Квента

Глава восемнадцатая

Открыв глаза первого июня две тысячи двадцать первого года, я отчетливо поняла, что нахожусь в обычном мире. Это было предельно ясно по нормальности происходящего вокруг: мерно капающий раствор в капельнице, монотонно пищащие медицинские приборы, запах лекарств и хлорки, звук двух женских голосов за белой тонкой дверью. Женщины обсуждали последний выпуск нашумевшего шоу, где невеста выбирала себе жениха из двадцати претендентов. Обе дамы были не в восторге от выбора невесты и бурно возмущались, периодически повторяя: "Вот я бы на её месте…". Но самое главное, что я увидела – часы. Прямоугольные часы серого цвета отсчитывали тринадцать тридцать пять.

Я вернулась?

Я вернулась.

Слеза безумия и счастья скатилась по лицу.

Сейчас я молюсь лишь об одном, чтобы это была обычная больница, а не психлечебница, не думаю, что мама…

Мама! Частота и ритм дыхания превращаются в судорожные всхлипы. Трясущейся рукой прикрываю рот, заглушая истерические звуки. От обилия слез серые часы превращаются в вибрирующее пятно.

Лавина воспоминаний жизни Джорджины Джонс на полном ходу проносится по моей нервной системе.

Я помню!

Я! Всё! Помню!

Кто я и откуда. Где живу. Чем занимаюсь.

Помню абсолютно всё!

Мама, о, Боже, она, наверное, сошла с ума от переживаний. Не представляю, как она беспокоится.

В голову тут же лезут миллионы мыслей, догадок и предположений. Во-первых, я точно не пыталась покончить жизнь самоубийством. Никогда бы этого не сделала!

Ни-ког-да!

Никакое дерьмо жизни не смогло бы заставить меня бросить маму одну. Папа уже оставил её, хоть он и не умер, но факт остается фактом – бросил.

Переношусь в прошлое, в последнее воспоминание нормальной жизни. Жизни "до". Помню, как поднялась к себе в комнату, надела ту самую серую пижаму, а после перед глазами начало плыть. Я хотела позвать маму и дойти до кровати, но не успела сделать ни того, ни другого.

Темнота.

А дальше мыльный пузырь и всё остальное. Мыльный пузырь! Черт! Мне не могло это привидиться или присниться. Это просто невозможно. Я уверена, больше чем на сто процентов, что я была там.

Рэйлан Бейкер.

Рука, закрывавшая утихшие всхлипы, переместилась на сердце. Он выстрелил в меня. Он меня убил! И всё время, что мы были в странном месте, он ни разу не сказал о том, что знает меня. Ни единого чертового раза! А он знает! Заплаканные и припухшие глаза смотрят на тату. В голове смешиваются два момента, тот, что был в обычном мире, и в странном. Его взгляд. То, как он посмотрел на меня в странном мире. Он точно знал кто я! Он знал! Вот ублюдок! Чертов Рэйлан Бейкер! Под тату проглядываются старые шрамы, полученные мной во время тренировок с дядей. Всё помню!

Пытаюсь унять злость. С Рэем я ещё разберусь, а вот остальные: Коди, Лойс, Челси и Дерек мне незнакомы. Никогда с ними не пересекалась и ничего о них не слышала.

Боже, я схожу с ума?! Шестеренки крутятся с такой скоростью, что голова начинает дымиться. Я практически ощущаю запах своих горелых мозгов.

Плевать на всё, я должна увидеть маму. Это куда важнее всего остального. С трудом принимаю сидячее положение. По мне словно проехал танк. Трижды. Каждый сантиметр тела ломит, каждая клетка жалобно пищит.

– М-м-м… – всё тело ноет. Сколько я здесь пробыла? День? Месяц? Год?

Опускаю босые ноги на холодный серый кафель, отрываю задницу от кровати, берусь рукой за капельницу и встаю.

