Цена мести

Глава 19.1 Ника

Пульс замирает, когда его ладони пробираются под одежду. Она леденеет вся от макушки до пят, покрывается инеем, он отливает на серебристой радужке, отражая его зелень, точно зеркальная гладь. Она не знает, что он видит в её чёрных зрачках, слышит ли отчаянье в прерывистых вдохах меж поцелуями. Понимает ли, чего ей стоит податливость.

Его слишком много на ней: прикосновения, ласки, мокрый язык во рту. От вкуса его слюны её тошнит, желчь подкатывает к горлу. Простыни промокли от её холодного пота. Он списывает дрожь на возбуждение, она считает про себя до сотни. Цифры заканчиваются слишком быстро, их недостаточно для успокоения.

– Ты в порядке? – говорит он, задыхаясь. Отклоняется, становясь на колени, опершись руками по обе стороны от неё.

Ей далеко до «в порядке», ей далеко даже до обыкновенного «нормально». Однако улыбается, растягивая губы, будто всё хорошо, будто так надо, будто то, что происходит меж ними – правильно. Хотя правильного в том ни на грош.

– Да, иди сюда, – протягивает к нему кисти тоненькие – веточки. Жаль, касание не способно убить, обратить человека в пепел. Она была бы счастлива. Пусть и всего на миг. Из него вышла бы замечательная скульптура.

Подтянутое тело не влечёт. Его крепкий торс давит её к кровати, ощущается плитой из гранита, разве что не могильной, но близко к тому. На похоронах, пожалуй, спокойнее. На похоронах не приходится жертвовать собой во благо будущего.

– Ты очень красивая, – повторяет он. Снова, снова и снова. Пока слова не заедают пластинкой в её голове голосом его брата. – Спасибо. Ты не пожалеешь.

Не пожалеет. У неё нет выбора, если хочет спасти себя, Дена, Светку. Это ничего. Она несколько лет как испачкана тем, кто теперь лежит в земле. Ей почти не больно. Почти не страшно. И неважно, что сердце сбоит, а внутри рассыпается прахом ещё одна частица её души. Душа – не главное, жизнь – ценнее. Три жизни зависят от неё, потеря гордости – минимальная плата. Она временна. Гордость можно вернуть, а что до чести… у неё её не осталось. Бесы с честью, её у неё отобрали давно.

– Никааа, – стонет низко Макс ей на ухо, зарываясь носом в волосы.

Она оглаживает его по широким плечам, жёстко впивается ногтями в кожу на спине, раздирая. Ей хочется оставить на нём шрамы. Хотя бы физические. Алые полосы кровоточат, но он не обращает внимания, увлечённый ею, поглощённый их близостью. Он не видит истину.

Переворачивает её на живот, её пальцы сжимают простынь, пачкая её в чужой нелюбимой крови. Футболку задирает, оглаживает рёбра, целует мягко меж лопаток. Ника закусывает щёку изнутри, ощущая металл и соль вперемешку.

Она снова закрывает глаза, начиная отсчёт с нуля.

***

Этой ночью не удаётся сомкнуть глаз. План приходит сам собой, остаётся лишь собраться с духом. Ей кажется, стоит уснуть, как кошмар наяву продолжится во сне, обрастёт новыми ужасающими деталями. Непонятно, что из этого хуже. Быть может, когда голова коснётся подушки, её решимость испарится, она вновь станет слабой маленькой девочкой, нуждающейся в чужой защите.

Её некому защитить. Она обязана справиться. Шанс всего один, больше такого не представится. Макс расслабился, избавившись от помехи в виде брата. Он ослеплён победой и влюблён в неё. