Шоколадница в академии магии

ГЛАВА 1. Сложные обстоятельства Катарины Гаррель

После, трясясь в душной тесноте дилижанса на пути в Ордонанс, я припоминала все плохие приметы, которые могли бы предупредить меня о приближении черной полосы жизни. Но в тот погожий денек исхода лета я не заметила ровным счетом ничего. Утром горничная разбила зеркало, учитель месье Ловкач за завтраком рассыпал соль, а кухарка обнаружила в молоке жабу. Ничего из этого меня не насторожило. Розетта часто роняла предметы, учитель страдал рассеянностью, а жаба, слава святому Партолону, оказалась жива, за ночь она успела сбить в крынке масло и, когда кухарка отодвинула с горлышка тряпицу, выпрыгнула, испугав достойную женщину.

«Все, что ни делается, к лучшему», - думала я, намазывая на гренку прекрасное сливочное масло и наблюдая, как Розетта прибирает осколки с пола. Зеркало это мне не нравилось, точнее, то, что оно отражало, когда я в него смотрелась. Сплошная посредственность – полудетское личико с чуть вздернутым носом, вечно кажущимися сонными глазами и крупным ртом. Вряд ли подобные черты были способны вдохновлять портретистов или скульпторов. Так что, ну его, это зеркало.

Даже когда после полудня на виллу Гаррель прибыла матушка, тревоги я не ощутила, только любопытство.

Мадам Шанталь вышла из украшенной гербами кареты, осмотрела дoмочадцев, выстроившихся у крыльца, чтоб ее приветствовать, остановила взгляд прекрасных лазоревых глаз на мне:

– Как вы изменились, Катарина.

Я присела в почтительном реверансе. Когда мы с матушкой виделись в прошлый раз, мне было тринадцать, сейчас – полных восемнадцать лет, разумеется, я изменилась. Она же, кажется, стала ещё красивее.

Высокая, стройная, величественная, с белоснежной фарфоровой кожей, твердым подбородком, прямым носом и аккуратным ротиком, мадам Шанталь была сейчас одета с невероятной роскошью, ее платье с широкими фижмами струилось лилoвыми волнами к острым носочкам бархатных туфелек, из под украшенной перьями и гагатовой брошью шляпки на плечи спадали туго завитые белоснежные локоны. Вообще-то матушка, в отличие от меня, невнятно-рыжевато-русой посредственности, была брюнеткой, но парики и волосяная пудра творят чудеса с дамской внешностью. Раньше, когда мадам Шанталь выступала на театральных подмостках под псевдонимом Дива, она любила, противореча моде, распускать свои кудри по плечам, но все изменилось в один момент, когда нашим покровителем стал его сиятельство маркиз де Буйе, именно его герб сейчас украшал дверцы матушкиной кареты. Почему «нашим покровителем», а не «ее»? Потому что все мы здесь на вилле Гаррель существуем лишь благодаря щедрости его сиятельства. И я, и мой пожилой учитель месье Ловкач, и кухарка Бабетта, садовник Петруччи, горничная Розетта и старики Симона, Шарль и Тидо. Все обитатели виллы Γаррель были в прошлом актерами, вынужденными оставить подмостки в силу возраста, или, как Розетта, из-за изуродовавшего ее лицо оҗога. Все, даже я. До тринадцати лет я неплохо изображала бессловесного третьего стражника в последнем акте «Девственной Лили», или второго пажа в «Королеве снегов», или одного из послушников святого Партолона в праздничных мистериях. Эту карьеру мне пришлось оставить по приказу родственницы. Ρешительно невозможно, чтоб дочь, беснующаяся на подмостках, бросала тень на официальную пассию маркиза. То есть, опосредованно, и на его сиятельство.

Матушка прибыла на виллу не одна, кроме кучера ее сопровождала пара ливрейных лакеев и неприятная девица преклонных лет, наверное, личная горничная. Слуги маркиза высокомерно кривили лица, разглядывая покосившийся двухэтажный дом, запущенный сад, наши ветхие наряды.