Тело настолько онемело, что я абсолютно не чувствую ног, со всего маху плашмя падаю вперед. Все провода и трубки отрываются от тела, громкий монотонный писк кардиомонитора разносится по палате. Бряк металлического штифта капельницы, упавшего вместе со мной. Брызги раствора, ранее вливаемого в мои вены, вперемешку с осколками стеклянной капельницы моментально разлетаются по полу.

Единственное, что я успела сделать, так это подставить руки и не размозжить нос об этот грустный серый кафель.

Спустя секунду в палату вбегают люди, по голосам – это те самые женщины, что обсуждали шоу за дверью. Они, кудахча, поднимают меня и садят на кресло-каталку. Я словно кукла с головой, набитой ватой. Слова медсестер тонут в воздухе, не доходя до моего сознания. Наблюдаю, как одна из них начинает убирать стекло с пола, вторая подходит ко мне и начинает светить фонариком в глаза, пытаюсь отвернуться. Она прекращает это делать, измеряет мой пульс, и в этот момент в палату входит высокий статный мужчина-врач. Ему примерно пятьдесят лет, но выглядит он замечательно, если не считать темные тени под глазами. Медленно моргая, наблюдаю, как он, подходя ко мне, отсылает медсестер из палаты. Присаживается напротив, и его губы шевелятся в интересных движениях.

Мысленно приказываю себе сосредоточиться и наконец-то услышать хоть что-то. Всматриваюсь в его губы. Он слишком быстро говорит. Возможно, это что-то важное. Прикрываю глаза и пересохшими губами пытаюсь сказать:

– Я… не слы… шу. Вас.

Доктор встает, куда-то отходит. Не надо было так быстро вставать. Неизвестно, сколько времени я провела в лежачем положении. Необдуманный, импульсивный поступок, который привел к падению и потере слуха. Доктор возвращается с небольшим шприцем в руках.

Что за укол? "Нет, погодите!" – хочу крикнуть я, но губы не повинуются, язык присох к нёбу.

Не могу сопротивляться и теряю сознание ещё до того, как игла проникает в мою вену.

Пришла в себя уже в другой палате. Открыла глаза и тут же увидела маму, сидящую на неудобном стуле. Она плакала. Плакала и сжимала мою руку так сильно, что я услышала, как скрипит моя кожа.

– Мам?

– Милая.

И мы заплакали вместе. Увидеть маму, почувствовать касание её рук, ощутить запах цветов, растущих в её огромном саду – это ли не рай? Может мне даровали второй шанс? И выглядит он именно так. Но я не понимаю, почему у меня забрали первый. Не хочу об этом думать, хочу домой.

– Мама, – жалобно шепчу я. – Хочу домой.

Моя красивая и ревущая мама с болью во взгляде отпускает мою руку и, поднимаясь со стула, говорит:

– Я сейчас доктора позову.

Киваю в ответ. Нежно-голубая дверь тихо прикрывается за маминой спиной. Подтягиваю себя на руках и принимаю сидячее положение. Рассматриваю руки, на которых больше нет отвратительных татуировок, которые были выжжены на моём теле. Но тату с зеброй никуда не делось. Что мы имеем?

А. Я жива. И не сомневаюсь в этом.

Б. Я слышу, вижу и чувствую.

В. Необъяснимый страх того, что что-то случится, никуда не делся.

Видимо, я притащила его с собой из чертовых квадратов.

А были ли они? Или нет? Я не сумасшедшая! Хотя какой сумасшедший согласится с тем, что потерял рассудок? Правильно – никакой. Как только выйду из больницы, то первым делом навещу Рэя и врежу ему по лицу, а позже узнаю, правда ли всё, что было, или нет. "Это правда" – настаивает моё подсознание, и от этого волоски на шее встают дыбом.

Мама возвращается вместе с доктором, которого я уже видела ранее. Мужчина занимает мамин стул и, осмотрев меня, спрашивает:

– Как себя чувствуешь?

– Хорошо. – совсем не хорошо. – Можно мне домой?

– Джо, – доктор всматривается в мои глаза. – Ты помнишь что-нибудь?

