История одной дуэли

* * *

К сельскому кладбищу мы собирались вдвоём (Федонин остался в прокуратуре, звонил кому-то), но с нами увязался Бобров.

– Тошно в кабинете, – посетовал он. – Быстрей бы осень, надеждой только и живу.

– Что так? – Илья не слышал об увлечениях прокурора.

– Тёплая осень должна быть в этом году, охота будет в радость, хотя с дичью проблемы.

– Почему? – продолжал любопытствовать Дынин.

– В тихую погоду дичь прячется, чует охотника, в кундраках сидит, а в ненастье только и стрелять.

– Не одни воры, значит, ненастье жалуют?

– Кому не спится в ночь глухую, – буркнул Бобров, – таксисту, жулику и…

– И Митьке, соседу моему, у него любовница!.. Жена чуть не каждое утро с боем в дом пускает. Но не выгоняет.

– Вот именно. – Бобров предложил нам портсигар, знакомый рисунок парусника блеснул на распахнутой крышке.

– Как «Орёл»-то, Маркел Тарасович? – вспомнилось мне. – Бороздите моря?

Он пустыми глазами глянул мимо, затянулся папироской шумно и глубоко. Я уже не рад был, что всколыхнул ему душу. Другим стало его лицо, злым и отчуждённым.

– Продал я яхту, Данила Павлович.

– Продали? – не сдержал я сожаления. – Какая красавица была!

– Скандал поднялся.

– Что так?

– Нашлась сволочь. Жалобу накатала в обком, будто не на свои деньги её построил. Проверили, не подтвердилось, конечно, но предложили избавиться, чтобы не дразнить гусей…

Мы подходили к могилам Топорковых, единой оградой выделялись они, захватив большой участок земли, табличка белела под деревянным крестом.

– Это кто же постарался? – не удержался Бобров.

Илья скромно опустил ветку берёзы к кресту:

– Нам с дедом тут близко.

– А я и ни духом… – посетовал прокурор.

Мы помолчали, посидели на скамейке. Вместительным было кладбище, сколько глазу хватило, так и высились кресты. Выделялась могила с беседкой из кружевного металла. Одинокая женская фигурка, вся в чёрном, маячила в ней, мы прошли мимо, женщина смолчала, мы уходить – она ни с места.

– Жена Хансултанова, – пояснил Бобров на мой вопросительный взгляд. – На русском кладбище велела Хайсу хоронить, и Марата сюда же положили. С ним рядом. Шумели аксакалы, но кого она слушать будет? Говорит, так Хайса велел…

Мы помолчали. Разное в голову лезло. Слов не было.

– Что сын в записке-то написал? Здесь всякое болтают, – Бобров поднял на меня глаза.

– Прощения просил…