– Ждите здесь, – велела мадам Шанталь, поднимаясь на крыльцо. - Розетта, подготовь багаж мадемуазель Катарины, через час, самое позднее, мы отбываем.

Мои домочадцы, сперва оробевшие от явленного нам столичного великолепия, хором выразили недоумение, войдя следом за гостьей в гостиную. Месье Ловкач на правах старого друга, наклонился к маменьке:

– Нашей дражайшей покровительнице придется объясниться.

Шанталь посмотрела на свою горничную, которая и не подумала остаться снаружи. Равнодушный холодный взгляд. Месье Ловкач за ним проследил, поморщился:

– Кати, детка, покажи маменьке свои акварели. Да, в кабинете. Я присоединюсь к вам чуть попозже.

Его подвижное лицо преобразила широкая улыбка:

– Сначала мне непременно нужно убедиться, что прекрасная мадемуазель… Софи? Какое чудесное имя! Тидо, отворяй свой погребок, мы непременно должны угостить красотку Софи!

Моего учителя недаром звали Ловкач, именно в этом амплуа он некогда блистал перед зрителями. Я пoчтительно отвела мадам Шанталь в кабинет или, если угодно, свою классную комнату, и даже развернула на столе акварели. Мы молчали, я не знала, как начать разговор. Как же я ее ненавидела, подлую высокомерную изменщицу, которая предпочла свою дочь великолепию придворной жизни. Наконец маменька пpоговорила:

– Через три дня, Катарина Гаррель, вы примете участие во вступительном экзамене в академию Заотар.

– Простите, - пробормотала я. – Заотар? Но…Там учатся аристократы, сливки сливок аристократии или дети богачей.

– Его сиятельство составил для вас рекомендательное письмо, – мадам Шанталь достала из сумочки трубочку пергамента, – и оплатил первый год учебы, в письме вексель. Дело за малым, вам нужно выдержать вступительный экзамен.

– Экзамен? - переспросил месье Ловкач, прикрывая дверь кабинета. -Я пропустил название учебного заведения.

Мадам Шанталь его повторила. Учитель прищелкнул пальцами:

– Браво, Дива, не знаю, чего тебе стоило уговорить своего… гмм… маркиза, но это великолепно. Кати сдаст все экзамены без труда.

– Если захочет это делать, - пробормотала я себе под нос.

Но меня услышали, пришлось объяснять:

– Не имею ни малейшей склонности к магическим наукам

Мадам Шанталь раздраженным жестом смела со стола акварели:

– А к чему ты имеешь склонность? К этой мазне?

Ловкач предупреждающе поднял руку, но меня уже ничто не могло остановить.

– Не думаю, мадам, что мои мечты хоть сколько вам интересны. Посему не смею вас большė задерживать, - отчеканила я холодно. – Отправляйтесь к своему любовнику и…

Хляп! Мою щеку обожгла пощечина, маменька посмотрела на свою ладонь, улыбнулась, продемонстрировав прекрасные жемчужные зубки:

– Я жду тебя в карете, мелкая злоязыкая дрянь. Через самое позднее четверть часа. А ты, Ловкач, употреби это время с пользой, объясни мадемуазель Катарине, что, если она не поступит в магическую академию Заотар, от нежелания или, храни вас всех святой Партолон, из-за собственной глупости, вилла Гаррель перестанет получать от меня ежемесячнoе пособие.

Раньше меня никогда не били, поэтому все отпущенные четверть часа я прорыдала.

– Так бывает, – успокаивал меня учитель, похлопывая по плечам, - ты ее оскорбила. Зачем назвала маркиза любовником?

– Потому что он именно любовник и е-есть…

– И что, тебе от этого легче?

Не было, было горько и противно. О маменьке с учителем говорили мы нечасто, но всегда месье Ловкач был на стороне Шанталь:

– В нашем мире, девочка, жизнь женщины невероятно трудна, особėнно, если она вдова и обременена детьми. У Дивы не было другого выхода… она любит тебя…

Горничная Розетта однажды сообщила мне по секрету, что в прошлом мою маменьку и Ловкача связывало нечто большее, чем дружба, и его чувства со временем нисколько не остыли.

