Невеста берсерка

— Так идем, ярл…

Они спустились на берег, зашагали к кладовым.

Идя туда, в просвете между парой строений Харальд вдруг разглядел темно-зеленый плащ Рагнхильд. И рядом с ней Добаву, в его волчьем плаще.

Может, не надо было подпускать Лань к девчонке? Еще научит чему не надо. Например, ложиться под каждого, кто пригрозит…

А с другой стороны, подумал Харальд, в одном Рагнхильд права — если он и впрямь хочет жениться на Добаве, она должна знать то, чему не сможет научить рабыня. Смотреть с достоинством. Отдавать приказы. Держать себя на равных с такими, как он. И не говорить глупых слов — ни с испугу, ни от смущения.

Вот только можно было оставить все как есть, мелькнула у него сердитая мысль. Без женитьбы. Девчонка и так его — вся, с потрохами.

А с другой стороны… одно дело, подговорить кого-нибудь убить простую рабыню. И другое дело поднять руку на жену ярла. Опять же — жене ярла можно и даже нужно дать охрану. За ней воины будут присматривать не как за обычной рабыней, вполглаза, а по-другому.

И мне будет легче, подумал Харальд. Не надо будет думать о кознях, каких-то ядах. Вместо этого — стража и приказ. Не пускать туда и сюда, смотреть за тем и за этим.

Свейн, отвязав от пояса висевшую на кожаном шнурке связку тяжелых ключей, открыл дверцу низенького строения, стоявшего неподалеку от овчарни. Они спустились по лестнице. Кладовая оказалась наполовину пуста.

Свет, падавший из открытой двери, высвечивал бочки и бочонки, теснившиеся шагах в двадцати от лестницы. Тут были даже громадные глиняные кувшины с запечатанными горлышками — вино из Византа…

— Вот, ярл, — довольно сказал Свейн, подходя к громадной бочке по правую руку. — Тут зимний эль, сваренный еще в прошлом году. Крепкий, аж горло дерет. Мы с Кейлевом пробу уже сняли. Потом, понятно, дырку снова запечатали. Тут и черпак есть… зачерпнуть для тебя?

Харальд кивнул, разрешая. Хлебнул густого, и впрямь дерущего язык эля. Опустошив черпак, передал его Свейну. Махнул рукой, чтобы выпил и тот.

Потом сказал, косясь глазом на распахнутую дверь:

— Ты на моем драккаре отходил четыре года, Свейн. Срок не маленький. Побывал вместе со мной не в одной драчке.

Свейн молча кивнул, соглашаясь.

— Но при штурме Йорингарда тебя не было — значит, каждый второй, когда ты прибыл в крепость, кидался рассказать тебе о той драке заново. Скажи-ка, идут среди воинов разговоры о моей рабыне?

Он намеренно не стал уточнять, о какой именно — хотелось посмотреть, что ответит Свейн.

— Это о светловолосой-то? — немедленно отозвался тот.

И Харальд скривился. Права была Рагнхильд — правду не скроешь, когда вокруг столько свидетелей. Буркнул:

— Выкладывай, что там болтают…

— Да немного, — честно сказал Свейн. — Говорят в основном о тебе, ярл. Как ты в одну ночь сначала потемнел лицом и глазами, тут же руку Убби сломал — а светловолосую, которую тебе кинули, не тронул. Но потом засветился так, что было больно смотреть. И опять же — потискал наутро светловолосую, и снова стал человеком.

Он помолчал, добавил:

— Но такие разговоры, ярл, я слышал только от двух парней. Не больше. Остальные про девку — молчок.

— Наши? — быстро спросил Харальд.

Свейн ответил с сожалением:

— Да. С бывшими людьми Хрорика я не знаком, а новенькие сами обо всем расспрашивают — и те, что недавно пришли в Йорингард, из округи, и те, кто раньше дрался за Ольвдана.

Харальд шевельнул бровями. Бросил:

— Ладно, об этом все. Теперь вот что — ждать, пока сварится и дозреет эль свободной шеи, я не хочу. Если возьму отсюда несколько бочек и устрою пир, на котором назову эль в них тем самым элем, а потом дам светловолосой свободу, это проглотят?

