Могущество

Глава 37

Кайм

Я снова удерживаю время, только еще раз, потому что мне не терпится добраться до нее.

Останавливаю изумленных лордов и леди двора, которые пришли накрашенными и нарядными, только чтобы увидеть смерть моей суженной.

Дураки.

Замораживаю глупого императора, который выполнил мой приказ до конца только потому, что боится смерти больше, чем бесчестья.

Замораживаю элитных гвардейцев, которые отныне и навсегда бесполезны против меня, потому что ни один клинок, каким бы острым он ни был, не сможет разрубить меня, если завис во времени.

Все это время единственная цель, которую я могу видеть, — это она.

Амали.

Та, что дороже всего на свете.

Иду вперед, мимо всех шокированных, окаменевших мидриан, которые застыли в полушаге, как будто они часть драматической картины Годриана.

Иду, пока не оказываюсь прямо перед своей парой.

Выражение ее лица мягкое и прекрасное. Нежная улыбка изогнула ее губы, когда она смотрит на то место, где я стоял всего несколько мгновений назад.

Приветственная улыбка.

Ее прекрасные глаза широко раскрыты и блестят от волнения.

«Наконец-то, ты пришел», — кажется, говорит она.

Мое сердце пылает от счастья.

Поглаживая ее лицо, я не могу не заметить, что ее кожа местами потрескалась и стала сухой. Губы тоже сухие, а щеки слегка впалые; челюсть и скулы немного более заметны, чем когда я видел ее в последний раз.

Грубое черное платье, в которое она одета, не может скрыть ни остроту ее плеч, ни стройность талии.

Они морили ее голодом.

Боюсь, что когда я раздену ее и хорошенько рассмотрю, увижу ее раны, и не смогу сдержать свой гнев.

Я уже близок к тому, чтобы убить весь этот гребаный суд дураков, но Амали не захочет этого, да и отец, подозреваю, тоже.

— О, Амали, — шепчу я, поглаживая ее щеку большим пальцем.

Мне следует освободить время и позволить ей увидеть меня сейчас, но не могу удержаться и сначала целую ее теплые губы. На фоне моей ледяной кожи она кажется чистым огнем.

Поглаживаю обсидиановым пальцем ее щеку, с трудом веря, что она прямо передо мной.

Моя.

С особой нежностью подхватываю ее на руки и несу по полу, мимо испуганного Крогена и его элитных охранников.

Сажаю ее на императорский мидрианский трон, вне досягаемости ее похитителей. Я забочусь о том, чтобы ей было удобно, затем опускаюсь перед ней на колени и беру ее руки в свои.

Ее пальцы истончились и слегка огрубели — еще одно свидетельство жестокого обращения со стороны мидриан.

Тот, кто заставил ее страдать, умрет.

Я нежно целую тыльную сторону ее руки. — Прости, что не смог добраться до тебя быстрее. Пожалуйста, прости меня, моя храбрая и драгоценная Энака, — бормочу я, снова медленно отпуская нити времени. С тех пор как Лок снял печать с моего тела, этот трюк стал слишком простым.

Мидрианский двор приходит в себя. Они в ужасе смотрят на нас, но я едва замечаю это.

Все мое существо сосредоточено на ней.

Глаза Амали трепещут.

Черты ее лица смягчаются.

Она оглядывается вокруг, пытаясь сориентироваться. На ее лице мелькает замешательство, но оно быстро сменяется пониманием, когда она осознает, где находится.

Опускает глаза, встречаясь с моим взглядом.

Тепло пробирается в мою грудь, и, как всегда, оно сильнее холода.

— Привет, Амали, — шепчу я, смакуя звук ее имени, которое слетает с моего языка, как молитва.

Какая она грозная.

Когда мы встретились во сне, она ни разу не пожаловалась и даже не выдала истинной степени своих страданий.

Ее улыбка становится шире. — Я ждала тебя, Каймениэль. Почему ты так долго?