Этот вопрос ставит меня в ступор. О чем именно он спрашивает? Я точно не скажу ему, что я помню, как носилась по вымышленным квадратам и спасала свою жизнь, которую в итоге отняли те, кому я доверилась. Смотря в глаза мужчины, начинаю подозревать, что всё же схожу с ума, но начинаю говорить то, что скорее всего он хочет от меня услышать:

– Помню, как поднялась в свою комнату и мне стало плохо. Закружилась голова, а потом… потом я потеряла сознание.

– И больше ничего? – допытывается доктор.

Хочу отползти от него как можно дальше. Несмотря на белый халат и легкую улыбку, он не вызывает доверия.

– Нет.

Возможно, я сумасшедшая, но точно не дура и понимаю – говорить о том месте нельзя. Стоит заикнуться о чем-то сверхъестественном или странном, и через час ты окажешься в смирительном доме, поедая чудо-таблетки, которые день за днём превращают тебя в улыбающийся овощ.

– Хорошо. – выдыхает доктор, открывает папку и начинает читать всё, что со мной было за время странной комы неизвестного происхождения. Он говорит настолько заумными словами, что не выдержав, прерываю его.

– Извините, а не могли бы вы говорить на человеческом, не на докторском.

– Да, конечно. – закрывает папку и, смотря мне в глаза, вещает. – Вы поступили к нам в бессознательном состоянии, через час вашего пребывания в больнице, мы констатировали кому. Причину этого состояния мы выяснили благодаря анализам. У вас было отравление психотропными препаратами. Как нам сообщила Арайя, на протяжении полугода вы принимали… определённые таблетки.

– Но это было по предписанию доктора. – в голове всплывает образ миссис Мередит, доктора, к которому я записалась через три дня после возвращения в кампус.

– Пробыв в коме семь дней, вы очнулись. – склоняется ко мне всего на сантиметр, но все мои инстинкты кричат, что он плохой. Это плохой человек. Никакие улыбки и доброжелательные глаза не в силах скрыть его внутреннюю черноту. Доктор тем временем продолжает. – Джорджина, вы хотели покончить жизнь самоубийством?

– Нет. – спокойно отвечаю я. Если я начну истерить, или как-то эмоционировать на этот вопрос, то, боюсь, такое поведение примут за нестабильное эмоциональное состояние.

Доктор перестает улыбаться и, вглядываясь в мои глаза, тихо спрашивает:

– И что мы имеем в центре всего этого.

Сердце обрывается. Я его больше не слушаю. Он только что сказал: "В центре всего"! Он это сказал! Я не ослышалась! Дыхание замирает, но в остальном я стараюсь не показать того, что эти слова как-то повлияли на меня.

Мне страшно.

Хочу посмотреть на маму, но боюсь отвести взгляд от доктора, кажется, он как змея напрыгнет на меня и утащит в Центр Всего. Он знает! Он точно что-то знает! Моё сознание паникует, убегая прочь от этого волка в овечьей шкуре. Но моя оболочка не может себе этого позволить.

– …вы же понимаете? – доносится до меня его вопрос.

– Что простите? – с замиранием сердца переспрашиваю я.

– Вы же понимаете, что сегодня мы не можем вас выписать.

Нет уж, дядя, извини, но я здесь не останусь. Позволяю себе прекратить пялиться на доктора и перевожу, как мне казалось, спокойный взгляд на маму.

– Мам? Позвони папе.

– Он будет с минуты на минуту. – тут же отвечает самый дорогой человек во всех мирах.

Это немного успокаивает. Папа сам доктор и не последний человек в медицине нашего города. Он вытащит меня. Доктор жмурит глаза, подозрительно осматривая моё лицо.

– Я настоятельно рекомендую вам обратиться к психологу во избежание психоэмоционального выгорания. И не советую вам более принимать лекарства, которые способны довести молодую девушку до комы. Возможно, вы впали в кому из-за нестабильного состояния вашей психики.

Смотря на него, я вдруг отчетливо понимаю – он не врач. Это становится абсолютно ясно после последнего предложения. Люди не впадают в кому от эмоционального напряжения. Сознание потерять, да, но впасть в кому. Увольте. Врач протягивает мне визитку и говорит: