Мой ректор военной академии. Часть первая

ГЛАВА 31

— Вот чего мы сюда приехали? — ворчал Паша, обозревая темноту вокруг. — У нас завтра день халявный — фехтование и магия. А так придется отрабатывать… Милорд Верд, а, может, вы за нас похлопочете, чтобы нам не пришлось за прогулы отдуваться?

— Еще чего… — насмешливо посмотрел на нахального мальчишку милорд и тут же спросил с искренним любопытством. — А что такое «халявный»?

— Ну, это напрягаться не надо, — осторожно пояснил сын, посмотрев на мое недовольное лицо.

— Пауль на свои выражения уже всю Академию подсадил, — наябедничал Рэм.

— Кстати, «подсадил» — это тоже его выражение, — улыбнулась я.

— Ну, надо же, — скривился юный герцог. — Я и не заметил. Эти слова — они такие приставучие.

— Надо же, — пробормотал Паша, — мам, у вас с Рэмом, когда я не по-литературному говорю, а по-нормальному, даже выражение лица одинаковое.

— Ваш молодежный жаргон — не норма! — отрезала я.

— Мама, не занудничай. Тебе не идет, — ответило это чучело, делая умилительную мордочку.

— Не-а, — отрезала я. — Раньше было выразительнее. Сейчас у тебя в повзрослевших глазах слишком много ехидства плещется.

— Облом.

— Павел! — синхронно зарычали я и Рэм.

Раздался смех. Мы втроем переглянулись — и поняли, это хохотал над нами милорд Верд.

Мы действительно отправились сразу после ужина. И, конечно же, после того, как милорд Верд надел мне перстень обратно на палец.

Я поднялась к себе, взяла тревожный саквояж. Переоделась. Сунула туда три платья. На всякий случай.

— Готова? — спросил у меня Ричард.

Я кивнула. Мы забрали из Академии Пашу и Рэма. Запретили им задавать вопросы. Милорд Верд замер на секунду — и перед нами заискрилось разноцветное марево. Мы шагнули. У меня после портала чуть кружилась голова.

И вот мы непонятно где. Но здесь тепло. Тоже ночь. Воздух вкусно пахнет морем. Мы стоим на террасе. И только свет крупных-крупных звезд над головой старается пробиться к нам сквозь нависшие над домом деревья.

— Дом не так давно поставили, — словно бы оправдываясь, говорит милорд Верд. — Он не обжитой совсем. Я здесь еще не разу не был. Может, нужно было слуг с собой взять?

— Давай останемся… без посторонних.

— Да. Ты как раз хотела ото всех уехать. Хотя бы на день.

— Я не думала, что повод будет такой.

— Молодые люди, — обратился милорд Верд к мальчишкам, — дом в вашем распоряжении. Ищите себе комнаты. Свет сможете включить?

Рэм и Пауль, до этого старательно отводившие от нас взгляд, словно мы занимались чем-то неприличным, кивнули — и убежали. Исследовать.

— Пойдем и мы поищем себе спальню.

— А что здесь с продуктами? Из чего готовить?

— Годовой запас продуктов, — и посмотрел на меня с недоумением. — Я же тебе говорил.

— Погоди, — до меня стало доходить. — Это что — твой необитаемый остров?

— Да. Давно хотел побывать здесь. Да и с точки зрения безопасности место практически идеальное. Никто не знает, что я его владелец. Это вообще не наш мир. Только с козами, боюсь, не получится. Я бы не хотел афишировать, что на острове кто-то есть. То есть подвезти их быстро не получится.

— Да я и не особо стремлюсь, — засмеялась я, вспоминая наш разговор о необитаемом острове. — У каждого свое понимание необитаемости…

— И почему в твоем голосе мне слышится издевка? — обнял он меня.

— Тебе померещилось, — ответила я — и потянулась к нему.

Мы расслышали топот двух пар ног.

— Хорошо, что они не бесшумные ниндзя, — успела я отойти от милорда Верда — и даже поправить платье.

— Мама! — издалека закричал Паша, — это мы!

