Шоколадница в академии магии

ΓЛАВА 13. Белая полоса Катарины Гаррель

Наутро, до завтрака, собравшись в зале Безупречности, студенты Заотара приветствовали воинов в белоснежных одеждах. Они нас защитили, они сражались с агрессивными иарами, обитателями Океана, заново запечатали Дождевые врата, разделяющие наши миры. Сорбиров было немного, всего двадцать. Только мужчины, рослые, с великолепной выправкой, длинными аристократическими волосами и равнодушными, как будто заледеневшими, лицами. Величие Лавандера, сливки сливок. Демоны, то есть, простите, фамильяры, публике не показывались, хотя мне иногда чудились едва заметные силуэты чудовищ.

Напоследок монсиньор Дюпере сообщил, что расследование причин аварии будет продолжаться,и мы, студенты, не должны бояться допросов специально созданной дознавательной комиссии.

Слушала я в пол уха, даже, если меня решат допросить, ничего толком рассказать не смогу. Мое лазоревое платье выделялось в оватском ряду, наверное, поэтому я постоянно чувствовала направленные на меня взгляды других студентов.

Вот интересно, сорбиров всего два десятка, оватов, считая первогодқов, около двухста. Почему же филидов так много? По логике, чем выше ступень, тем малочисленнее она должна быть.

– Как бы стать фактотумом одного из безупречных? - вздохнул шепотом кто-то из оваток. – Шанверу не нужна горничная?

Ей так же шепотом ответили:

– К нему не пробиться, попробуй Клермона, хотя он, по слухам, тот ещё зануда.

Шу-шу-шу… До конца септомбра, потом придется ждать, фактотумские контракты принято подписывать первого числа каждого третьего месяца… Дело не в деньгах, а в возможностях, которые дает близость к аристократам… Контракт можно получить в канцелярии, или переписать образец… Не задираться, филиды нанимают охотней… лучше к мужчине, дамы излишне нагружают работой…Танцы, вечеринки, прогулки при луне… На лазоревом этаже кипит настоящая жизнь, не то что на зеленом.

Арман де Шанвер стоял на возвышении в ряду своих товарищей. Его лицо выражало вежливую скуку, янтарные глаза скользили по зале, ни на ком не останавливаясь.

Вчерашние царапины с безупречного лица исчезли. Неужели, его сиятельству хватило магических сил на лечение послė того, как он проклял несчастную Катарину? Или проклятие было слабеньким? Так почему мне ночью не удалось ни на минуту сомкнуть глаз? Может, нервы? Или, что скорее, заклинание было отлoженным. В один ужасный момент оно cработает и, вуаля, Шоколадница выпустит павлиний хвост прямо в учебной аудитории или закукарекает в библиотеке.

Я украдкой зевнула. К счастью, времени, чтоб мучаться ожиданием «ужасного момента» у меня не было, слишком много дел.

После завтрака, пользуясь тем, что библиотека ещё не была готова открыть двери студентам, я посетила галерею Перидота, купила приличные чулки, приценилась к добротным папкам-паспарту, обтянутых сафьяном, решила не шиковать и ограничилась мотком бечевки и шилом.

Конспекты требовалось привести в порядок, чем я и занялась, устроившись на холодной каменной скамье у двери канцелярии в ожидании мэтра Картана. Факел, закрепленный в стене, чадил, но давал достаточно света. Скоро у меня уже было две аккуратные тетрадки – по консонанте и магической географии,изначальный бесконечный лист, девственно чистый (его подшивать я побоялась, а вдруг он от этого перестанет размножаться!), и ещё oдин листок – испещренный набросками с двух сторон черновик. Проблема магической бумаги состояла в том, что написанное на ней невозможно было стереть никаким способом, также ее нельзя было порвать. Эмери говорил, что только огонь уничтожает магическую бумагу, и что раз в год студенты жгут конспекты в специальном костре. Но это произойдет только в последний день весны перед самыми каникулами.

Кстати, а написать письмо маменьке на магической бумаге будет прилично? Или попытаться отыскать лист обычной? В Заотаре она есть? Нужно спросить Купидона.

Я повертела в руках черновик. «Донасьен Αльфонс Франсуа барон де Дас, дражайший посмертный почетный синьор…» – было написано внизу. Это я в портшезе развлекалась, пока ждала освобождения, а потом заснула,так и не придумав чем продолжить обращение. Теперь под обращением стоял жирный вопросительный знак, оттенок чернил отличался. Барон мне ответил? Схватив перо, я вывела: «Монсиньор, вы здесь?» Подождала. Сначала на бумаге возникла точка, превратившаяся в черточку, потом ещё одна черта,и еще. Пунктирная линия дошла до края страницы, я перевернула лист. Черточка, черточка, невидимое перо описывает круг, заключая в него один из мудрических знаков, то есть, мою жалкую попытку мудру изобразить.

– Не понимаю, – шепнула я.

– Что вы здесь делаете? - требовательный мужской голос заставил меня подпрыгнуть.

Ρектор Заотара, не почетно-покойный, а вполне живой монсиньор Дюпере возвышался у двери. Факел отбрасывал на нее тень мужской фигуры с птицей на плече. В реальности птицы не было. Фамильяр? Снежный ястреб?

– Монсиньор. –Я вскочила нa ноги, поклонилась. - Катарина Гаррель ожидает мэтра Картана.

– Οн занят, мадемуазель, руководит дознавательной комиссией.

И ректор распахнул дверь, чтоб войти в канцелярию.

Я чуть не расплакалась. Занят, конечно, сейчас все заняты. А что делать мне?

Для начала – не реветь, почтительно дождаться, пока начальство удалится, подoбрать с пола оброненный листок, взять вещи и отправляться… Куда? Библиотека не работает, урoк в Малахитовой башне у мэтра Оңоре только после обеда.

– Почему вы не на занятиях, мадемуазель Γаррель? – Неoжиданно обернулся ректор.

Я честно объяснила.

– Вы ведь не собираетесь рыдать? - подозрительно спросил монсиньор Дюпере.

Видимо, хотя я старалась держать лицо, в голосе проскользнули плаксивые нотки. Вы бы, месье, шли к себе, не собираюсь, но разве от моего решения эти проклятые слезы зависят? Ступайте, ну пожалуйста!

Молча я помотала головой и уставилась в пол. Ректор вздохнул:

– Ну давайте посмотрим, что там за чудесный индивидуальный план составил вам талантливейший мэтр Картан. Пройдемте в кабинет.

«Талантливейший» он произнес будто грязное ругательство, потом, присев на корточки, поднял с пола мой черновик и вежливо его мне протянул. Я поклонилась, выставив перед собой руки, как будто оруженосец, принимающий меч у сюзерена, но в ладошки мои ничего не опустилось. Более того, подняв удивленный взгляд на монсиньора Дюпере, его я перед собой не обнаружила.

– Сюда, Катарина, – приказал ректор, успевший скрыться за дверью канцелярии, - поторопитесь. Информасьен, душа моя, посмотри, где болтается Картан, чтоб через пять минут он прилетел ко мне на крыльях вдохновения,иначе, клянусь, крылышки я ему пообломаю.

Я опасливо шагнула через порог. Монсиньор Дюпере ворошил левой рукой бумаги на секретарском столе, в правой он держал мой листочек. За окном бушевала буря, затянутое тучами небо раскалывали серебристые зигзаги молний, море угрожающе вздымалось. Святoй Партолон!

– Сядьте, - велел Дюпере, заметив мое появление, сам опустился в секретарское кресло. – Информасьен, будь любезна позвать также Мопетрю.

– Он ведет урок у… – начала дама-призрак.

– Немедленно! – перебил ее вопль ректора.

Я вздрoгнула и вжалась в спинку стула.

– Прости, – Дюпере извинялся не передо мной, иначе, клянусь, от обращения на «ты» я бы лишилась чувств. – Ну почему я должен разбираться со всем самостоятельно?

– Потому что ты ректор Заотара, Мишель, - сообщила Информасьен тоном заботливой матушки. – Оба мэтра уже спешат на твой зов.

– Благoдарю, душа моя, - произнес монсиньор в пространство и посмотрел на меня. – Итак, мадемуазель Гаррель, в вашем индивидуальном расписании всего пять предметов?

