Кровавая любовь

Глава 10

Абсолон

— Тебе не пора домой? — спрашивает Джим, выходя из квартиры. — Кто-нибудь вызовет полицию.

— Не смогут, — отвечаю я, уставившись на сигару в своей руке, дым поднимается вверх.

Я чувствую на себе его взгляд. Неохотно поворачиваю голову, чтобы посмотреть. Джим гораздо менее вспыльчивый и упрямый, чем его жена. Он хороший отец для Ленор, но я бы хотел, чтобы он не был таким мягким. Тогда бы больше доверял ему.

— Иди домой, Абсолон, — говорит он, теперь тверже. — Ленор знает, что ты здесь.

— Пусть знает, — говорю ему.

— Она боится тебя, помнишь? — указывает Джим.

Мне не нужно напоминать.

Прошло несколько дней с тех пор, как Ленор вернулась из путешествия с Джеремайсом, после того, как я стал зверем и чуть не убил ее. Она осталась в своей старой квартире, а я пошел домой. Это к лучшему, знаю, и все же не могу не приходить сюда каждую ночь. Стою здесь от заката до рассвета возле их дома, просто наблюдая, ожидая. Я не спал. И не ел уже целую вечность. Я выживаю за счет сигар и упорства.

Полностью осознаю, что Ленор остается здесь из-за меня. Я знаю, что это была моя вина, знаю, что натворил. Но несмотря на это, не могу оставить ее одну. С ней многое случилось в прошлом. На стороне ведьм был Атлас По, на стороне вампиров — Яник. Они хотели ее убить, и нет никаких сомнений в том, что другие тоже захотят попытать шанс. Родители желают ей добра, и они хорошо справлялись, защищая ее всю жизнь, но сейчас все стало серьезнее. Их обереги не сработали против меня, они не сработали против Атласа, Яник легко напал на Джима при первой же возможности.

Знаю, что Ленор сейчас боится меня, но я не доверю ее защиту никому, кроме себя, хотя и себе тоже не доверяю.

И все эти разговоры о Джеремайсе пробирают до костей.

Он так легко появился, залез в окно, несмотря на то, что мой дом находится под защитным заклинанием. Как давно тот на это способен? Всегда? Если да, то почему не приходил до того, как Ленор вошла в мою жизнь? Джеремайс знает, кто я, чем занимаюсь. Вампирам твердят, что ведьм создали убивать их, что Джеремайс уничтожил бы нас всех, будь у него хотя бы небольшой шанс.

И все же, не уничтожил. Надо воспринимать это как хороший знак. Возможно, он не такой злобный, как говорят, но я так не считаю. И не доверяю ему, не доверяю тому, чего тот хочет от Ленор. Кажется, он обладает неограниченной властью — прорываться сквозь наши чары, летать, увозить Ленор в какое-нибудь другое место, залечивать смертельные раны. Не думаю, что Джеремайс проявил интерес к ней потому, что резко превратился в любящего отца. Значит, его интерес в сочетании с властью представляет угрозу.

Я вздыхаю.

— Я уйду, — говорю Джиму. — Но ты должен понять, почему я здесь.

— Ты мне не доверяешь, — отвечает тот, складывая руки на груди и прислоняясь к двери. Он тоже выглядит так, словно не спал несколько дней. Поскольку Джим человек, это видно с первого взгляда.

— Я никому не доверяю, — замечаю я. — Ты это знаешь.

— Ты представляешь для нее опасность, — говорит он.

— Есть другие опасности, кроме меня. Думаешь, здесь она защищена от Джеремайса?

— Он спас ее. У нас нет доказательств, что он хотел причинить ей вред.

— Он спас ее с помощью черной магии. Иначе не призывают Лапландских ведьм.

— У тебя был опыт общения с ними? — с любопытством спрашивает Джим.

— Да, — говорю я, снова затягиваясь сигарой. — Давным-давно. Отец использовал их.

— Интересно, что Джеремайс и Скарде могут это делать.

Я пожимаю плечами.

— Интересно только то, что они оба связаны с дьяволом.

Джим мгновение наблюдает за мной, что-то обдумывая.

— Ты тоже связан с Дьяволом.

— Как и Ленор, — отвечаю я. — Возможно, не по крови, но у них с отцом течет одна и та же магия в венах.

Джим сердито смотрит на меня.

— К чему ты клонишь, Ставиг?

— Ни к чему, — отвечаю я со вздохом. — Кроме того факта, что это никому не сулит ничего хорошего. Если откинуть Джеремайса, есть еще Скарде.

Он выпрямляется.

— Ты что-нибудь слышал?

— Что твоя дочь в его черном списке? Нет. Но это не значит, что мы можем расслабиться. Он все еще где-то там. — Я не упоминаю, что узнал о Калейде. Джим бы тоже в это не поверил.

Мы оба на мгновение замолкаем. На улице сгущается ночной туман, воздух холодный, и кажется, что лето никогда не наступит.

— Могу я тебя кое о чем спросить? — говорит Джим.

— Всегда.

— Ты любишь ее?

Я вздыхаю, снова уставившись на сигару.

— Да.

Ответ обжигает сердце. Потому что я отчаянно влюблен в нее, женщину, которой причинил боль, женщину, которая теперь должна держаться от меня на расстоянии, чтобы спасти себя. Люблю ее, несмотря на все попытки отстраниться. Я застрял навсегда между любить ее и никогда не быть с ней.

Любовь — это наказание.

Мне нужно искупить много грехов.

Он смотрит на меня мгновение, затем кивает.

— Иди домой. Отдохни немного. Делай то, что там делают вампиры. Клянусь, я не допущу, чтобы с ней что-то случилось.

Это противоречит всем моим инстинктам, но я знаю, что должен. Просто вернусь попозже, когда они уснут.

Я киваю, затем иду по улице, куря сигару, и исчезаю в тумане. Мог бы отправиться через «Черное солнце», чтобы быстрее добраться домой, но в данный момент не хочу спешить. Если не могу охранять ее, значит, мне негде быть. Я хочу насладиться сигарой, насладиться ночью, этим городом, который когда-то имел для меня столько смысла, обеспечивал столько комфорта, но теперь кажется пустой оболочкой без Ленор в моей жизни. Даже сигара безвкусна.

Я решаю прогуляться в сторону центра города и направляюсь к Маркет-стрит. Мимо снуют электрические трамваи. Я пробираюсь сквозь толпу, как сквозь туман, люди выходят с концерта, который только что закончился в «Уорфилде». Никто не посмотрит на меня дважды, если я сам этого не захочу. Но запах человеческой крови временами ошеломляет, напоминая, что скоро нужно будет утолить жажду, напоминая, что мне придется использовать одного из доноров, а не Ленор, как обычно.

Мысль об этом дает еще одну трещину в сердце.

Я направляюсь по Грант-стрит к воротам Китайского квартала. Здесь больше людей, магазины работают допоздна, в воздухе пахнет мясом на гриле — аппетитный аромат даже для такого, как я. Видимо, я очень голоден, раз по-настоящему захотел поесть.

Люди общаются на кантонском и мандаринском языках, которые я понимаю. Их разговоры настолько обыденны, что я им завидую. Они говорят о своих семьях, о праздниках, о погоде, о работе. И в кои-то веки я отдал бы все, чтобы насладиться жизнью, свободной от своих сложностей. Иногда прохожу мимо пожилых людей, которые смотрят на меня слишком долго, потом отшатываются и скрываются в магазинах. Они знают, кто я. Возможно, не в состоянии понять, кто на самом деле, но в глубине души чувствуют. Я хищник, а они добыча. Поэтому они убегают и прячутся.

В конце концов, я сворачиваю на более тихую улицу.

И тут чувствую это.

Застарелый запах.

Анис, сера, мох, сосна.

Я слышу шаги, дыхание в квартале отсюда.

Слишком близко.

Резко оборачиваюсь как раз вовремя, чтобы увидеть, как тень исчезает за зданием. Он пытается быстро передвигаться на публике, но у него нет магии. А у меня да. Я добивался её кровью и потом.

Накладываю маскировочную защиту, поэтому любой, кто мог бы наблюдать из квартиры, отвлечется, сбитый с толку и не понимая увиденное, а затем быстро двигаюсь сквозь туман, пока не оказываюсь в том переулке. Темнота ему не поможет скрыться.

Как и мне.

Через секунду оказываюсь рядом с ним, отбрасываю его к стене, готовый к ответному удару. Я на несколько сантиметров выше, мои плечи шире, мускулы крупнее, но он провел свою жизнь, упиваясь развратом крови, а я делал все наоборот.

Я швыряю его в здание с такой силой, что в цементе остаются трещины, которые раздробили бы кости любому обычному человеку.

Но он просто падает на руки, как кошка.

На секунду приседает, пригибаясь к земле, кажется, борется со всеми инстинктами, чтобы не напасть.

Вместо этого встает и улыбается мне.

— Вот как ты относишься к родственникам, Солон? — спрашивает Калейд, отряхивая грязь со своей кожаной куртки.

— Да, — просто отвечаю я. Ни на секунду не ослабляю бдительность. — Когда я видел тебя в последний раз…

— Это было в 1850 году. Я знаю. Помню, — говорит он.

— Помнишь, как пытался убить меня?

Его улыбка становится шире.

— Конечно. Но только потому, что ты пытался убить меня. Да ладно, не стоит обижаться. Самооборону рассматривают даже в суде.

— Там, откуда мы родом, нет судов общей юрисдикции, — напоминаю ему. — Нет никакого закона.

— Верно, — размышляет он, неторопливо направляясь ко мне. — Лишь «убить или быть убитым». До сих пор ни один из нас не познал последнее. Это довольно впечатляюще, тебе не кажется? Сыновья Скарде все еще живы и бодры.

Я свирепо смотрю на него.

— У Скарде много сыновей.

— Ах, — говорит Калейд, проводя рукой по волосам. — Но первых только два. — Он замолкает, задумчиво поднимая глаза. — Как забавно, а? Два первых сына. Как будто мы близнецы. Хотя, ты был первым, если подойти к этому с точки зрения хронологии.

— Мне без разницы, — резко отвечаю я. — Можешь забрать этот титул себе.

Он поднимает брови.

— Ой. А ты разве не слышал? Я тоже не хочу, — его веселая улыбка на мгновение исчезает, и в глазах появляется по-настоящему хитрый блеск. — Я послал сюда Онни. Должен сказать, стало обидно, что ты не пришел, когда он просил.

— Какого хрена я должен был это делать?

— Потому что мы хотим одного и того же, брат.

В мгновение ока я оказываюсь рядом с ним, обхватываю руками шею, затем прижимаю его к противоположной стене, мой локоть раздавливает его яремную вену.

— Не смей, черт возьми, называть меня братом, — злюсь на него, видя, как тот краснеет. — Я не твой брат.

Калейд моргает, глядя на меня, почти закатывая глаза.

— Ладно. Ладно. — Я отпускаю его, и он кашляет, пожимая плечами. — Онни сказал, что ты будешь занозой в заднице.

— Прости за то, что я не очень гостеприимен. Не каждый день такой паразит, как ты, притворяется, что встал на пусть истинный.

— Паразит? Ну что за комплименты нынче.

Я пристально смотрю на него, каждый нерв напряжен, каждая мышца готова к атаке.

— Почему ты здесь, Калейд? Так далеко от Балтики.

— Ну, маленькая птичка напела мне, что ты слишком боишься появляться на моей территории. Поэтому я решил прийти на твою. — В конце он добавляет ухмылку, от которой мне хочется выбить ему все зубы.

— Какой ты благородный.

— Ты прав, что не доверяешь мне, брат. — Калейд замечает выражение моего лица и снова ухмыляется. — Прости, прости. Забыл. От меня отреклись. Полагаю, по уважительной причине. Но сейчас я здесь. Это должно что-то значить. Насколько знаю, у тебя на улицах полно вампиров, готовых меня прикончить.

Вообще-то нет, но я не буду говорить ему об этом.

— То, что ты здесь, ничего не значит, кроме того факта, что ты придурок.

Он пожимает плечами.

— Как бы то ни было, я здесь. Потому что мне нужна твоя помощь. И тебе нужна моя. Мы хотим одного и того же.