История одной дуэли

Он напрягся, вспоминая.

Моё имя – стёршийся иероглиф,

Мои одежды залатаны ветром…

Что-то подобное пел хриплый голос в наушниках пигалицы. Сплошная абракадабра! Он зло сплюнул. Как она сказала-то?.. Пикник? Да, кажется, так. Это группа так называется. «Пикник»… Сейчас пожрать бы не мешало. И весь пикник. Лёха вдруг вспомнил про Ремнёва. И этот пропал. Серёжу сдуло, как только работать начали, не любят подполковники пахать, не их это дело. Кстати, дело! Чем он сам здесь занимается? Не за этим в Москву прикатил. Вот влип, так влип!..

Кто-то толкнул его в бок жёстко, недружелюбно. Лёха, серчая, развернулся волчком.

– Твои без тебя обойдутся на время? – спросил какой-то мужик.

– А мы заканчиваем, брат, – Лёха победно выпятил грудь.

– Давай тогда за мной.

– Куда?

– Давай, давай.

– Я не нанимался, – Лёха недоумённо упёрся, даже обиделся; вместо доброго слова, просто ободряющей улыбки его снова запрягают неизвестно куда, да и кто? – Стоп, брат! Ты хоть скажи путём?

– Некогда, дорогой. Чего рот открыл? Пойдём вниз. На площадь. Президент говорить будет.

– Там же танки!

– Вот для этого и зову. Гордись. Рядом с президентом стоять будешь.

– Ладно тебе. Что я, малец?

– Лох, что ли? Не понял зачем?

– Объяснить трудно?

– Снайперы вокруг. Народ нужен президента загородить.

– Что?

– Своих собираем. Поспешай!

Они выскочили на свет. Ельцин, окружённый толпой, уже стоял на танке. Незнакомец прыгнул в толпу, начал пробиваться ближе. Лёха едва поспевал за ним. Того узнавали, сторонились, но пропускали нехотя. Лёха, пользуясь освобождающимся пространством, ужом успевал втискиваться туда. Но до президента добраться так и не удалось. Упёрлись, словно в каменную стену из нескольких спин, из которой шикнули.

– …В ночь с восемнадцатого на девятнадцатое августа, – гремел голос Ельцина с танка, – отречён от власти законно избранный президент страны! Мы имеем дело с реакционным антиконституционным переворотом!..

Лёха, ловя каждое слово, не забывал оглядываться вокруг. Народу на площади набралось не так уж и много. Вроде полдень, а не впечатляет, попрятались смельчаки-демократы… Хотя перевёрнутые троллейбус, автобус рядом и наваленные в беспорядке хлам и мусор будоражили, но до баррикад, реальных преград и загромождений им далеко.

«Как же такими силами они защищаться думают, если что случится?» – вонзилась в мозг и взбаламутила тревога.

– Танки на нашей стороне? – сунулся он к кому-то.

– Раз президент на нём стоит, значит, наш, – сверкнул глазами тот.

– А снайперы чьи? – опять спросил Лёха.

– Цыц! Пристал, – услышал в ответ. – После митинга найди меня на пятом. Понадобишься.

Лёха прикусил язык. Опять нарвался. Сам себе хлопот наживает. Что за натура непутёвая! После всей этой камарильи в здании с перетаскиванием мебели, потрошением комнат и кабинетов он начал всерьёз тяготиться ситуацией, в которой очутился. Танки на площади в таком большом количестве вокруг Белого дома, горстка суетящихся оборонцев, нелепые автоматы в их неумелых руках, услышанный вживую Ельцин, которого он изредка по телевизору видел, ошарашили основательно и охладили пыл, с которым ещё утром он с Ремнёвым, как мотылёк, залетел сюда. Кому он здесь нужен? Кого интересуют его проблемы? Кто он для них сейчас? Круглый нуль! Его проблемы отодвинулись и от него самого в такую даль, в такой закуток, что он до сих пор и не вспоминал о них. Вот только сейчас, в минуты наступившего отрезвления, они прорезались среди всеобщей эйфории. И то случайно, когда взмокла спина от страха, когда огляделся вокруг и задумался. Силища-то какая против них! Здесь горстка! Там армия. Снайперы ещё на каждой крыше!.. Лёха даже съёжился. Нет, не будет тебе, Алексей Лаптев, здесь ничего хорошего. Зазря припёрся сюда. Уцелеть бы в этой мясорубке. Пусть уж городские сами между собой разбираются. Попал он, как кур в ощип. А всё Серёга Ремнёв. Подполковник надоумил. Приезжай да приезжай! Всё решим. Вот и решили. Надо назад двигать. Отыскать Серёгу, ноги в руки – и катить отсюда. Пока не началось.

