Ужасы Фобии Грин

18

Фобия очень старалась не уснуть, но усталость, алкоголь и нервное потрясение сделали своё дело — она только на секунду прикрыла глаза, а когда вновь открыла их, то в узкое окно светило солнце, а Креста уже не было рядом.

На зеркале был прикреплён стикер с одним коротким словом.

«Спасибо» было написано там.

Фобия скомкала и выбросила листок, и стала собираться. Уже зашнуровывая кроссовки, она поймала себя на мысли, что неосознанно надела новую одежду. Будто собралась умирать.

Несмотря на ранее время, город тонул в зное. Чистое, без малейшего облачка небо не защищало от жары.

На площади собирался народ — люди и нелюди, фланировали в воздухе немногочисленные привидения, солдаты разгоняли демонстрацию в защиту угнетаемых рас. Плескались на ветру полотнища флагов. Оркестр играл марш.

На тех самых мониторах, которые так недавно транслировали невозмутимую красоту Несмеи, сверкали белозубыми улыбками фотографии Мерак Леви.

Фобия кусала мороженое и брела мимо нарядных горожан, рюкзачок с документами, деньгами и телефоном грел спину.

— Девочка моя! Я тебя люблю!

Сения Кригг шагала ей навстречу, широко раскинув руки. Рыжий пучок подпрыгивал на затылке, длинная юбка игриво путалась под ногами, яркие бусы отбрасывали на торжественное лицо разноцветные блики.

Учительница обняла Фобию и звонко расцеловала в обе щёки.

— Я всем говорю о любви, — сказала женщина с нервным энтузиазмом. — На всякий случай. Ты успела сказать эти слова своим главным людям?

Фобия задумалась.

— А где Холли? — спросила неуверенно.

На лицо Сения Кригг набежала тень.

— Холли… Холли пропала.

Фобия переглотнула. В горле стало сухо, будто она много дней брела по пустыне без воды.

— Когда?

— Три дня назад. Они возвращались на базу вместе с Класлом, когда что-то приключилось. Мальчик сказал, что почувствовал опасность и попытался совершить выплеск, но что-то его блокировало. От боли он потерял сознание, а когда Класл пришел в себя, то Холли уже не было.

Мороженое выпало из рук Фобии и неопрятным пятном теперь лежало на чистом асфальте. Она смотрела на светлую массу и не могла отвести глаз.

А после этого Крест вернулся в Резиденцию и целовал её, Фобию.

Сения Кригг снова обняла девушку.

— Как писала великая Аврора Галл, испытания закаляют душу, подобно горну кузнеца, закаляющему клинок…

Фобия кивнула, не отрывая лица от тощего плеча идеалистки.

— Сения… А ты любишь Оллмотта?

— Мужчин, у которых миссия, нельзя просто любить. Этого всегда слишком мало. Любовь, моя девочка, слишком легкомысленное слово для подобных отношений. Давай оставим это определение для юных романтиков, сгорающих от пылкости и ревности.

— А что же остается нам?

— Ничего. В этом-то и вся суть, — Сения Кригг отстранилась немного, пригладила волосы Фобии, которые сама же и растрепала, поправила сползшую лямку рюкзака. — Мы отдаем им всё — своё тело, свою преданность, свою жизнь.

— Это вы у Авроры Галл вычитали?

— Она знала, о чём говорит, — строгим учительским голосом отозвалась женщина. — Всё-таки вдова Наместника. После такого брака или в озеро, или в писатели.

— Не знала, — удивилась Фобия.

— Да, при Командорах не принято было афишировать её биографию. Оу, это моя бывшая ученица Такия! Такия! Девочка моя! Я люблю тебя! — и Сения Кригг устремилась дальше.

Фобия некоторое время глядела ей вслед, а потом развернулась. Холод и смрад обдали её лицо.

— Здравствуй, мерзкая тварь.

— Здравствуй, противная гнида.

Цепь позвенела кандалами и предложила:

— Прогуляемся?