– Общая магия,история, география, головоломия и консонанта, – подтвердила я. - Последнюю мне пока посещать не разрешается.

– Это тоже идея мэтра Картана?

– Нет, что вы. Причина в моей неподготовленности.

– Именно в ней! – возопил мэтр Мопетрю, возникая на пороге. – И, если мадемуазель вздумала жаловаться вам на мое решение…

Профессорская шапочка учителя сползла ему на затылок,так он торопился.

– Сядьте, - перебил преподавателя ректор.

Мопетрю рухнул на стул для посетителей, прожигая меня злобными взглядами.

– Итак, – продолжил монсиньор, рассеянно выдвигая ящики письменного стола, – у вас, мадемуазель Гаррель, всего четыре предмета и уйма свободного времени. На что вы его употребляете?

– На самообразование, - пискнула я, отчего-то чувствуя себя виноватой, – изучение фолиантов в Цитадели Знаний. Кстати, мэтр Мопетрю, оба рекомендованных вами труда,и «Первую дюжина», и «Сборник чистописательных заданий», я изучила. Не будете ли вы добры прoверить мои знания?

Выхватив из сложенной на коленях стопки тетрадь по консонанте, я показала ее учителю.

– Не сейчас, разумеется, простите, а… когда вам будет угодно.

– «Первая дюжина», «Сборник чистописательных заданий»? - фыркнул ректор. - Чувство юмора дражайшего мэтра оставляет желать лучшего.

Мопетрю покраснел, меня кольнуло чувство невольного сострадания.

– Простите, монсиньор, – сказала я, – но не думаю, что это шутка. Я сама просила мэтра Мопетрю посоветовать мне самые простые тексты, он всего лишь исполнил просьбу необразованной студентки. И выбор книг показался мне великолепным.

– Неужели? – удивились оба месье.

Во взгляде преподавателя консонанты читалось недоверие и опаска.

– Да! Великолепным! Изучение любых наук следует от простого к сложному. В моем случае требовалась даже не простота, а примитивность. – Я азартно зашуршала страницами конспекта. – Вот, посмотрите, здесь до меня дошло, что все черточки знаков наносятся строго по направлению сверху вниз, здесь я поняла, как добиться зеркальности откидных крюков, а здесь…

Мэтр Мопетрю вытянул шею, отчего его шапочка еще больше съехала:

– У мудры «человек» должны быть на кончиках загибы-штрихи.

– Вот так? - вооружилась я пером. - На картинке у человечка были шпоры, мне показалось, что они там просто так, а они были для наглядности.

Учитель придвинул ко мне стул, отобрал перо:

– Слишком размашисто. Вот так, ставите точку и едва передвигаете в сторону кончик пера.

Я попробовала повторить, поблагодарила, спросила о значении кружочка в решетке мудры «день», Мопетрю ответил, что значения нет, а смысл консонанты в запоминании последовательности знаков.

Впрочем, пришлось прерваться, в кабинете появился секретарь мэтр Картан.

– Вот и вы, меcье Рене! – обрадовался ректор и запусти в пришедшего какой-то книгой, не фолиантом, а дешевенькой брошюркой. - Или вы предпочитаете отзываться на имя Натан?

Книжка, взмахнув обложкой, как бабочка крыльями, упала на ковер. «Девица для директора академии, – рассмотрела я, - месье Н. Ρеке». Эту я ещё не читала. «Н»? Натан? Натан Реке? Минуточку, если переставить буквы, получается анаграмма – Рене Картан. Секретарь монсиньора Дюпере пишет романчики по два зу? О святые покровители!

Ректор продолҗал бушевать, за окном бушевало море, оно делало это для нас беззвучно, в отличие от монсиньора. Как он орал! Он, простой вояка-сорбир, должен заниматься в вашем идиотском Заотаре всякой ерундой! На него вешаются студентки, потому что кое-кто, не будем показывать пальцами… В этот момент перст начальства как раз был направлен на мэтра Картана. Кое-кто развращает молодежь непотребными книжонками. Мы что думаем, прибыль от продажи этих писулек способна хоть как-то компенсировать его, монсиньора, страдания?