Мой ректор военной академии. Часть первая

ГЛАВА 17

Меня подняли еще до рассвета. Через два с небольшим часа после того, как отпустили.

— Пройдемте с нами, — отдал мне приказ хмурый, явно недовольный жизнью мужчина, в мышиного цвета форме, бесцеремонно войдя в мою комнату.

— У меня приказ не покидать поместье, — ответила я, глядя на него и размышляя о том, какая я все-таки молодец, что улеглась спать одетой.

— А у меня приказ — доставить вас на допрос, — равнодушно отвечали мне. — И я это сделаю, даже если мне придется за волосы тащить вас по полу.

Обнадеживающее начало лиричной беседы. Но деваться мне, как я понимаю, было особо некуда. По крайней мере, пока милорд Верд не очнется.

Я, не торопясь, надела пальто — новое, вишневого цвета, шляпку в тон. Взяла перчатки. Так же спокойно мы спустились по лестнице, вышли из дома со входа для слуг. Уселись в черный экипаж с решеткой на окнах. Когда выворачивали к воротам, я бросила взгляд на поместье. Сколько надежд было у меня, когда мы с мальчишками, кажется, жизнь назад, подъезжали сюда… Сопровождающий услышал мой тяжелый вздох.

— Хотите добрый совет?

— Конечно, хочу, господин.

— Ничего не подписывайте, — тихонько буркнул он. — Никаких документов. Бумаги с личным признанием имеют в Империи первостепенное значение по доказательной базе.

— Вы имеете в виду, что если подозреваемый подписал признательные документы, он становится виновным вне зависимости от всего?

Мужчина кивнул, глядя мне прямо в глаза:

— При решении участи главный довод — это — сознался подозреваемый или нет…

— Спасибо, добрый господин.

— Я не добрый — и практически не господин. Я не дворянин, — насмешливо отвечал мужчина.

Я нашла в себе силы улыбнуться. Хотя, честно говоря, больше всего мне хотелось визжать от ужаса.

Мы ехали чуть больше часа. В полном безмолвии — больше мы не проронили ни слова. Я старалась думать лишь о том, что милорд Верд очнется — должен очнуться… И подтвердит мои слова. И все это закончится.

— Приехали, — сказал мужчина. Люди в такой же, как у него, мышиного цвета форме, распахнули дверь экипажа. Мужчина — имя которого я так и не узнала — вышел, подал мне руку. Я помедлила. Как-то идти за ним не хотелось.

— Сударыня, не испытывайте терпение нашего начальника, — с угрозой в голосе обратился ко мне кто-то из сопровождающих.

— Если бы я еще понимала, куда и зачем меня привезли, — проворчала я.

— А… — отозвался чей-то неуместно-жизнерадостный голос, — госпожу отравительницу привезли!

Я огляделась. Обладателем голоса оказался молодой совсем человек — моложе меня, должно быть. Но при его появлении все служащие, находившиеся возле экипажа, подтянулись и встали по стойке смирно.

— Добро пожаловать, сударыня в Управление уголовной полиции столицы. Позвольте представиться — господин Монтесье — начальник Управления. Я вас ждал.

Хмуро посмотрела на молодого мужчину — не слишком ли он молод для такой должности. Начальник управления весь лучился энтузиазмом.

— Пойдемте-пойдемте. Нам есть, о чем поговорить.

Мы зашли в кабинет — и мне предложили присесть. Честно говоря, я приготовилась еще раз повторять рассказ о ночных событиях. Но господину Монтесье удалось меня удивить.

Он просто взял со стола какую-то бумагу и положил передо мной.

— Подписывайте, — приказал он мне, не прекращая улыбаться.

— Что это? — спросила я, не притрагиваясь к бумаге.

— Признательные показания.

— Какого рода?

— А какая вам, собственно, разница. Не хотите, чтобы вам подпортили вашу симпатичную мордашку — подписывайте.

— Вы позволите? — кивнула я на бумагу.

— На здоровье, — рассмеялся он. — Только не тяните.