Открываю рот, чтобы что-то сказать, но слова не идут. Я совершенно лишен дара речи.

Только она могла так со мной поступить.

Возбуждение нарастает во мне, словно медленно разгорающийся огонь.

Я склоняю голову и снова целую ее руку.

Так будет лучше. Пусть вся Мидрианская империя знает, что я склоняюсь только перед ней.

Пусть они поймут, что стремились навредить и уничтожить то, что для меня дороже всего.

— Я все объясню, — мягко говорю, — но сначала должен закончить то, что начал здесь. Я прошу у тебя минутку терпения, Амали. Потом заберу тебя от всего этого.

Она осторожно тянется к моим пальцам, которые сомкнулись вокруг ее собственных. — Вставай, — говорит она мне. Я поднимаюсь на ноги, немного утопая в ее янтарных глазах.

— Не нужно этого делать, — шепчет она, ее голос падает так низко, что слышу только я. — Что бы ты ни собирался сделать, я понимаю. Я доверяю тебе.

Я отвечаю ей улыбкой, осторожно отстраняясь от ее руки. Это сокровенная улыбка предназначена только для нее, потому что когда поворачиваюсь лицом к Мидрианскому императорскому двору, мое сердце превращается в лед.

Я иду вперед, спускаюсь с помоста, ступаю по полу, мои шаги неторопливы, пока оглядываю зал.

Я знаю, каким должен предстать перед ними. Раньше тщательно скрывал этот облик от мира, но теперь в этом нет необходимости.

Теперь я специально показываю свои татуировки змеи Ораки. Я показываю свои способности намеренно, вызывающе.

Они только что видели, как я растворился в воздухе.

И теперь они узнают, кто я.

Останавливаюсь прямо перед императором и его стражниками, которые подняли мечи, чтобы защитить его. Цвет исчезает с лица Крогена Анскела, когда встречаюсь с ним взглядом.

Мы с ним знакомы. Он знает, что с ним будет, если не выполнит мой приказ до конца.

— Опустите мечи, — шипит Кроген своим стражникам, яростно размахивая руками. — Я сделал все, что ты просил, — шепчет он. — Чего ты еще хочешь?

— Ты пытался уничтожить нечто — кого-то — кто дорог мне превыше всего. — Мой голос меняется, становится глубоким и звонким, когда позволяю своему гневу взять верх. С трудом узнаю себя. Я больше не похож на человека, но этого и следовало ожидать. — Ты хотел стереть ее племя и ее народ с лица земли. Твои люди, солдаты под твоим командованием, они забрали ее у меня и причинили ей вред. — Я наклоняюсь вперед, и Кроген отшатывается. На его висках выступили капельки пота. Его выражение лица — чистый страх.

После того небольшого разговора, который у нас состоялся перед его выходом в зал, он должен бояться.

— Ты уже знаешь, кто я, не так ли, Кроген? Я — смерть, и если ты не сделаешь то, что прикажу, я вырву тебя из этого мира быстрее, чем ты успеешь моргнуть.

Зрители в зале испуганно перешептываются между собой.

— Легенды правдивы…

— Он демон… чудовище…

— Нет. Он сам бог смерти.

— Элар, спаси нас! — драматически восклицает старуха. — О славный бог света, спаси свой избранный народ от этой тьмы, этого зла, этой смерти…

— Тише! — говорят несколько человек одновременно. — Ты хочешь, чтобы мы погибли, старая карга?

Это почти смешно. Если бы я не был так зол, меня бы это даже позабавило.

— Хватит, — спокойно говорю я, и мидрианский двор тут же замолкает. Не имеет ни малейшего значения, что между собой эти люди владеют почти всем богатством и властью в империи.

В конце концов, они всего лишь смертные.

И они боятся меня, именно это я и хотел сделать.

Возможно, они поняли, что я могу уничтожить их всех в одно мгновение, если захочу. Это было бы слишком просто.

Но я этого не сделаю.

