Чужое сердце или проклятуха поневоле

Глава 18: первая кровь

Пройдя через центральный вход, выделенный двумя квадратными колоннами с барельефами грудастых барышень в платках, я оказалась в холле. Его наводнили уже знакомые мне женщины, сидевшие на каких-то тюках или пуфах по форме напоминающих большие тыквы. «Общество» насчитывало примерно полтора десятка персонажей разного возраста в диапазоне лет до сорока. Все женщины были довольно привлекательными и многие со следами инъекций красоты, татуажем и, хотя балахоны с вышивкой не давали сильно разглядеть фигуру, я была уверена, что видела парочку девиц с силиконовыми имплантами в самых разных местах.

Мне жестом предложили пуф-тыкву, и я заняла место недалеко от двери. Бежать пока не собиралась, потому что понимала, что далеко на своих двоих отсюда не удрать. Опять же на улице слоняется громила с бородой, который как-то слишком внимательно меня разглядывал.

А, хотя нет. Вот он. Зашёл в помещение и прислонился к двери, отрезав даже робкие мысли о побеге. Громила стоял на расстоянии вытянутой руки и зыркал на меня. Странно так зыркал, будто узнать пытался или запомнить. Может местный художник и сейчас предложит написать мой портрет? А то что это всё о плохом, да о плохом думаю.

Размышления прервались из-за звука аплодисментов. «Общество» начало хлопать в ладоши с энтузиазмом пятилетних детей, впервые попавших в цирк на представление со слонами и жирафами. По ступеням широкой центральной лестницы со второго этажа спускался человек. Похоже, что это был мужчина снова-таки в традиционном для этих мест балахоне.

Свет, проникая из большого окна над площадкой лестницы, бил в спину спускающегося, играя солнечными зайчиками на золотой вышивке струящейся в пол ткани его одеяния. Мужчина вскинул руки, принимая овации. Позёр, блин. В животе с робкой надеждой завозилось отвращение, но так и не смогло перерасти в гнев, дающий силу, а иногда и проклятия.

Когда появившийся сложил ладони перед собой и слегка поклонился, холл наполнился хорошо отрепетированным криком.

— Приветствуем тебя, Лучезарный, — отрапортовали девушки.

Какой уж тут гнев, я тихонечко заржала. В книгах обычно в такой ситуации пишут «прыснула», но какое-то это странное слово, отдающее детским: «намочить трусишки». Итак, я заржала и сразу подавила свою реакцию, закрыв рот кулачком. Кашляю, подавилась, мало ли. Бородатый громила всё ещё не сводил с меня глаз, так что как минимум не стоит давать ему повод. На что именно? Да ни на что ему не нужно давать повод. Тут уже явно в воздухе запахло сектой, и пусть в таких делах у меня опыта нет, но я точно знаю, что хорошим всё вот это вот обычно не кончается.

А вот и Лучезарный стал обходить свою паству. Хозяйскими движениями он гладил женщин по головам, щекам, наклонялся послушать животик, теребил за щёчки, целовал в лоб и вот дошёл до меня.

— Встань, дева, — обратился он ко мне.

Я молча поднялась, стараясь не ржать. Для этого тащила из памяти все грустные воспоминания. О Вите и Хане не думала, потому что тревогу кормить в этой ситуации было нельзя. Я вспоминала ребят, с которыми лежала в больнице, многие из них не дожили до сегодняшнего дня и это было по-настоящему грустно.

— Открой своё имя Лучезарному Василию, — он взял меня за подбородок, пристально глядя в глаза.

Не ржать становилось труднее. Он вообще видел себя в зеркало? Там же типичное лицо Васгена, но никак не Василия. Насчёт лучезарности уж я там не знаю, но вот недалеко от нашего НИИ был ларёк с шавухой, куда Гена водил меня иногда перекусить. Так там мужик работал, ну вот почти точная копия. Приземистый, темноволосый, с вечной щетиной и бегающими карими глазками, загорелый восточный мужчина, который представлялся как Халк. И пусть сам он был обычного цвета, но зелёных людей после его кебаба я действительно видела пару раз в ИЧ, потому мы с Геной и переметнулись к Гале, торгующей пирожками с капустой и другой домашней выпечкой. Сосиски в тесте в её вагончике были отменные, да и слойки с яблоком всегда свежие и сочные.