Лёха даже задохнулся от мысли, что может случиться, если начнётся. Или его так стиснули напиравшие со всех сторон мужики. Движение началось в толпе. Ельцина, закончившего говорить, крепкие парни окружали тесным кольцом и, пробиваясь, ринулись в здание. Где-то там мелькнула махнувшая ему рука. Мужик, с которым Лёха разговорился, напоминал о себе. И на черта он ему сдался!

Сзади кто-то покарябался в спину, Лёха обернулся и не поверил своим глазам.

– Вот! – протягивала открытую бутылку минеральной воды пигалица, щёки её рдели розовыми цветами, короткие светло-русые волосы растрепались, синие глаза сияли.

Видно было, больших трудностей ей стоило пробиться до него сквозь бушующую толпу, только и осталось сил вымолвить это короткое слово.

– Ты как здесь? – хмыкнул он, ещё не соображая и не оценивая её поступок.

– Спрашиваешь…

– Где была?

– Ты же пить хотел? – засмеялась она.

– Я уже забыл.

– Забыл?

– Мы тебя потеряли все.

– Все? А ты?

– И я, – он сделал спасительный глоток.

– Холодная, – улыбнулась пигалица. – Я попробовала.

– Самый раз.

– Не волжская, как у вас, но настоящая.

– А что, – задурачился он, приходя в себя, – ненастоящая водится?

– Всякая бывает, – кольнула она его глазами.

– Отравить хочешь?

– Угадай с трёх раз, – сделалась она серьёзной.

– Пить будешь? – смутился он, протягивая ей бутылку.

Взрослый мужик, не парень молодой, а с этой пигалицей ему с некоторых пор стало приятно и как-то не по себе: не мог догадаться, что она вытворит в следующую минуту. Ещё там, в здании, все ноги ему оттоптала, Лёха так и не понял: случайно или нарочно, и всё в глаза лезет заглянуть, а когда он рот пытался открыть, глядела так, что он язык проглатывал и холодок пробирал, как в юности, когда приметную девчонку на танец приглашал…

– Пей! – напомнила она ему, возвращая бутылку, опорожнив её наполовину. – Слышал, что Борис кричал?

– Что это ты так?

– Как?

– Запросто… Борис?.. – протянул он.

– У нас его ещё дедом называют. Но это те, из команды. А Борисом вся Москва кличет после конференции, где они с Лигачёвым поцапались. Помнишь, «Борис, ты не прав»?

– А ты что же, там работаешь? – кивнул он в сторону Белого дома.

– Сомневаешься?

– Молодая…

– Не так уж и молода, – крутанулась она лихо, волосы совсем разметались веером вокруг круглой головы, превратив её в подсолнух, отчего Лёха совсем застеснялся своего возраста.

– Имидж Борису создаём, – доверительно шепнула она, стрельнув глазами.

– Парикмахер, что ли? – удивился он.

– Вроде того. А ты что думаешь, президент по ателье бегает?

– Ну, не думаю, – смутился он.

– Хорошо стричься не вредит, – снова чуть ли не в самое ухо шепнула она, прислонившись грудью и куснула его, громко щёлкнув белыми зубами. – Хасбулатова стрэжем, брээм, Руцкой и тот спускается к нам гвардейские усы ровнять.

– А я что-то не приметил в вашей комнате этих…

– Чего?

– Ну, причиндалов разных…

– Парикмахерская у нас этажом ниже. Это я у Магдалены гостила, – хохотнула пигалица.

– У рыжей?

– Угу. Может, и тебя стригануть? Неухоженный ты какой-то, – она смело взъерошила его вихры.

– Обойдусь…

– Смотри. Жалеть будешь.

– Меня на пятом ждут, – допил он воду и засобирался.

– Серьёзный этаж, – заскучала пигалица. – Нас туда не пускают без дела.

– Что так?

– Президентский.

– Предупредили уже.

– Зачем ты им понадобился?

– Да велел один тут…

– Велел – развелел, – беззаботно запрокинула голову девица, – успеешь. Там, знаешь, какая суматоха!

Она попыталась взять его за руку.

– Пойдём, я тебе стрижку стильную устрою. Попадают все мужики от зависти.

– Слушай, – отважился он, – вы все, столичные такие?

– Какие? Красивые?

– Во, во…

– Не. Я одна, – она просверлила его синими глазищами. – Нравлюсь?

Лёха не из пугливых, с нахальными не то видеть приходилось. Его Елизавета почище, может быть, была, понахрапистей. Старше, конечно, поблёкла сейчас, но тоже настырностью его взяла в молодости. И сейчас, окажись здесь, ещё неизвестно, что сотворила при виде этой плутовки. Причесала бы их обоих. Заодно и постригла. Лизавете пальца в рот не клади. Она его и настропалила сюда, в столицу, пятно сводить с репутации. А он глазки строит с первой встречной…

– Куда же ты запропастился, земеля? – навалился на него сзади Серёга и облобызал от счастья, окутав крепким коньячным духом. – Весь этаж обошёл. Тебя не найти. А это что за краля?

– Даша, – опередила Лёху синеглазая и протянула подполковнику ладошку. – Гуляют войска?

– Серёжа, – заблестел глазками подполковник и потянулся целоваться.

Синеглазая ловко увернулась и спряталась за Лёхину спину.

– Серёг, ты где же успел? – удивился Лёха.

– Всё чётко, дружок. Всё по делу… – язык начал его подводить.

– А Шахрай?

– Михалыч занят. Но ничего! Управимся. Свернём голову гидре.

– Кому?

– Раздавим гнид поганых! – подполковник впадал в транс.

– Что же с ним делать? – потерялся Лёха. – Два часа назад живой был. Мне до дома его не дотащить.

Подполковник, громоздкий, хуже сундука, держался на автопилоте.

– У нас сейчас никого, можно ко мне, – предложила Дарья.

– Да где же ты живёшь?

– В мастерскую, – засмеялась она. – Запрём. Проспится до вечера. А там видно будет.

– Удобно?

– А что делать?

Лёха подсел под плечо Ремнёву и понял, чем отличаются подполковники от рядового состава: тот раскисал и тяжелел на глазах, пришлось изрядно помучиться, прежде чем они добрались до кресел парикмахерской.

– Ну я пойду, – дёрнулся назад к дверям Лёха, лишь только освободился от приятеля. – Заждались меня, небось…

– Я с тобой, – встрепенулась и Дарья.

– А тебя не звали.

– Своих отыщу. Меня тоже, наверное, разыскивают.

– По домам уже разбежалась братва, – хмыкнул Лёха.

– Наши-то? Ты их плохо знаешь, – нахмурилась она. – Их теперь отсюда силком не вытащить. А если танки начнут бомбить, и подавно.

– Нашлись вояки, – пренебрежительно скривился Лёха. – Инвалид на инвалиде да чокнутые. Особенно эта парочка: «тумбочка» и рыжая.

– Замолчи! При них смотри, не брякни.

– А что я сказал?

– Они все на «деде» помешаны. Ельцин для них Бог! А Магдалена с Глафирой отмороженные демики по наследству. У них деды ещё в народовольцах бегали.

– Ты нормально говорить можешь?

– Что тут непонятного? – Дарья округлила глазища. – Глафира с брежневских времён по лагерям, а Аллу Эмильевну из столицы постоянно выселяли. Предки мои с ней познакомились, когда она в деревне у нас жила. На поселении. Там её Магдаленой и прозвали.

– Предки это?..

– Отец с матерью. Во Владимирской области.

– И за что их?.. Бабок-то?

– Какие бабки? Они тебе фору дадут.

– Ну тётки… – смешался вконец Лёха.

– Ты что, совсем ненормальный? Или прикидываешься? Глафиру недавно благодаря Ельцину освободили. Не за поножовщину, конечно, сидела. Не пугайся.

– Что я зэков не видал? Скажешь тоже.