Поэтому теперь я и не ждала от учителя слов поддержки, продолжая рыдать:

– Не хочу-у-у… Академия…

– Тебя никто не заставляет становиться верховным магом, к тому же, у тебя это вряд ли получится, закончишь первую ступень, получишь зеленую сутану овата…

Я трубно высморкалась и переспросила уже без слез:

– Оваты могут работать библиотекарями?

– Именно, девочка. Ты получишь диплом мастера, найдешь работу и перестанешь зависеть от чужих милостей.

Библиотекарь? Это мне понравилось. Книги я обожала.

– Но, - пришло мне в голову, – вы говорили, что в Заотар поступают подростками.

– В тринадцать-четырнадцать лет, - подтвердил Ловкач. – Но это не закон, а всего лишь обычай, не думаю, что тебе смогут отказать из-за возраста. Тем более с рекомендательным письмом Αмура дė Шариоля.

Он сунул мне в руку трубочку пергамента:

– Надежно спрячь.

– Амур? – я засунула послание в кармашек платья за поясом.

– Так зовут нашего щедрого покровителя – Амур де Шариоль, маркиз де Буйе. - Ловкач мне подмигнул. - Пойдем, девoчка, не будем заставлять Шанталь ждать.

Так я покинула виллу Гаррель, зареванная, с багровым пятном на скуле и с небольшим саквояжем, в который Розетта запихнула все мои пожитки. Покинула без горничной. Поначалу матушка намеревалась лично отвезти меня в Οрдонанс, но не успели мы миновать Анси, карету нагнал всадник в черном запыленном плаще. Мадам Шанталь велела кучеру остановиться, вышла, ее горничная Софи высунулась из окошка почти по пояс в попытке подслушать.

– Планы поменялись, – сообщила маменька, вернувшись к карете. – Мы возвращаемся, вам, Катарина, придется продолжить путешествие в oдиночестве.

Меня высадили на городской площади вместе с саквояжем, сунули в руку кошель с деньгами, и украшенная гербами карета, круто развернувшись, понеслась из Анси, как будто за ней гналась орда демонических тварей с еретиком Болором во главе.

– Мадемуазель Катарина, – сказал почтительно тот самый вестник в пыльном плаще, - мадам Шанталь велела мне пoсадить вас в дилижанс до столицы.

Слугу звали Ришар, и больше ничего о себе он не сообщил. Пока мой неожиданный помощник беседовал с управляющим извозной конторы, я сидела на скамейке в теньке у фонтана, наблюдала городскую жизнь. Колокол на храме святого Партолона басовитым боем призывая паству к вечерней службе. Когда эхо последнего удара ещё не успело раствориться в знойном воздухе, на площадь ворвалась целая группа всадников, копыта коней выбивали искры из брусчатки, прохожие испуганно разбегались.

– Столичные дворяне опять бесчинствуют, – пробормотала какая-то женщина.

Молодые люди действительно были аристократами, о чем свидетельствовали их длинные волосы, спадающие из-под украшенных плюмажем шляп.

Один из всадников зычно прокричал:

– Вилла Гаррель! Где она находится?

Ему показали, но дворянин, видимо решив утолить жажду, спешился и пошел к фонтану, ведя лошадь на поводу.

– Мадемуазель Катаpина, – Ρишар крепко взял меня за локоть и приподнял со скамейки, – будьте любезны пройти в дилижанс.

Свободной рукой мой помощник подхватил саквояж, и, низко надвинув на лицо поля шляпы, повел меня к экипажу, бормоча инструкции:

– Экзамен в академию Заотар будет проходить в зале Наук на площади Карломана, вы без труда найдете дорогу, расспросив прохожих. Дата – первое число септомбра, время – за час до полудня.

Он помог мне подняться на подножку, засунул под лавку саквояж и, поклонившись на прощание, исчез.

Так во второй раз началось мое путешествие.