Наследство тетушки Люцинии

Пахли эти самые фиалки одуряюще. На взгляд Дана, лучше или по крайней мере ничуть не хуже духов. Нежный и сладкий аромат кружил голову и почему-то вызывал в памяти губы Аурелии, такие же нежные и сладкие.

Несколько взмахов ножа,и вот у него в руках вполне солидный, толстенький букет. Не такой роскошный, как розы или пионы, ну и ничего, розы он ей тоже когда-нибудь подарит. Зато этот он собрал сам.

Обратный путь принес внезапную мысль: а ведь утром эти цветы будут пахнуть совсем не так! Но и будить Аурелию… Нет, на самом деле, может, и разбудил бы,и даже с удовольствием, но только если был бы уверен, что она сама хотела заменить часть сна более интересным времяпрепровождением. Но уверен он не был, а пoтому идею постучаться в ее дверь решительно отмел. Ну в самом деле, вон ее окно, открыто настежь и всего лишь на втором этаже. А под ним еще, как по заказу, полуголые мраморные девы поддерживают какой-то чудной каменный выступ. Влезть наверх – почти как по лестнице подняться.

Он оперся коленом о подоконник и замер. Аурелия спала, скинув с себя одеяло и обняв подушку, в тонкой, почти прозрачной ночной рубашке, такая нежная и желанная, что защемило сердце, а вот кое-что пониже, наоборот, взбодрилось. Дан тихо влез в комнату. Он умел двигаться бесшумно и до этой минуты собирался просто оставить букет на столе и уйти, как пришел. Что сказать, переоценил свои силы. Как тут уйдешь?

Он опустился на пол у кровати Аурелии и тихо погладил ее по волoсам. Отвел прядь от щеки.

– Дан? - вдруг тихо спросила она. Кажется, даже не просыпаясь. Зато совсем не сонно ухватила за шею и потянула ближе. – Почему от тебя пахнет чужими духами? Иди сюда. И чтоб никаких борделей.

– Какие бордели?! – перепугался Дан. – Это цветы. Для тебя. Вот.

Но она, кажется, уже снова спала – заснула,так и не выпустив его,и выпутываться из очень даже крепких объятий совсем не хoтелось. И тогда он осторожно положил букет на подушку, с другой стороны, кое-как скинул туфли и пристроился с ней рядом. Не так чтоб совсем уж вплотную, потому что никаких сил тогда не хватило бы терпеть и не разбудить. Но рядом. Так, чтобы ей удобно было обнимать, а ему – глаза уже привыкли к темноте – рассматривать ее лицо, сейчас удивительно умиротворенное.