— Вы, кажется, забыли, что существует не один бог, — тихо говорю я, шагая вперед и встречаясь взглядом с каждым мидрианцем в комнате. Даже слуги не избежали моего взгляда. — Не кажется ли вам, что это слишком самонадеянно с вашей стороны — полагать, что можете даже прикоснуться к ней и не пострадать от последствий?

Они все смотрят на меня, ужасаясь и застыв. Некоторые даже медленно, с сожалением качают головой, как будто внезапно осознавая, насколько были неправы.

Я кручу нити времени вокруг холодных пальцев, готовый высвободить свою силу, если кто-нибудь посмотрит на мою Амали неправильно.

На самом деле, они вообще не должны смотреть на нее.

Они недостойны.

— Отныне вы все должны понимать, что Континент Разлома — это мои владения. Я могу отправить каждого из вас в преисподнюю без раздумий, так что слушайте внимательно. — Я останавливаюсь и поворачиваюсь лицом к Крогену и его стражникам. — Ни один мидрианец не ступит в лес Комори без моего благословения. Ни один мидрианец не зайдет на хребет Таламасса или на равнины Танглед за его пределами. Ни один мидрианец не поплывет в Лаксланское море. Забудьте о своих военных амбициях, о стремлении к расширению империи. Ты не сделаешь ни одного шага без моего разрешения. — Встречаюсь с голубыми глазами Крогена. Его золотистые брови нахмурены, а челюсть слегка подрагивает. Он выглядит как человек, у которого в одно мгновение украли жизненные амбиции. — И ты. Ты знаешь, что мы обсуждали.

— Знаю, — ворчит он, прекрасно понимая, что с этого момента он подчиняется мне во всем.

Очевидно, это не входило в его планы, но когда все идет по плану?

Возможно, мне повезло, что моя подготовка у Достопочтенных дала мне хорошие знания в области мидрианской политики, потому что теперь я понимаю, как контролировать всю мидрианскую элиту.

Все начинается с самого верха. Это всегда начинается сверху.

И для Крогена, мечтавшего о неограниченной власти в этой жизни, это судьба хуже смерти.

— Вы найдете командующего Триза над крепостной стеной, которая граничит с Великой площадью, — тихо объявляю я. — Ты должен оставить его там, где нашел, на виду у всех, пока солнце и небо не сотрут кожу и плоть с его костей. Пусть это будет предупреждением для всех, кто захочет бросить мне вызов, кто захочет попытаться взять то, что принадлежит мне. Вы не будете знать, где и когда это произойдет, но я приду за вами. Вы даже не увидите меня, пока не испустите свой последний вздох.

Конечно, Триз уже мертв.

Его голова на шесте возвышается над толпой.

Как все затихли, когда появился я, держа отрубленную голову Триза за волосы.

Я позаботился о том, чтобы он страдал перед смертью.

Взглянув через плечо Крогена на Амали, я встретился с ее глазами. Знаю, этот человек заставил тебя страдать. Эта месть — для тебя, моя Энака. Она не благородна, не добра, не милосердна и даже не справедлива, но это единственный известный мне способ все исправить. Я бы уничтожил этого глупого императора и его подданных в одно мгновение, но, подозреваю, ты этого не захочешь.

Возможно, ее рука и отняла жизнь у Хоргуса, но она гораздо милосерднее меня.

Она нужна мне рядом, очень нужна.

Амали затихает, ее прекрасные черты слегка меняются, показывая сложный спектр эмоций, которые я не могу даже попытаться начать читать.

На мгновение я нервничаю.

Что если… она недовольна?

Но затем выражение ее лица смягчается, и она смотрит на меня с такой нежностью, что я совершенно потрясен.

Этот взгляд…

Он только для меня. Мидриане на заднем фоне меркнут в ничтожестве. На мгновение кажется, что мы с ней — единственные существа на свете.

— Достаточно, — мягко говорит она, поманив меня почти незаметным движением пальцев. — Хватит, Кайм. Забери меня отсюда. Пойдем домой.

Где бы это ни было, это не имеет значения.