Я взяла бумагу — и стала читать.

О как! Я, оказывается, была шпионкой Османского ханства и наемной убийцей заодно. Меня заслали на территорию Империи с приказом уничтожить милорда Верда, бастарда Императора. Я втерлась ему в доверие, стала его любовницей — и потом отравила за ужином. Во время побега меня задержали сотрудники Уголовной полиции. Я бешено сопротивлялась, нанесла увечья нескольким из них.

— Бред! — отложила я в сторону документ.

— А это и не важно, — мужчина уже не улыбался. — Вы влезли в мужские игры, милочка. Поэтому на жалость можете не претендовать. Да и всякие ваши бабские штучки не подействуют.

— При чем здесь жалость? Целитель, который прибыл с милордом Милфордом, признал, что мой хозяин был отравлен какой-то там змейкой. Я так понимаю, он принес ее из дворца. Так что версия о том, что я отравила его за ужином не выдерживает никакой критики… Кстати, ужинал он не дома, а опять-таки во дворце.

— Вот видите, как хорошо! — снова обрадовался он. — Вы уже признались, что подсунули милорду магическую тварь. Теперь мы перепишем документ — вы его подпишите. И все свободны.

Я пожала плечами. Пусть переписывают — все время какое-то пройдет. Только радовалась, что Рэм и Пауль считаются родственниками милорда Верда — и их не тронули.

— Господин Монтесье! — вошел молодой парень с пером и новой бумагой в руках. — Все в лучшем виде.

— Пожалуйста, сударыня, — любезно улыбаясь, только что не кланяясь, подошел ко мне начальник Уголовной полиции.

— Вы же понимаете, что это все — не правда?

— А какая разница? В такой истории — главное — кто первый раскроет заговор. И отчитается перед императором.

— Но кто-то же покушался на лорда Верда. Разве вы не думаете, что императору бы хотелось узнать, кто на самом деле покушался на его сына?

— Да не твоего ума это дело, — равнодушно сказал мужчина. — Да и не моего, в общем-то.

— А что — ваше дело?

— Дворянство получить для своих будущих детей. Кстати, во второй бумаге надо будет раскрыть сеть заговорщиков, которыми ты руководила.

— Бред, — прошептала я.

— Перечислишь всех, с кем встречалась, пока жила в доме милорда. Будет из них сообщников делать, — словно и не услышав меня, продолжил господин Монтесье. — Хватить тянуть, подписывай.

Я взяла бумагу в руки, сделала вид, что раздумываю. Потом, быстро порвала ее на две части.

— Не стану.

Я до последнего не верила, что он меня ударит. Будет пугать — да. Издеваться — безусловно. Но бить…

Но вот я летела через весь кабинет от удара кулаком в лицо — и почувствовала, как что-то хрустнуло у меня внутри.

«Надо же… А ножки стула к полу не прикручены оказались. А я читала, что в допросных их…» — какие у меня в голове все-таки дурацкие мысли…

Ко мне с диким воплем подскочил начальник Уголовной полиции. Я увидела занесенную над собой ногу. Нахлынула боль — и все померкло…

Кап-кап-кап… Где-то капала вода. Безумно хотелось пить. Было больно. Но боль была не резкая, острая, невыносимая, а тянущая, нудная. Я поняла, что лежу на каменном полу в затемненном помещении без окон. Мне все не верилось, что это все происходит на самом деле. Что все это — не кошмарный сон…

— Очнулась, милая? — с поистине отеческой заботой поинтересовался у меня старческий дребезжащий голос. — Напугала ты нас — думали уже, что потеряем.

— Как это? — мой голос был похож на карканье.

— Перестарался наш начальник, ох, перестарался… Вот что значит, когда не по заслугам назначение делают, а по роду да знакомствам…

— Да. Уж… Не хорошо, — согласилась я.

— Он ведь незаконнорожденный какого-то то ли графа, то ли барона. А тут увидел способ выслужиться до личного дворянства, — с каким-то извиняющимися интонациями сказал старик. — И совсем ополоумел.

Я зажмурилась, стараясь выкинуть из памяти то, как начальник Уголовной полиции «старался выслужиться до дворянства».

— Хорошо что лекари у нас традиционно сильные — и ко всему привыкшие, — обрадовал меня дедок.

— А вы кто? — спросила я.

— Пыточных дел мастер, — ответил мой собеседник — и я прикусила язык. Нашла время и место любопытство проявлять. — А это — пыточный подвал.

Я замотала головой, отгоняя ненужные слезы — вот уж точно не время было раскисать.

— Ну, что, девонька… Подписывать надо, — как-то сочувственно проговорил он.

— Нет, — нашла я в себе силы ответить.

— Ты же понимаешь, милая, что я тебе даже сознания потерять не дам. И бить не буду. Или кости ломать — тебе же их только срастили. Столько труда приложили. Есть более действенные средства. Иголки под ногти. Или каленым железом по груди — и не смертельно, но боль такая, что сама просить будешь, чтобы бумагу принесли. Результат будет один и тот же…

Я плакала, уже ни на что не надеясь, но все равно не переставала упрямо отрицательно мотать головой.

— Вероника… Ника. Где же ты? Я чувствую ужас, я чувствую боль — где ты? Я уже несколько часов как очнулся — и зову тебя. Ты пропала. Где ты? Я не могу пробиться…

Сначала я подумала, что сошла с ума, что мне мерещится его голос. А потом я так обрадовалась — пусть даже и иллюзии того, что меня кто-то ищет, кто-то хочет защитить…

— Ричард! — закричала я вслух, впервые называя милорда по имени. — Я здесь! Я в Уголовной полиции.

— Это который Ричард-то? — поинтересовался старичок.

— Это который лорд Верд, — ответила я. — Сын императора.

— Знаю, что в Уголовной, — продолжал общаться со мной голос в моей голове. — Где именно? Милфорд здание обшаривает — тебя нет нигде.

— Вам рекомендуют сказать, где мы находимся, — впервые посмотрела я на старика.

Тот пошамкал ртом, очевидно, раздумывая, как ему выгоднее поступить.

— Ты ведь все равно бумаги подписывать не будешь?

— Теперь-то уж точно нет…

— Да можно было бы успеть, — с явной насмешкой посмотрел он на меня.

— Можно, — не стала спорить я. — Только вам оно зачем?

— И то верно, девочка… Только у лорда своего попросишь начальника для нас нормального.

— Попрошу, — согласилась я.

— Никуда не уходи, — распорядился он, закрывая за собой дверь.

Я не поняла, сколько прошло времени — много ли, мало ли — дверь опять открыли. Только на этот раз ее дернули с такой силой, что она жалобно закряхтела.

— Где она? — раздался крик. Затем ругань.

— Туточки, милорд, не извольте беспокоиться. Вот. В уголку.

— Где? — в пыточной было темно, а я лежала в самом дальнем углу — так что разглядеть меня, действительно, было сложно.

— Я здесь, милорд, — мне показалось важным подать голос.

— Да сделай посветлее, — раздался новый приказ.

Вспыхнул свет, показавшийся мне необычайно ярким. Я попыталась закрыть глаза руками.

— Вы тут что — все с ума посходили? — кто-то протопал, опустился ко мне, провел руками надо мной, почти касаясь. Меня окутывало теплом. Боль нехотя, но отступала.

Дальше опять шла ругань. К своему удивлению поняла, что матерится милорд Милфорд — а это был именно он — на русском.

— Одежду ей — быстро.

— Слушаюсь, милорд, — ответил палач. И быстро вышел.

— Хотя, нет. Наверное, ждать не стоит… Так обойдемся.

Милорд стряхнул плащ с себя, закутал меня — и поднял на руки.

— Поедем-ка домой. Там Рэ с ума сходит. На императора кричать изволил… Мне дуэлью грозил. Его силой в постели оставили.

Палач встретился нам уже на выходе из здания.

— Милорд, — радостно закричал он. — Вот.