— Дева, я задал вопрос, — уже как-то слегка агрессивно обратился Лучезарный, сильнее сжимая пальцами мой подбородок.

Как-то он смотрел на меня нехорошо. Насквозь, в заднюю стенку черепа. Гипноз? Магнетизм? Эта хрень мне в любом случае не нравится, чем бы она не была. Какого-то особого воздействия от подобного взгляда я не ощущала, но это и не удивительно, если учитывать мой «анамнез». Вряд ли можно загипнотизировать человека, у которого тихо шифером шурша, уже давно и успешно едет крыша.

— Маша, — ляпнула первое, что пришло в голову.

— Прекрасно, — улыбнулся он, — воистину благой день, среди нас появилась дева по имени Мария. Воистину это божий промысел.

И вот тут мне что-то уже стало не смешно. Совсем. Снова стало жутковато. Я одна. В непонятной заброшенной деревне, окружённой лесом. Вокруг куча блаженных беременных баб, бородатый вышибала и неславянской внешности мужик с замашками перста господнего, именующий себя Лучезарным Василием. А я то наивная думала, что нападение в поезде- это проблемы или появление зверушки с треугольными зубами. Что ж, похоже, оставшиеся два дня на размышления мне не понадобятся. Пора звать Пепи, сама я с этой чудо-дурки не соскочу. Но вот вопрос, а как оповестить чумовых прямо сейчас, не дожидаясь пока истечёт положенный срок на раздумья. Блин, блин, блин!

Лучезарный оставил в покое мой подбородок и отошёл на небольшое расстояние, плавно поворачиваясь вокруг себя. Это было похоже на демонстрацию или бездарную попытку выступления актёра из провинциального ТЮЗа в столичном драмтеатре. Так и хотелось крикнуть, что он переигрывает! Лучезарный вздымал руки и опускал их, ну, ей-богу, подготовка к взлёту, не иначе. Тело мужика, видимо, инстинктивно просится вслед за улетевшей кукухой.

— Я — Пророк господа нашего, — начал он, наконец остановив свой «полёт».

— Да! — с энтузиазмом закричали в один голос присутствующие и захлопали.

— Я приведу в этот мир нового Христа, — продолжил Лучезарный, выбрасывая руки вперёд в движении сильно похожим на приветствие Гитлеру.

— Да! — поддержали дурные бабы.

— Я — Василий Лучезарный, отец, брат, муж ваш и святой дух, — логики в словах

«Пророка» становилось всё меньше.

— Да! — послышался визг сомнительного экстаза.

— Вы — богоматери Христовы, — пустился Лучезарный уже в полный бред.

— Да! — рассыпалась искрами чужого восторга кульминация этого шедеврального идиотизма.

— Понятненько, — тихонечко подытожила я, поджимая губы уточкой внутрь.

— Утренняя молитва окончена, можете разойтись по своим делам, через час жду на общий завтрак. София сегодня нас покормит чем-то очень вкусным.

Я дёрнулась, услышав имя. Но быстро поняла, что речь не обо мне. Я же Мария, в этом фестивале психического нездоровья, а не София из ИЧ, хотя больше предпочла бы именно второе. Дурные бабы стали подниматься, растаскивать пуфики по углам и разбредаться по помещению, в котором обнаружилось минимум четыре двери помимо входной.

Бородатый бугай всё ещё внимательно следил за мной, но уже с каким-то воодушевлением. Чего только стоили его попытки мне улыбаться. Я попробовала выйти на улицу, и мне не только не помешали, но и дверь открыли со сноровкой заправского швейцара, самоотверженно отклячив зад. Как и ожидалось, бугай пошёл следом. Я не знала куда идти, но решила, что осмотреться обязательно необходимо. Изучить, так сказать, пути отхода или найти стратегический схрон.