До инаугурации оставалось ещё время, и Фобия кивнула.

— Ты помнишь Несмею? — спросила Фобия, тщательно контролируя себя, чтобы не отодвинуться от могильной сырости в сторону.

— Мы не слишком дружили, — ответила Цепь.

— Каждое утро, просыпаясь, я видела её тонкую руку, и длинные волосы, падающие на пол. Она была так красива, что я просто лежала и смотрела. Несмея была моим единственным другом в лагере.

— Если Крест умрёт, то и я тоже, — угрюмо сказала Цепь. — Только он удерживает меня на земле так далеко от дома.

— Ты называешь тюрьму своим домом?

— Ты называешь себя женщиной? Исхудала, пострашнела, глазищи одни на лице.

Фобия звонко, необидно рассмеялась, услышав такие слова от существа в лохмотьях и кандалах.

— Как ты можешь любить его, когда тебя нет? Ты же просто мысль, недобитая искорка.

— А как ты можешь быть такой глупой, когда у тебя есть вполне настоящий мозг? Сердце не имеет к любви никакого отношения. Ведь это только мысль, только искорка.

Фобия подумала, что слишком много философии и лирики за одно утро.

— Шла бы ты отсюда, — сказала она. — И без тебя тошно.

Цепь зашипела, пронеслась сквозь Фобию, она вздрогнула от неприятных ощущений и едва услышала прощальный шепот призрака:

— Улица Третьего Командора, дом 7.

Не в состоянии разгадывать загадки этого существа, Фобия только головой помотала и поспешила обратно на площадь.

Торжественная церемония начиналась.

Была только одна причина, по которой Холли могла понадобиться Кресту.

И эта причина сейчас стояла на сцене возле Мерака Леви, минуту назад принявшего управление страной.

Антонио Варна, псевдомаг и его проводник Холли Грин.

Найти своего проводника так сложно, так почти невозможно, что эти двое вызывали не только зависть, но и благоговение.

Фобия не сводила глаз со спокойных, торжественных лиц. Ни Антонио, ни Холли не выглядели ни испуганными, ни возмущёнными.

Загипнотизировали их, что ли?

— А теперь я прошу подняться на сцену ещё одного человека, необходимого для ритуала, — сказал Мерак Леви, улыбаясь. — Мне нужен истинный маг!

Какая-то девчонка пробралась к сцене, солдаты, тройным кольцом окружившие подиум, безропотно пропустили её, а Мерак Леви галантно подал руку, помогая подняться по ступенькам.

Не было никакой необходимости проводить ритуал публично. Его можно было транслировать и из студии. Фобия подозревала, что и сам ритуал не так уж и нужен — скорее, это дань любви Наместника к эффектам и зрелищам.

Однажды Оллмотт сказал, что самое лучшее время для устранения Наместника — это минута, когда тот соединит магию. Он будет ещё слаб, сказал Оллмотт. И главное — дотянуться до диктатора в это время.

Открытая площадь позволяла это сделать.

Площадь, где сегодня не работало оружие.

Об этом заявил Мерак Леви сразу после того, как вышел на сцену.

— Мне не нужна вооружённая охрана для того, чтобы я чувствовал себя в безопасности, — сказал он, и у Фобии были все основания ему верить.

Беззаботная самоуверенность Мерака Левиа настораживала. Он не был идиотом, и не стал бы так нагло подставляться, если бы не был уверен в том, что его закроют.

Крест закроет его.

Фобия заработала локтями, пробираясь ещё ближе к сцене.

— Ну что, друзья мои, готовы? — спросил Мерак Леви. — Сейчас наш милый псевдомаг совершит выплеск, но вы не пугайтесь, его возьмёт на себя проводник, а я сделаю так, что он сможет передать энергию истинному магу. Моих сил хватит на то, чтобы усилить действие этого ритуала подобно генератору. Таким образом, всё снова вернется на свои места. Начали?

Антонио упал на колени. Толпа ахнула, и по ней прошла рябь, как это бывает, когда по воде пробежит сильный порыв ветра. Невидимые, но хорошо ощутимые вихри энергии взметнулись над головами людей, закручиваясь в спирали. Фобия застыла, обхватив себя руками.

Все слова, которые говорили ей когда-то Крест и Оллмотт жужжащим пчелиным ульем пронеслись в очень холодной, очень спокойной голове. Она совершенно чётко знала, что делает, и осьминог её паники, покорный, преданный, дёрнулся было на свободу, но замер, подчиняясь воле своей владелицы.

Никто, даже Мёртвый Наместник, тем более Мёртвый Наместник не лишит её этого.

Единственного оружия.

Проклятия.

Вихри энергии истончались. Воздух на площади, пропитанный запахом пота сотен людей, пропитанный их волнением и надеждой, словно похолодел. Стал свежим. Явственно ощутился близкий океан, который легко дышал совсем рядом.

Сейчас.

Оллмотт, истинный маг, белатор, ударил сильно и быстро, и Фобия ощутила поток смертоносного заклинания, пронёсшегося через всю площадь, над головами людей и нацеленного в бледного, слегка пошатывающегося Мерак Левиа. Заклинания, которое легко разбилось о Креста, выросшего перед сценой.

Это не было видно простому глазу, но осьминог Фобии бдительно отслеживал энергетические колебания и движения.

Оллмотт ударил повторно, и на этот раз Крест послал это заклинание обратно.

Солдаты недоумённо хмурились, не понимая, что происходит. Некоторые из них бессмысленно тянулись к висящим на плечах автоматам.

Оружие не работало сегодня на площади.

Фобия прорвалась ещё на несколько метров вперёд и оказалась совсем рядом с Крестом.

Он увидел её, но не пошевелился. Только слегка дрогнули губы на усталом лице.

Всего одно слово.

— Пожалуйста, — он сказал это беззвучно, но Фобия поняла.

Весь тот путь, который она прошла — да полно, весь тот путь, по которому Крест провёл её за руку — от лагеря и до сегодняшнего утра, он готовил её к этой минуте.

И начал готовить давно, там, на полянке, когда смотрел на цепляющуюся за жизнь девчонку, которая только познавала ненависть. Тогда Крест вдруг заглянул в своё будущее, и увидел, что у него лицо Фобии Грин.

Она поняла это сегодня утром, когда нашла на подушке, ещё хранивший отпечаток головы Креста и его запах, старинный пистолет с единственной пулей. Там, в пропитанной насквозь сексом комнате, Фобия вдруг четко увидела историю этого револьвера и осознала, для кого хранилась несколько столетий одна-единственная пуля. И какое отчаяние испытывал Крест, когда раз за разом не мог сделать этого сам.

Револьвер был тёплым и тяжелым, и Фобии казалось, что она поднимает его целую вечность.

«Пожалуйста» — это не просьба уйти с дороги, и не просьба одуматься.

Это мольба о помощи.

Всё, что мог позволить себе Крест.

Крест, которого она сначала боялась до судорог, потом так же остро ненавидела, а потом он вдруг стал ей необходим, что даже дышать вдалеке от него не хотелось.

Сегодня оружие не работало на площади.

Но этот револьвер выстрелит.

На самом деле прошло всего несколько секунд — может быть, не больше десяти. Солдаты не успели ничего понять, а их уже захлестнул вырвавшийся на свободу осьминог.

Выплеска никто не ждал, потому что выплеск в этом новом мире объединенной магии был невозможен.

И никто не ждал выстрела, который был невозможен тоже.

Фобия сделала две невозможные вещи одновременно.

Она выстрелила в грудь Креста в упор, потому что он сам хотел этого, и потому что он бы не дал ей причинить вред Наместнику.

Тот выбор, между Фобией и Наместником, который так очевидно должен был встать перед Крестом рано или поздно — тот выбор был смят летящей в израненное сердце пулей.

Крест упал, и теперь Фобия могла сосредоточиться на Наместнике. Люди бежали прочь, спасаясь от выплеска.