Кровавая любовь

Глава 6

Ленор

Все происходит как в замедленной съемке, хотя темп движений Солона совсем не замедляется.

Пока он смотрит на меня сверху вниз с печалью и страхом, в моей голове звучит его предупреждение «Беги! Беги, Ленор!» Его зрачки становятся ярко-красными, а затем увеличиваются, все шире и шире, пока не поглощают синеву радужек и белков глаз, пока те не становятся блестящими, ненавистно-красными.

Затем трансформация распространяется дальше.

Начинается в середине его груди. Там, где находится сердце, появляется чернота, которая расплывается, как чернильное пятно. Она проникает в его кожу с каждым движением, превращая гладкую бледную текстуру в нечто грубое и кожистое, темное, как оникс, от плеч по рукам, окутывая все тело.

Я слишком напугана, чтобы кричать, и слишком потрясена, чтобы бежать. Такое случалось только однажды, это ужасное превращение, которого так боялся Солон, и тоже во время секса. Но я никогда не видела, как это происходит целиком. Видела лишь, что случилось с его руками, наблюдала, как появились когти, чувствовала, как он увеличивается во мне, продолжая трахать, но зверь оставался загадкой.

Я не убежала тогда.

И не собираюсь убегать сейчас.

Этот зверь принадлежит мне так же, как Солон.

Я не боюсь.

— Солон, — зову его, затаив дыхание от благоговейного трепета, глядя вверх, когда темнота опускается на его лицо, и все меняется.

Всё.

Если раньше время словно замедлилось и было лишь чернильное пятно, то теперь все происходит так быстро, что я даже не могу сосредоточиться. В один момент Солон все еще тот, кого я знаю, мужчина, вампир, а в следующий — в два раза больше, везде.

Я вскрикиваю, чувствуя, как его член увеличивается и удлиняется внутри меня. Чувствую острую боль, затем теряюсь в ужасе, когда зверь обретает форму. Лицо Солона больше не принадлежит ему. Оно принадлежит совершенно другому существу из ночного кошмара. Чему-то настолько черному и мрачному, что мои глаза не могут различить черты, за исключением теперь оскаленных и щелкающих длинных белых зубов и кроваво-красных глаз, сияющих, как багровые дыры. Его плечи выступают вперед, как покрытые кожей доспехи, волосы превращаются в гриву, как у гиены, которая спускается до середины позвоночника, руки становятся размером со ствол дерева, торс — широкое пространство жилистых мышц. Его огромные когти впиваются в спинку кровати позади меня, и я слышу треск ломающегося дерева.

О боже.

О боже.

Я не знаю, что делать.

Несмотря на это, зверь все еще внутри меня, его бедра прижимаются к моим, черная жесткая кожа шершава и царапает мою бледную нежную плоть. Он кусает и щелкает зубами в воздухе, издавая животные звуки, от которых у любого застыла бы кровь в жилах, любой почувствовал бы себя добычей. Прямо сейчас Солон настоящий хищник, и он ни на йоту не сбавляет темп.

И это приятно.

Это лучше, чем приятно.

Такого не должно быть. Я не испугалась, но это не значит, что я не в шоке. И все же при каждом движении его гигантского члена чувствую, что вот-вот кончу, наполненная и растянутая до предела в полнейшем экстазе. Если Солон вообще контролирует себя — а он, наверное, немного контролирует, — то не позволяет себе слишком увлекаться. Пока что он не причинил мне боли, просто хочет трахнуть меня, как дикое животное, коим и является.

И я хочу, чтобы он это сделал.

— Солон, — повторяю, надеясь, что он сможет меня понять. Зверь наклоняет голову, смотрит на меня бездонными красными глазами. И я всеми силами пытаюсь не обращать внимание на холодную дрожь в затылке. — Все в порядке, — заверяю его. Протягиваю руку и хватаю его за бедра, пальцами впиваясь в его шершавую кожу. — Все хорошо.

Я говорю это, хотя не до конца верю.

Меня реально трахает зверь.

Как это может быть нормально?

Он рычит на меня в ответ, вжимается бедрами глубже, выбивая воздух из моих легких.

И тогда я чувствую это.

Что-то едва касается моей задницы.

Словно проверяет.

О, господи боже мой, что это, нахрен, такое?

Только не говорите мне, что у него два члена.

«Нет», — думаю про себя. — «Нет, члены не двигаются с таким контролем. Что бы это ни было, оно цепкое, управляемое».

Я опускаю взгляд, наблюдая, как он продолжает входить в меня. Быстро провожу руками по его грубым бедрам, по пояснице, по заднице, а затем…

О мой БОГ.

Я чувствую это. Горбинка.

Это гребаный хвост.

Конечно, у зверя есть гребаный хвост. У какого зверя его нет?

И, видимо, у хвоста тоже есть влечение к сексу, потому что он тычется в мою задницу, как будто хочет войти. Это не тощий, слабый отросток, а нечто длинное, толстое и твердое, примерно такого же обхвата, как его член, но конец тупой, и кто знает, какой длины.

Святое. Дерьмо.

Затем зверь начинает вколачиваться в меня быстрее. Кровать скрипит так, словно вот-вот сломается. Хвост двигается назад, и я просто смотрю на него, пока он кружит там, где его член исчезает внутри меня. Слишком темно, чтобы как следует разглядеть, но затем тот скользит по моему клитору, кожа ребристая и шершавая там, где я такая скользкая, влажная и…

— Блядь! — вскрикиваю, кончая жестко и быстро, мое тело отрывается от кровати. Я извиваюсь, пока хвост скользит взад и вперед по моему клитору, снова и снова. И кончаю, и кончаю. Я не могу обрести контроль. Не могу набрать воздуха. Я просто уничтожена и затем его хвост скользит вниз по моей заднице.

Скользкий от моего оргазма.

И толкается в меня.

— Солон! — кричу, ногтями впиваясь в его кожистую спину. Его член и хвост одновременно погружаются в меня, внутрь и наружу, сильнее, глубже, жестче, ритмично трахая. И, о боже, о боже, я никогда не чувствовала себя такой наполненной, такой чудесно-мучительно полной. Каждая часть моего тела растянута и наполнена, гладкая шероховатость его хвоста трахает мою задницу так же глубоко, как и его член. Жестокий, карающий ритм, заполняющий все пространство. И остаюсь лишь я, Солон, это чудовище, и… проклятье.

Кончаю так чертовски сильно, что, кажется, будто мне оторвали голову. Я просто тело, бескостное, содрогающееся в конвульсиях, а остальная часть меня рассеяна по вселенной и никогда больше не соберется воедино.

— О боже, — удается вымолвить мне, когда я понимаю, что зверь все еще трахает меня. — Солон.

В моей голове все перепуталось. Я почти ничего больше не чувствую.

Но Солон, или то, что раньше было им, продолжает.

За исключением того, что его толчки становятся все жестче, грубее.

Насильственнее.

А потом у меня за спиной ломается изголовье, и кровать с грохотом падает на пол, матрас чуть не соскальзывает.

— Черт, — ругаюсь я, пытаясь вернуться в стабильное положение, но зверь злобно рычит на меня. И когда смотрю в его глаза, в эти красные блестящие омуты, они пустые. Я больше не вижу его глубоко внутри, вообще ничего не вижу. На самом деле, все время, пока он трахал меня, было ощущение, что Солон еще где-то там, немного контролирует ситуацию. Зверь ведь сначала смазал хвост, прежде чем засунуть в меня, потому что каким-то образом знал, что делать.

Но сейчас я его совсем не чувствую. Не чувствую его запаха.

Лишь едкий запах серы, корня танниса, вонь чего-то злого. И вот теперь, теперь я начинаю бояться.

— Солон, — зову я снова, на этот раз тверже, но это имя ничего не значит для зверя. Пытаюсь отстраниться от него, перевернуться, каким-то образом мне удается отодвинуться назад, и его член выскальзывает из меня.

Ему это не нравится.

Он громко воет, ужасный пронзительный звук, от которого у меня разрываются барабанные перепонки. И теперь я паникую и пытаюсь отползти, убежать подальше. Зверь ревет и проводит когтями по моей спине, всего лишь царапает, но этого достаточно, чтобы перевернуть меня.

Я вскрикиваю от боли и смотрю на него снизу вверх, он открывает рот, демонстрируя ряд острых, как кинжалы, зубов.

О боже.

Зверь ведь может убить меня.

— Солон! — кричу я срывающимся голосом. — Остановись! Пожалуйста! Это я, Ленор!

Он рычит, а затем ударяет меня другой рукой прямо по середине груди.

Боль на мгновение оглушает.

Я не могу дышать, не могу пошевелиться.

Моргаю, уставившись на его когти, на то, как моя плоть свисает с его когтей рваными клочьями.

О боже. О боже.

Медленно воспоминание возвращается в мой мозг, то, где я видела его глазами, когда Солон превратился в зверя и убил свою любимую. У меня есть это воспоминание, и я понимаю, что стану новым.

Солон вспомнит потом, что сделал со мной.

А что он сделал?

Мне удается опустить подбородок, чтобы посмотреть на свою грудь и…

Я вижу свои ребра. Вижу белые кости сквозь слои крови и разодранной кожи. О боже, он только что вскрыл мою грудь, почти обнажив все еще бьющееся сердце.

Резко мои легкие начинают наполняться жидкостью. Я захлебываюсь собственной кровью, а затем чувствую, как она растекается по кровати.

Смотрю на зверя, задаваясь вопросом, понимает ли он, что натворил.

Но зверь просто щелкает на меня челюстями, готовый броситься, готовый оторвать мне голову. И я знаю, что ему все равно, что он прикончит меня, разорвет на части.

Его мускулы напрягаются, он надвигается на меня, а я вскидываю руки вверх, чтобы защититься, задыхаясь от крика, закрываю глаза и готовлюсь умереть.

Но рычание только усиливается. Я чувствую капли жидкости на своих руках. Мне так страшно открывать глаза. Но когда делаю это, то вижу его в полуметре от себя. Моя рука вытянута вперёд, и кажется, что он не может подойти, словно застрял на месте, клацая зубами и брызжа слюной.

И вот тогда я чувствую это, в крови, наполняющей легкие, под обнаженными ребрами и бесконечной болью — силу. Чувствую, как она исходит из моих ладоней, гудит, движется вперед, как пульсирующие радиоволны.

Это моя сила.

Именно она сдерживает зверя.

Возможно, спасает мне жизнь.

Я держу ладони поднятыми, продолжаю концентрироваться, пытаясь понять, что делать дальше. Если моя сила сохранится, и это не какой-то мимолетный невидимый щит, возможно, я смогу выиграть достаточно времени для исцеления.

Но когда смотрю вниз на свою грудь, на глубокие рваные борозды, оставленные острыми когтями размером с велоцираптора, на белые кости и разорванные мышцы, я не вижу, что заживаю так, как должно. Моя кожа кажется мертвой, как будто даже не пытается исцелиться.

О боже. Что, если я не вылечусь? Истеку кровью прямо здесь.

— Помогите, — пытаюсь закричать, но захлебываюсь словом и обильно кашляю кровью, она стекает по моим губам на кровать.

Переворачиваюсь, пытаясь пошевелиться, держа одну руку нацеленной на рычащего зверя, но я так слаба, и каждое движение причиняет боль, поэтому падаю на пол. Прижимаюсь к краю кровати и снова пытаюсь позвать на помощь.

Не могу.

Не могу вымолвить ни слова. И умру здесь, пока зверь наблюдает за мной, ожидая момента, когда я потеряю бдительность.

«Помогите», — пытаюсь снова, закрываю глаза, держу руки вытянутыми, ладонями к монстру. Сила все еще течет, но теперь она слабеет, так же, как и я сама. У меня мало времени.