— От тебя, ярл, проглотят что угодно, — неторопливо сказал Свейн. — А если сомневаешься, найми во Фрогсгарде человека. И пусть он выбьет руны на камне побольше — я, ярл Харальд Ермунгардсон, даю свободу своей рабыне…

Свейн споткнулся, Харальд проворчал:

— Добаве.

— Добаве. И нарекаю ее таким-то именем, чтобы она жила с ним, как свободная женщина. Поставишь камень там, где местные жители суды свои проводят — и все. Сам знаешь, что выбито на камне, словом не сотрешь. Можешь потом и в Мейдехольме такой же камень поставить. И это уже не эль свободной шеи, это на века. А когда пир будет?

Харальд хмыкнул.

— Что, глотка уже пересохла? Послезавтра придет Кейлев, тогда и устроим. Заодно отпразднуем взятие Йорингарда. Пир после победы, все как положено. Пусть и с запозданием…

За обедом для девки Рагнхильд отправилась вместе с рабынями — присмотреть за тем, как для нее наполняют тарелки. Как она и обещала Харальду.

А когда светловолосая начала делить еду с подносов на две части, Рагнхильд изумленно спросила:

— Зачем?

Девка, даже не дожидаясь бормотания рабыни — похоже, сама поняла, что ей сказали — кивнула на двух рабынь, стоявших у сундука.

А те стояли и смотрели с любопытством, с ожиданием…

— Прочь отсюда, — крикнула Рагнхильд, не вынеся этих взглядов.

И снова посмотрела на девку Харальда. Сказала уже мягко:

— Женщина ярла не может есть с рабынями на равных. В одном месте, из одних тарелок. Это оскорбление для ярла. В первую очередь для него… Они — грязные рабыни. Ты — избрана ярлом. Ты им не ровня.

Старуха забормотала, переводя. Лицо светловолосой, до этого смотревшей на Рагнхильд то с любопытством, то почти с восторгом, вдруг изменилось. Стало отстраненным.

Да она не так проста, подумала Рагнхильд, присматриваясь к девке Харальда уже по-другому.

Вот и еще одна тетка Наста, решила Забава, глядя на дивную красавицу с белыми волосами. Только эта помоложе — и гораздо красивей.

Но на бедных баб рявкнула голосом, до ужаса похожим на теткин.

А потом снова заговорила по-доброму.

И разом припомнилось Забаве, что тетка Наста на людях тоже была другой. И никогда не била ее при соседях. Или при муже своем. Даже не кричала.

И эта тоже — с ней, с Харальдом, с воинами, что за ними по двору ходили, говорила до того приветливо, что голос словно медом тек. А на баб рявкнула. И грязными рабынями назвала.

Наста так Наста, думала Забава, глядя на красавицу тем же взглядом, каким глядела на тетку — без обиды, без злобы, без удивления. Никаким. Чтобы еще и за взгляды непокорные не получить нахлобучку.

— С волками жить, по волчьи выть, — тихонько сказала стоявшая рядом бабка Маленя. — Ты уже делай, как она велит, Забавушка. Вон, эта пава тебя женщиной ярла величает, а не рабыней. Неспроста все это. Чужане просто так ничего не говорят…

Забава кивнула. Сказала, глядя на Рагнхильд все тем же взглядом — равнодушным, никаким:

— Как скажешь.

Они пообедали только вдвоем — бабку Маленю Рагнхильд тоже выгнала за дверь, как и тех двух баб.

Беловолосая красавица за едой что-то говорила, улыбаясь. Ела неспешно, красиво — до рыбьих костей даже не добралась, оставив половину рыбы на тарелке. Так, пощипала сверху мясо, и все.

Забава слушала и присматривалась.

Затем вдруг обнаружила, что есть так, как красавица, легко — а чего там трудного? Сиди, голову вскинув, двумя пальчиками рыбье мясо по волоконцу прихватывай. И в рот медленно заноси. Главное, не торопиться.

Потом Рагнхильд, ополоснув вместе с ней руки над ведром в углу, крикнула рабынь. Послала их отнести подносы и ждать за дверью приказов.

А сама позвала Маленю и начала учить Забаву языку.

К вечеру язык у Забавы от новых слов уже заплетался. Даже горло побаливало — поди-ка, покаркай весь день, пытаясь выговорить чужанские слова.

Рагнхильд учила ее своей речи гораздо жестче, чем бабка Маленя. Но голоса не повышала, только время от времени улыбалась. По-доброму так…

И Забава, бесконечно повторяя, смотрела на нее. Думала — как я перед теткой Настой мышкой шмыгала, голову пониже наклонив, так и эта. Только она не мышкой, а улыбчивой лебедью перед всеми выступает. Перед всеми, кроме рабынь…

Ну, она-то, предположим, от тяжелой руки тетки Насты так уберегалась. А эта от кого?

За окошком в углу быстро стемнело. Рагнхильд велела его закрыть. Послала Маленю, потому что другие две рабыни по ее же приказу сидели за дверью. Забава, провожая взглядом заковылявшую в угол бабку, подумала — да лучше б я сама…

И даже чуть привстала. Но Рагнхильд тут же вскинула руку. Впервые за все время не улыбнулась, а сморщилась брезгливо.

Забава, не утерпев, сдвинула брови. Но осталась на месте, думая — может, Харальд-чужанин хочет, чтобы я и этому научилась?

Потом, конечно, снова посмотрела на беловолосую красавицу равнодушно.

Харальд пришел вскоре после этого. Сказал пару слов Рагнхильд, тут же что-то бросил Малене.

И Рагнхильд ушла, только бабка осталась.

Опять с ней говорить будет, поняла Забава.

Она замерла у кровати, глядя на Харальда, как и собиралась, пустым, никаким взглядом. Но сердце сжалось. Последний раз он ей грозил чужими смертями этим утром. За день она вроде бы ничего не натворила…

Харальд начал не сразу. Сначала прошелся, сел на сундук. Прислонил рядом секиру — немаленькую, с большим лезвием.

Ту самую, которой она когда-то подпортила крышу его дома, вспомнила Забава, глянув на нее.

Харальд наконец-то бросил несколько слов, бабка Маленя перевела:

— Послезавтра будет пир. На нем он даст тебе свободу.

Забава вздрогнула, глянула на бабку растерянно. Неужто не ослышалась? Свободу?

Маленя несмело посмотрела сначала на Харальда, потом опять на нее. Покивала головой. Только лицо у бабки было почему-то невеселое.

Харальд тем временем молчал, не сводя с Забавы глаз. Может, ждет от нее благодарности? Если и впрямь дает свободу?

И Забава, задохнувшись, вспомнила слова, которые сегодня учила. Кое-как выдавила:

— Благодарю, ярл.

Харальд кивнул, начал говорить что-то еще. Говорил долго…

— Эти слова хорошие. Запомни их, — суетливо сказала бабка Маленя, едва он замолчал. — Именно их надо будет сказать на пиру, когда он поднесет тебе эль. Там будут его воины. Никаких "приказываю". Только — благодарю, ярл. Потом ты по-прежнему будешь жить у него, под его защитой.

И Забава снова порылась в памяти. Сказала дрожащим голосом слова — одни из первых, которым научила ее сегодня Рагнхильд:

— Да, ярл.

Мысли у нее летели вскачь. Она не будет больше рабыней? А жить-то все равно придется здесь…

Под его защитой, как он это назвал.

Харальд двинул рукой — и бабка Маленя заковыляла к двери. Сказал, не вставая с сундука:

— Баня?

Слово было знакомым, его она узнала еще от бабки Малени. Забава, торопливо кивнув, пошла к сундуку со своей одеждой. Подумала по дороге — а ведь собиралась смотреть на Харальда как на тетку Насту. Но гляжу как обычно…

Еще посмотрю, смущенно пообещала Забава самой себе. Как только оправлюсь от этой новости. И сразу же начну.

Она выложила на сундук стопку своей одежды. Уже собиралась накинуть плащ — но оглянулась на Харальда.