— А кто такие ниндзя? — спросил милорд Верд.

— Это клан наемных воинов-убийц. Тихих и беспощадных.

— Понятно. У нас тоже такие есть. Гильдия убийц называется.

Паша и Рэм выбрали себе для проживания спальни в левом флигеле. Мы, соответственно — в правом. Потом Паша, узнав, что мы на необитаемом острове, потребовал себе шорты и футболку. Я отдала ему саквояж, распорядившись потом принести его мне.

И мы с милордом Вердом поднялись наверх, посмотреть, что у нас со спальней. Кровать была огромная, комната тоже не маленькая. К ней, как и в поместье, примыкала ванная комната. И гардеробная.

— Как тебе? — спросил у меня жених, нежно привлекая к себе.

— Хорошо, — улыбнулась я.

— Только меня беспокоит… Мы с тобой поженимся только через три недели. А что подумают о нас молодые люди?

— Что это не их дело?

— Они же мужчины. И отвечают за тебя.

Я рассмеялась.

— Я как-то привыкла за все отвечать сама. И за своих детей в том числе.

— Знаю, что проявляю преступную слабость, отсутствие выдержки и всяческое нарушение приличий… Но я не могу отпустить тебя в другую комнату.

— Не отпускай, — попросила я. — Мне так хорошо с тобой…

И сама смутилась оттого, как это прозвучало. Я поспешила сменить тему разговора:

— Слушай, раз это необитаемый остров и не надо скрывать, что мы из другого мира… — улыбнулась я, отходя от него. — Это же можно снять эти ночнушки неудобные и надеть любимые джинсы!

— Какие ночнушки? — изумился милорд.

— Прости, но если бы ты знал, как меня ваши платья раздражают!

— А корсеты? — вспомнил он свою нелегкую борьбу с этим видом женской одежды.

— Не то слово!

— Давай снимать? — блеснули его глаза.

— Ма-а-ам! — раздался с первого этажа вопль Паши.

Мы переглянулись — и понеслись вниз.

— Что? — спросила я, оглядывая его на предмет повреждений.

— А что есть поесть?

Я зарычала:

— Ты издеваешься? Я пока вниз летела, все успела передумать!

— Ну, прости. Я просто очень-очень голодный.

— Саквояж верни, — распорядилась я. И развернулась к хозяину дома. — Милорд…

Улыбка его померкла. Выражение лица сразу стало холодное и отстраненное.

— Пойдем, — потянула я его за собой. — Возьми, пожалуйста, саквояж. Паша, мы спустимся… Как только спустимся. Потерпи. Не ори. И не пугай меня.

— Да, мама, — серьезно ответил он, посматривая на непростое лицо молчащего милорда Верда.

Мы поднялись наверх. Он прошел к кровати и тяжело на нее опустился.

— День был тяжелый, — проговорила я — и села рядом.

— Иной раз мне кажется, что все наши отношения — это потому, что я настаиваю. А вы мне не отказываете, потому что вам нужна защита.

— О как… И к этому гениальному решению вы пришли на основании того, что я вас не назвала по имени?

— Скажите, Ника… Как вы меня называете в мыслях?

— Чаще всего «милорд», — честно призналась я.

— Вот видите…

— Что именно я должна увидеть? И услышать? Что вы только что сказали, что я — расчетливая стерва, которая пользуется вами, чтобы забраться повыше и устроиться поудобнее. И спит с вами за статус и защиту. Я это должна была услышать? Хотя, нет. Если через постель — это уже не стерва. Это уже…

— Ника, прекратите.

— Да почему… Вы же этого ждете. Что так все и окажется…

— Тогда — почему?

— Потому что мне слишком непривычно. Потому что я старательно учила, что вы — милорд Верд. Очень боялась неправильно назвать или что-то перепутать. У нас ведь такие обращения не приняты. И потом… Мне просто нравится называть тебя милордом. Тебе идет. И очень романтично…

— Не понимаю… Милорды — это все мужчины вокруг тебя…

— Нет. Ты не понимаешь, — замотала я головой и погладила его по щеке. — Это ты. Только ты… Такой властный. Такой нежный. Такой… желанный.

— Ника, — прошептал он и опрокинул на кровать, нависая надо мной.

— Милорд, — из вредности сказала я.

Скривился, но целовать стал.

— Отнесись со снисхождением к моим тараканам — и я отнесусь со снисхождением к твоим, — прошептала ему я.

— Как это? Что за тараканы? — он так серьезно задумался над тем, что у меня есть какие-то непонятные ему зверьки — даже домогаться перестал.

— Это так говорят, когда у человека в голове есть какие-то пунктики, комплексы, навязчивые идеи. От которых он может и страдать, но на самом деле он их и холит, и лелеет. Это как твоя идея о том, что ты — бастард. Это как моя идея о том, что мне не стоит к тебе привязываться…

— Значит, у нас с тобой в голове тараканы?

— Точно, — рассмеялась я. — Размером со слона.

— И что нам с ними делать?

— Давай попробуем их подружить… — мне надоело с ним разговаривать — и я позволила своим рукам легкие бесчинства.

Платье он на мне все-таки порвал. И ладно, и не жалко… Хотелось скорее дотронуться до него обнаженной кожей. Застонать от его прикосновений… Застонать… Дети…

— Полог я поставил — нас не слышно, — прошептал он мне, — и тоже дал волю рукам. И не только рукам.

— Ричард…

— С тобой надо как можно чаще заниматься любовью, чтобы хотя бы послушать, как ты зовешь меня по имени.

— Так я и не против.

Разве ж только не против… Я сходила с ума от его прикосновений. Я жаждала ему принадлежать. Я даже в какой-то момент подумала о том, что после такой ночи должны на свет появляться дети…

— Дети…, - сказала я много позднее, когда мы уже успокоились.

— Останутся голодные?

— Что? — удивилась я, потому что думала о другом.

— Пауль. Да и Рэм. Их надо покормить, — и он поднялся — и стал одеваться. — Лежи. Я найду хлеба и мяса, сыр должен быть. Там много чего приготовленного, только надо показать им, как это все доставать из стазиса.

— А что это такое?

— Это такое особое заклинание, позволяющее сохранить неживую материю от распада. Бытовая магия, очень удобно. И заклинание, чтобы продукты можно было съесть, совсем простенькое. Пойду, покажу.

Я скользнула в сон. Не знаю, сколько спала, но проснулась оттого, что замерзла. За окном было по-прежнему темно. Ричард еще не вернулся.

Вытащила из саквояжа родную одежду. Никогда не думала, что буду так радоваться джинсам и футболке. А уж нормальные трусики и — какое счастье — обычный бюстгальтер — приведут меня практически в состоянии экстаза. Посмеиваясь над собой, я тихонько пошла по направлению к лестнице.

— …Недопустимо, — услышала я голос Рэма. — И вы, как никто другой, должны это понимать.

— Должен напомнить, ваше сиятельство, — надо же, милорд Верд, произносит это без иронии, серьезно. И даже как-то…смущенно. — Мы поженимся через несколько недель.

— Дело в уважении, — упрямо гнул свою линию юный герцог. — Миледи Вероника — мой опекун и такое поведение, пусть косвенно, но кидает тень на меня.

Я не знала — злиться мне или хохотать… Или пойти дать по башке. Всем. Это абсурд какой-то. Еще четырнадцатилетние подростки не занимались моим моральным обликом…

— А почему бы вам, уважаемые Рэм и Пауль, не заняться своими делами. И не заниматься моими? — обратилась я к молодым людям.

Они подскочили. Пашка покраснел. Рэм как-то тоже подрастерял напыщенность и уверенность.

— Или вы хотите сказать, что я делаю что-то такое, из-за чего вы можете меня стыдиться? — я переводила взгляд с одного на другого, вынуждая их по очереди смотреть в мои глаза.

— Но, миледи, — начал Рэм. Я не сводила с него взгляд — он смешался.

— Вероника, оставь. Они в своем праве. Они — твои сыновья — и защищают тебя. Не прав в данной ситуации я — и я это признаю.