Погода была прекрасная. Земля просохла уже окончательно и не чавкала под ногами, хотя в воздухе чувствовалась свежесть и аромат сырой листвы. Пятачок перед Домом Культуры сохранил память о ранее проводимых ярмарках и народных гуляниях. Проржавевшие навесы с облупившейся краской были задекорированы искусственными цветами и настилами из прутьев в стиле сельской эклектики. Смотрелось почти симпатично, по-колхозному атмосферненько. Я прошла насквозь бывшую деревенскую площадь и обнаружила грунтовую дорогу. Бугай меня не останавливал, но тихонько следовал по пятам, что ж проверим насколько длинный у него поводок.

Я шла по дороге и слева от меня высились старые покосившиеся дома, а справа шелестел растительностью небольшой плавно перетекающий в лес овражек. Солнышко ласкало моё лицо, в траве возились кузнечики, в воздухе мелькали юркие трясогузки, смешно покачивая хвостами. Мне даже нравилась это прогулка, пока вдалеке я не увидела отливающее металлом пятно в овраге.

Это была наша машина. Разбитая, мятая и с растопыренными дверьми. Я сорвалась и побежала, может быть быстро, может быть не очень, но я просто хотела как можно скорее оказаться около этого пятна в овраге. Бугай что-то невнятное промычал, но я не слышала. Я бежала. Страх придавал мне сил. Сердце стучало в висках, и даже где-то в районе горла. Живот острой болью резал страх, что я увижу за рулём машины знакомое мужское лицо, которое раньше так бесило меня всеми возможными способами.

Из-за паутины трещин разбитой лобовухи и солнечных бликов от капота я не видела, есть ли кто-то на водительском сидении или нет. Прямая закончилась, а замедлять скорость было некогда, и я ломанулась вниз, благо обрыв был не таким уж и крутым. Какие-то колючки хлестали по ногам, и оставили бы серьёзные царапины, если бы Витя не заставил меня надеть толстые джинсы и высокие ботинки. Чёрт, только бы его там не было. Только бы его не было в этой грёбаной машине. Я упала. Покатилась. Ударилась о ветку какого-то кустарника, оцарапав щеку. Но я не обращала внимания, меня ничего не могло затормозить сейчас. Не поднимаясь, чтобы не терять времени, я на коленях доползла до разбитой машины. Сзади уже слышалось сопение бугая, который последовал в овраг за мной. Опираясь рукой о бампер, я в несколько приёмов встала, оказавшись у водительской двери. Хрипя и давясь воздухом и собственными лёгкими, я обогнула распахнутую дверь и заорала дурным голосом. В следующий момент бугай зашёл сзади и попытался отвести меня от машины, но я неистово сопротивлялась. Удивительно, что с уст не сорвались слова проклятий.

Я хваталась за руль, за дверь, за всё, что попадалось под руки, пытаясь сопротивляться. Бородач железной хваткой взял меня в захват со спины, несмотря на попытки отбрыкиваться в лучших традициях американского реслинга. Бугай был силён, целеустремлён, и даже на удивления аккуратен. Настойчивые попытки оттащить меня от машины не причиняли мне особой физической боли.

Пришлось разжать руль, но брыкаться и орать я не перестала. Мои ноги взлетали в воздух, как будто я пыталась накачать пресс, делая упражнение «велосипед». Но здоровяк всё дальше и дальше оттаскивал меня от машины. Я орала и била по нему руками, пачкая уже свернувшейся кровью, которая осталась на моих пальцах, после контакта с рулём.

Бородач оттащил меня метров на пять от машины, лёгким движением повернул к себе и обнял, будто спрятав своими большими лапищами мою голову от этого всего. Чувствовалась, что он не желает мне зла, он хочет помочь. Я уже совсем выбилась из сил и выдохлась, поэтому перестала орать. В глазах стояли слёзы, в горле комок, а на руках была кровь, вероятнее всего, кровь Вити.