Ангел в эфире

Главный удалился так же стремительно, как и появился. После его ухода атмосфера заметно разрядилась, сотрудники осмелились пошевелиться.

— Круто забирает! — прокомментировал сказанное голос позади Насти. Обернувшись, девушка увидела долговязого парня с длинными волосами, обсыпанными, как снежком, мелкой перхотью. Он сидел широко расставив ноги, обтянутые линялыми джинсами, а его зеленые, в наглую крапинку глаза насмешливо подмигнули красотке.

— Слушай, а я тебя знаю… — громко произнес парень, не смущаясь множеством любопытных ушей. — Ты участвовала в конкурсе… Ну и бодяга, скажи? Как они тебя засудили, а? Педерасты! Кстати, когда эта лабуда закончится, пошли в буфет обедать… Лады, сестренка?

Купившись на ласковое обращение «сестренка», Настя с улыбкой кивнула коллеге.

Вперед вышел суровый Гагузян, после ухода начальства мгновенно избавившийся от нежного выражения своей физиономии.

— Наша передача — утренняя, — начал он с расхристанным кавказским акцентом. — А утром что человеку нужно?

— Реклама! — нагло выкрикнул долговязый из-за Настиной спины.

Гагузян смешливо перекосил рот в знак того, что оценил удачную шутку.

— Утром зрителям нужно хорошее настроение! Никаких плохих новостей, сплошной позитив… Ведущий должен излучать оптимизм, корреспонденты должны излучать оптимизм, интервьюируемые должны излучать оптимизм. А чтобы все они излучали оптимизм, технический персонал тоже, кстати, должен его излучать. Кто с этим не согласен, тот будет уволен в три аккорда… Вопросы есть?

— Есть! — смело выкрикнул Ваня-ведущий, явно вообразивший себя первой скрипкой в «побудочном» оркестре. — В нашей стране порой случаются разного рода неприятности… Нам что, молчать о них?

— Хороший вопрос… — кивнул Гагузян. — Но и плохой тоже, кстати! Потому что ответ на него ты, Проценко, должен найти самостоятельно. Ну, я тебя слушаю… Если дашь неверный ответ, будешь уволен сию же секунду, так что не торопись, родной, подумай… Я жду!

Всем своим абрекски-хищным видом Гагузян показывал: шутки побоку. В комнате повисла удушливая и тягучая, как патока, тишина. Стало слышно, как неумолимо тикают чьи-то наручные часы.

Ваня, стиснув зубы, мертвенно поснежел лицом.

— Э-э-э… — замялся он, не зная, какого ответа от него ждут.

— Ведущий должен мгновенно реагировать на заданные вопросы. Особенно на каверзные! Особенно — телеведущий! Журналистская сметка, вот как это называется, — произнес Гагузян, уже набирая в грудь воздуха, чтобы гаркнуть бесповоротное и окончательное «Вон!».

— Я… я так полагаю, я считаю… — засипел Ваня, суетясь голосом и глазами. — С одной стороны… хотелось бы не сообщать плохие новости… с другой стороны, не сообщать их нельзя, поэтому… поэтому… поэтому их нужно сообщать! Но мягко, оптимистично, с доброй ул ыбкой…

Он прикрыл глаза, как куренок под ножом мясника, уже приставившего острое лезвие к нежной шейке. Главный «побудочник» расплылся в кривой, как турецкий ятаган, ухмылке.

— Да, верно… — кивнул он.

Проценко расслабленно опал на стуле, — гроза, метавшая в него почти физические молнии, прошла стороной.

— Значит, так..: — продолжал Гагузян. — О неприятных новостях сообщаем мягко, как будто вытираем попку младенцу. Кровуху не кажем, трупы прячем, мат микшируем… Каждую секунду помним, что нас смотрит вся семья, в том числе дети. Никакой порнухи, максимум — легкая эротика. Что касается «джинсы»…

Он обвел гранитным взглядом затаивших дыхание сотрудников.

— Как сказал уважаемый Игорь Ильич, никакой «джинсы», никогда, ни при каких обстоятельствах!

— Что касается «джинсы» — все ясно… А как насчет гонораров? — смело выкрикнул тот же дерзкий долговязый за Настиным плечом, очевидно ничего не боявшийся, никаких таких гроз и молний.

— Гонорар определяется личным вкладом каждого в рейтинг передачи. Нет рейтинга — нет гонорара… Подробнее об этом скажет Ольга Дмитриевна Макухина, которая заведует нашими финансами.

Великая по своей обширности грудь поднялась в воздух.

— Ребята, — проникновенно начала Макухина. — Все будет хорошо, ребята… Мы — один творческий коллектив, у нас одна цель: мы должны сделать лучшую утреннюю программу! И мы сделаем ее!

— Хайль «Побудка»! — Долговязый за спиной Насти не унимался.

— Будет хорошая передача — будет много рекламы, будут и гонорары… Я знаю, что все вы творческие личности. У вас амбиции, у вас собственная точка зрения, но не может быть иной точки зрения на деньги, кроме одной: чем больше денег, тем лучше. Я права?

Легкий гул подтвердил истинность ее слов.

— Поэтому я желаю отличной работы вам, ребята! А я, в свою очередь, постараюсь, чтобы вы финансово не скучали. Талантам надо помогать, бездарности пробьются сами… Мы вас здесь собрали именно потому, что вы — таланты!

Настя с надеждой приподняла голову, услышав теплые и человеческие слова в стенах, показавшихся ей бесприютно враждебными.

— А что касается «джинсы»… — построжела Макухи-на. — Если к вам вдруг начнут подкатывать с предложениями, ведите клиента ко мне — и я вас, ребята, не обижу… Все мы люди, все мы человеки…

Большая грудь опала, в воздухе зареяли слабые, как будто посмертные, с того света улыбки; кто-то отважился на смешок, кто-то решился вздохнуть.

Но Гагузяну не понравилась благодушная расслабленность аудитории.

— Может быть, вы все и творческие личности, как утверждает наша милейшая Ольга Дмитриевна, да только, господа, мне на это наложить с прибором… Вы — подручный материал, который нужен только для того, чтобы лучше продавать рекламу. Кто лучше продает рекламу, тот — супер! А свои творческие амбиции можете засунуть в одно место… Считайте, что вы горбатитесь на заводе по производству продукта, который называется «Побудка», а кто ‘считает, что пришел сюда творить или, к примеру, завоевывать звание лучшего журналиста, того милости просим на выход… Кто хочет найти здесь трибуну для пропаганды светлого, доброго, вечного, тот пусть немедленно сваливает. Кто думает, что к его мнению здесь станут прислушиваться, — аналогично… Наша цель — конечный высококлассный продукт! Он называется «Побудка», и ничего, кроме производства продукта, вы здесь не найдете. Точка.

Помолчав секундно, он вновь придал своему рту свирепую янычарскую форму.

— Поздравляю, ребята, с началом работы… Через неделю «Побудка» должна выйти в эфир. Уже запущены анонсы в СМИ… — А потом добавил почти тепло: — Поздравляю, ребята, вы попали в ад!

В останкинском буфете змеилась очередь, частью состоявшая из раздавленных только что отгремевшим совещанием «побудчиков».

Когда Настя уже приблизилась к стойке, перед ней вклинился тот самый отвязный тип, во время планерки подававший смелые реплики. Он упреждающе прорычал в ответ на возможные возражения очереди:

— Девушка мне занимала, разве не видно, что мы вместе… — Он по-свойски приобнял Настю за талию, как будто они были знакомы добрую половину вечности, после чего нежно улыбнулся: — Ая тебя везде искал… Куда, думаю, запропастилась?

Настя хотела было отбрить нахала, но тот вдруг произнес:

— Меня, кстати, Валерой зовут… Между прочим, красотка, твоя победа на конкурсе — это моя заслуга.

— Вот как? — возмутилась девушка, высвобождаясь из кольца обнимающих рук.

— А то! Это ведь я готовил просмотровую кассету для жюри! Кстати, в вашем Урюпинске, по-моему, никому не известно, что такое монтаж, пришлось собственноручно поправить твой материал… Понимаешь, красавица, монтаж — это главное на ТВ. Пусть даже картинка идеальная, но если монтаж плохой, то… Я же видеоинженер и знаю, что говорю…

— Послушайте… — взъярилась Настя, избавляясь от обнаглевшей мужской руки. — Во-первых, что такое монтаж, я и без вас знаю, во-вторых, я не из Урюпинска, а в-третьих…

— Слушай, что мы как чужие, на «вы», — возразил бойкий ухажер. — Меня зовут Валерой, кстати… Между прочим, из-за тебя я проспорил сто «бакинских»… Слушай, Настюха, с видеоинженерами нужно дружить! А то припрешься ко мне со своими долбаными исходниками, я тебе намонтирую такое, что мама не горюй…

Потом, когда они сидели за столом, перхотный Валера продолжал просвещать хорошенькую неофитку:

— Все дела в нашем «Стаканкино» знаешь где решаются? Здесь, в буфете! Здесь — сердце нашего «Стакаше-ка», за стакашеком и вершатся все назначения, все эфирные замены…

Настя огляделась по сторонам: по словам Валеры, здесь, в этой бетонной клетке, строились карьеры и крушились судьбы, завязывались официальные связи и тайные адюльтеры. За чашечкой черного кофе или чего покрепче строились планы новых передач и совершались кадровые перестановки, здесь отыскивали звезд и списывали их в небытие. За этими обшарпанными столами кроились судьбы: кто-то возносился к небесам, кто-то падал в бездну, кто-то зарабатывал капиталы, кто-то их лишался. И хотя высокая телеполитика делалась в другом месте, в кремлевских кулуарах, в правительственных коридорах, в небесных эмпиреях, но частные судьбы вершились именно здесь — среди столов с кругляшами от мокрых стаканов, среди окурков, объедков и огрызков.

— А почему наша контора называется «Стаканкиным» — знаешь? — спросил Валера и, не дожидаясь ответа, объяснил: — Говорят, однажды голливудский оператор сюда приехал… Ну, наши, конечно, перед ним раскапустились: да мы такие, да мы сякие… Да мы тут тоже не лаптем щи хлебаем… И показали гостю шикарную телекартинку: буря мглою небо кроет, шторм, валы, смотришь на экран — яйца стынут. Шикарная, говорю, картинка… Голливудец спрашивает: как же вы снимали, парни? Парни отвечают: командировка на северный флот, вышли в море, там шторм, чуть не потопли, одного смыло, камера — вдрызг… Тот головой крутит обалдело, говорит: ну вы лохи, ребята, кто так снимает? Я вам такую бурю сниму в стакане воды, что вам просто башню снесет. А ему отвечают: да мы бы тоже сняли в стакане, только свободного стакана у нас в «Останкине» не найти…

Настя рассмеялась.

— А что, Цыбалин тоже здесь обедает? — любопытно оглядевшись, поинтересовалась она.

— Главный обедает у себя в кабинете, — авторитетно ответил всезнайка. — Но начинал он во-он за тем столиком. — Он ткнул пальцем в дальний угол. — Я тогда пацаном сюда бегал, мне отец пирожные в буфете покупал. Мой папаша тоже «инженегром» здесь вкалывал.

— Инженером, — автоматически поправила Настя.

— Нет, именно — «инженегром»! — поправил Валера и объяснил: — А все потому, что мы пашем, как негры, — сверхурочно и без праздников, а платят нам за это тоже как неграм на плантации.

— Зачем тогда ты работаешь?

— А что еще делать? Знаешь, милая, ТВ — это как наркотик. Один раз хлебнул — двадцать лет лечишься. Да ты, верно, сама это знаешь…

Настя знала это.

Пообедав, приятели поднялись из-за стола.

— Второе место для общения — курилки, ну и туалеты, — продолжил экскурсионный монолог Валера. — В сортирах знаешь какие карьеры делаются… Взять хоть Гагузяна…

— Ну-ну? — заинтересовалась Настя.

— Коральку гну! Оттуда прямо руководителем программы заделался… Чего только не сделаешь, имея тугую попку…