтересовался товарищеским судом совхоза, дружинниками? Существуют ли они здесь?»

Он прошел в первый ряд и сел у окна, Сахро заняла место за столом, а работники фермы — в зале. Избрали президиум, как на настоящем собрании: женщины назвали Азаду и еще одну доярку. Сахро деловито, спокойно вела собрание, иногда бросала реплики, вызывающие улыбки доярок, и абсолютно не обращала внимание на гостя. Такой Захид ее видел впервые и был даже приятно удивлен. Но не знал он, что Сахро с трудом давалось это спокойствие. С преувеличенным вниманием слушая рассказ Саломат-апа о прегрешениях мужа, она думала о другом. Как больно ранили сегодня ее слова лейтенанта. Она почувствовала, что ее настойчивость противна Захиду, что он не проявляет к ней интереса совсем не из-за боязни сплетен и разговоров — Сахро ему не нравится, вот и все. В своем стремлении завоевать любовь Захида она переступила какую-то грань и тем самым оттолкнула его.

Захид тоже слушал рассказ доярки в пол-уха. Он смотрел все время в окно, где по двору, задрав хвосты, носились телята. Изредка бросал взгляды на Азаду, сидящую в президиуме, Азада писала протокол собрания. «Но почему все-таки он так обрадовался заявлению Сахро, что Азада равнодушна к комсоргу. Неужели он сам... На первый взгляд, она и в самом деле незаметна, не то, что Сахро, зато, когда приглядишься... хороша!»— отметил Захид про себя.

А Саломат-апа тем временем все говорила и говорила о том, как тяжело ей жить с непутевым мужем. Захид посмотрел на Джаббара-ака, понуро сидящего рядом с президиумом, — опухшее лицо, красный нос, обвислые, будто намокшие, усы.

— Сил моих нет, люди добрые, терпеть дальше это пьянство. Детей жалко. Помогите, прошу вас, — Саломат-апа приложила платок к глазам.

— Ну а вы что скажете, Джаббар-ака? — спросила Сахро.

Тот встал, но не поднимал головы. Молчал.

— И не стыдно вам, ака, стоять вот так среди женщин и мальчишек, ровесников ваших детей, а? Шестеро у вас растут, один другого лучше, жена работящая, все семейные заботы на свои плечи взвалила, да и зарабатывает больше вас! А где же ваше мужское самолюбие?

— Огород совсем запустил, — снова подала голос жена, — раньше хоть помидоры свои были, а нынче, наверное, на базаре будем покупать.

— Мало что пьянствуете, — сказала Сахро, — еще и ущерб семейному бюджету наносите. Нельзя ли, товарищ лейтенант, посадить его на пятнадцать суток за тот дебош, который он дома недавно устроил?! Пусть подумает на досуге.

— Если сейчас собрание решит, — ответил Захид, подмигнув Сахро, — посадим его года на два в тюрьму со строгим режимом.

— Ну как, товарищи, примем такое решение? — обратилась Сахро к женщинам.

Пастух, наконец, понял, что дело принимает серьезный оборот, и извиняющимся тоном попросил:

— Сахро-апа, женщины, простите меня. Даю слово мужчины — в рот больше не возьму эту гадость!

— А можно ли верить вам, Джаббар-ака?

— Можно, можно, — уже радостнее заговорил пастух, — а то позор-то какой по всему кишлаку, скажут — женщины в тюрьму упекли.

— А вы думали, у нас силенок не хватит?! Ошибаетесь, мы не позволим обижать жену и детей. Садитесь. А что вы скажете, женщины?

Сначала сдержанно, а потом все свободнее, стали выступать доярки. Поначалу ругали пастуха, затем перешли к собственным неурядицам.

— Ну все, товарищи женщины, — пообещал пастух, — я смотрю, уж лучше бросить пить, чем слушать такое!

— Ладно, подруги, — сказала Сахро, — на этот раз поверим Джаббару-ака, в протокол запишем ему выговор. Но если он слова своего не сдержит... не миновать ему нашего гнева.

После собрания Сахро предложила Захиду познакомиться с хозяйством.

Коровники были выбелены, но пока, как объяснила заведующая, не оборудованы. Сахро с увлечением рассказывала о фермах Прибалтики, делилась своей мечтой — здесь, у себя, сделать нечто подобное. Из коровника, что стоял на самом берегу дарьи, вышла Азада с полным ведром молока.

— Ее вы уже знаете, — как-то странно усмехнулась Сахро, — думаю, знакомить не надо.

— Не надо, — сказал Захид и, подойдя к девушке, поздоровался: — Ассалом алейкум, Азадахон! Как дела, сестренка?

— Ваалейкум, — ответила Азада и смутилась. — Дела идут хорошо.

— У отца на джайляу бываете?

— Редко, — ответила за нее Сахро, — но скоро Шермат-ака сам ближе к кишлаку переберется.

В это время раздался звонкий голос одной из доярок:

— Эгей, Сахро-апа, к телефону, директор совхоза требует.

— Сейчас, — недовольно произнесла Сахро и оставила их.

— Что же вы не отвечаете на вопрос, Азадахон, или всегда вот так полагаетесь на начальство?

— Она влюблена в вас, влюблена, — выпалила вдруг Азада и так зарделась, что и алый мак не смог бы с ней соперничать.

Захид внимательно посмотрел на девушку, покачал головой, и Азаде показалось — лейтенант осуждает ее за неожиданную выходку.

— У Сахро муж, ребенок. Скажите ей при случае, пусть лучше свою любовь расходует на них.

Азада просияла и с детской непосредственностью воскликнула: