Хаос

Я почти уверена, что они продают их за много золота на даймарских рынках. Я мельком видела резные фигурки тигов, которые носили аристократы во дворце. Некоторые, вероятно, даже были сделаны ею.

— Что ты наделала, Амали? — спрашивает она нежным, дрожащим голосом. — Что ты наделала?

— Я убила Хоргуса, — говорю я просто, потому что это правда.

— Перестань врать, девочка. — Глаза Велтеи становятся жесткими, когда она изучает Кайма с плохо скрываемым отвращением. — Ты думаешь, мы поверим во что-то настолько нелепое? Ты не смогла убить даже снежного зайца, а теперь говоришь нам, что убила императора Мидрии?

— Это правда.

— Она, должно быть, сошла с ума. Наверное, так бывает, когда общаешься с жестокими убийцами. Кто этот незнакомец, которого ты привела в нашу деревню? — Она пристально смотрит на Кайма, потом быстро отводит взгляд. — Кто он?

— Велтея, — медленно говорю я, делая глубокий вдох и стараясь сохранять спокойствие. Я не ожидала такой враждебности даже от Велтеи. — Что бы ты ни имела против меня, мы все уладим, как только наши люди окажутся вне опасности. Но сейчас прошу вас выслушать меня. Каким бы неправдоподобным это ни казалось, клянусь прахом моей матери, я говорю вам правду.

Я поднимаюсь на ноги, глядя на Анаю в поисках какого-то подтверждения. Но она молчит с загадочным выражением лица. Аная всегда терпелива. Она наблюдает, ждет и анализирует. Иногда ей кажется, что она тянет слишком долго, но когда принимает решение, оно обычно оказывается правильным.

Она — одна из причин, по которой мы так долго жили под мидрийской оккупацией.

Велтея смотрит на мертвых мидрийцев со странным выражением на лице. Кажется, она смотрит на одного солдата, высокого мужчину с сединой в волосах. Он лежит на спине, положив руки на живот, и смотрит в небо невидящими глазами.

Он выглядит странно умиротворенным.

Конечно, так и есть Теперь он в царстве Лока.

Выражение лица Велтеи непроницаемо, когда ее серые глаза сужаются, подчеркивая морщины на выдубленной коже. Она делает глубокий, прерывистый вдох.

— Ты всегда была слишком горда и вспыльчива, девочка, — шипит она, и в ее голосе столько яда, что я поражаюсь. Откуда это взялось? — Ты такая же, какой была до тебя твоя мать. Ее гордость — вот что погубило ее и твоего бедного отца.

Прежде чем осознаю, я делаю шаг вперед и бью Велтею по лицу.

— Никогда не смей так говорить о моей матери, черноротая ведьма. Я… — Тяжело дыша, останавливаюсь, едва не угрожая ее убить.

Она отшатывается назад, прижимая руку к щеке.

— Глупый ребенок! Что ты наделала? Почему бы тебе просто не принять судьбу, которую тебе уготовила Селиз? У тебя была бы лучшая жизнь, чем у всех нас!

Гнев в моей груди взрывается.

— Лучшая? Думаешь, так было бы лучше? — Мой голос повышается. — Влача жалкое существование, как грязь под ногами мидриан? Мы для них не лучше животных. Они убивают нас, насилуют, берут все, что хотят, смеются и плюют нам в лицо, и только из-за капризов какого-то далекого норхадианского короля они до сих пор не перебили нас всех. Что это за существование, Велтея? Я скорее умру, чем проведу еще один вздох в качестве гребаного раба этих мидрийцев. Нам лучше убить их, потому что они никогда не примут нас равными. — Мой голос поднялся до крика. Мое дыхание прерывается резкими вздохами. Остальные смотрят на меня так, словно у меня выросла вторая голова.

Я только что повысила голос на старейшину. Охотники выглядят потрясенными. Двое из них делают шаг вперед, почти направляя на меня свои копья. Кайм молчит. Не смею смотреть на него прямо сейчас. Я в ярости, мне стыдно, и я на грани истерики. Сам не знаю почему.

Запах крови становится невыносимым. Я хочу покончить с этим. Хочу закрыть глаза и заставить все это исчезнуть.

Хочу чувствовать себя в безопасности.

Хочу покоя.

— Т-ты сошла с ума, дитя. — Велтея качает головой, ища поддержки у охотников. — Как ты смеешь повышать на меня голос? За это ты должна получить плетью. Я… — Она поднимает руку, словно собираясь ударить меня.

— Довольно! — Два голоса произносят это слово в одно и то же время.

Один голос принадлежит Анайе.

Другой — его — холодный и спокойный, но в нем гораздо больше веса.

Все взгляды устремляются на Кайма.

На мгновение воцаряется абсолютная тишина. Даже лес, кажется, затих, словно испуганный его гневом.

Одинокий алый лист падает сверху, извиваясь, кружась, проплывая сквозь столб золотого света.

Это магия?

Легкая дрожь пробегает по мне, вызывая мурашки вдоль спины, поднимая тонкие волоски на руках.

Кайм тихонько присвистывает и щелкает пальцами. На дальнем краю поляны Облако отрывается от еды и фыркает. Все еще жуя пучок крысиной травы, он лениво идет к Кайму.

Его медленные, уверенные шаги возвращают частичку здравого смысла в мои мысли. Конь выглядит спокойным и невозмутимым, как будто ему нет дела ни до чего на свете.

Цок. Цок.

Я сосредотачиваюсь на звуке лошадиных копыт по твердой подметенной земле, пытаясь унять бешено колотящееся сердце.

Никто не осмеливается заговорить.

Аная молчит. Даже сварливая Велтея притихла. Она смотрит на меня, потом на Кайма. Затем, словно осознав, что только что наступила на гадюку, быстро моргает и шаркает туда, где сидит Иноке, словно ища защиты.

Кайм игнорирует их, ожидая Облако, поднимая глаза только один раз — чтобы встретиться с моими.

Его темный взгляд странно успокаивает.

Невидимая энергия искрится между нами. Я не могу сказать, о чем он думает, но этого небольшого жеста достаточно, чтобы сдержать мой ужасный гнев.

«Я с тобой», — словно говорит его взгляд.

Как он может быть таким спокойным?

Когда Облако подходит к нему, Кайм говорит что-то на иони глубоким, успокаивающим голосом и гладит лошадь по морде. Затем тянется к рюкзаку, привязанному к седлу Облака.

Кайм достает что-то из рюкзака — оно овальной формы, размером с человеческую голову, завернутое в гладкий серый мешок.

Тошнотворное чувство возвращается.

Все смотрят.

Мое сердце подскакивает к горлу.

Я знаю, что в этом мешке. Почему Кайм до сих пор таскает с собой эту отвратительную штуку? Зачем ему это нужно? Хоргус мертв, и ничто не изменит этого. Не в стиле Кайма хранить такой ужасный сувенир.

Из-за тлеющих хижин, из глубины леса появились новые жители. Среди них охотники, ткачи, резчики и даже дети, некоторые из которых не старше семи-восьми зим.

Но Саны я не вижу. Должно быть, она искала какое-то безопасное и тихое место, подальше от всех опасностей.

Я ее не виню. Если бы у меня была такая прелестная малышка, как Магиела, я бы поступила точно так же.

Но большинство не может сдержать своего любопытства, хотя и боится. Знакомые лица приветствуют меня, но в том, как они смотрят на меня, нет ничего знакомого.

Я чувствую себя здесь чужой.

Чувствую себя нежеланным гостем.

И странное настроение снизошло на нашу деревню. Я никогда, никогда не видела, чтобы мой народ вел себя так смиренно, даже когда находился под мидрийской оккупацией.

Они даже не смеют шептаться между собой.

Кайм развязывает завязки на верхней части мешка, засовывает руку внутрь и вытаскивает голову Хоргуса, держа бывшего императора Мидрии за длинные блондинистые космы.

Жители деревни ахают. Люди отворачивают детей, тщетно закрывая им глаза. В этом возрасте им не следует быть свидетелями подобных вещей, но мертвые уже разбросаны повсюду вокруг нас.

Гнев трещит во мне, скручивая мои внутренности и развращая мои мысли. Теперь это часть меня. Больше некуда идти

Образ умерших родителей врезался в мою память.

Я смотрю на императора, ненавидя его даже после смерти.

— Это что?.. — По собравшимся пробегает шокированный ропот.

— Э-это он, — шепчет кто-то. — Это действительно он.

Все знают, как выглядит Хоргус. Даже мы, тигландеры, не обученные всем мидрийским обычаям, знаем, как выглядит император. Его изображение выгравировано на каждой монете. Его лицо напечатано на внутренней стороне каждой книги поклонения. У солдат даже есть знамя с его портретом, которое они вывешивают перед своей маленькой каменно-деревянной крепостью.

Это лицо было выжжено в наших умах и душах, как постоянное напоминание о том, что наша жизнь не принадлежит нам.

Теперь он смотрит на нас, закатив глаза, его бледная кожа стала серой и пятнистой. Странно, что его вернули на то место, где он когда-то совершил кровавое убийство.

Это то самое место, где он убил мою мать и моего отца.

Не могу сказать, что жалею о том, что убила его.

Просто не могу.

К горлу подступает желчь. Я сглатываю и заставляю себя смотреть в лицо мертвеца.

— Это Хоргус Анскелл, — тихо говорит Кайм, встречая испуганный взгляд Анайи. — Амали говорит правду. То, что она сделала, — это то, о чем тайно молились миллионы. Ее месть вполне заслужена.

В его голосе звучит гордость. Не думаю, что я когда-либо слышала это от него раньше.

Меня охватывает теплое чувство. Даже в этот напряженный, ужасный момент у него есть сила заставить меня чувствовать себя так.

К ее чести, Аная не отступает. Она смотрит прямо на Кайма, вздернув подбородок и расправив плечи. Она крепко сжимает древний посох, ее жилистые руки напряглись.

— Я очень хорошо тебя понимаю, — шепчет она. — Многие могут сказать, что старый ублюдок получил по заслугам, но теперь нам придется столкнуться с реальностью последствий. Грядет война.

— Да.

— На этот раз они не успокоятся, пока не сотрут с лица земли все наши следы. — Она поворачивается ко мне, ее глаза блестят от сдерживаемых эмоций. — Возможно, ты обрекла нас, Амали, но кто я такая, чтобы судить тебя за то, что ты сделала? Что бы сделал любой из нас, если бы нам дали такой шанс?

Кайм торжественно кладет голову Хоргуса обратно в мешок и запечатывает его.

— Если вы уйдете сейчас, то, возможно, переживете грядущую войну… и зиму. Берите только то, что вам нужно. Еда. Теплая одежда. Оружие. Каждый охотник должен раздеть мертвых. Возьмите их мечи, ножи, монеты и все остальное, что может пригодиться. Возьмите их лошадей. Даже если вы не умеете ездить верхом, их можно вести. Они могут нести на спине припасы или тех, кто слишком слаб, чтобы идти.

— А куда мы пойдем? Путешествие в Мидрию станет смертным приговором.

— Идите на север вдоль подножия хребта Таламасса, пока не достигнете Большого Слияния, где озера Небесного Стекла впадают в Сиал. Затем поверните на запад вокруг гор и пересеките Серые Земли и Плюющуюся Землю. Дальше Калабар, Великая Небесная Равнина и царство Лошадей. Вы должны добраться туда до того, как выпадут тяжелые зимние снега, иначе путь станет непроходимым.

— Но мы же лесные люди. — Иноке смотрит на Кайма. Она не выглядит испуганной, как другие. — Как же мы переживем зиму на открытых равнинах? Там нечего добывать, а конный народ не потерпит, чтобы мы вторгались на их территорию. Они не любят чужаков. Они, наверное, убьют нас.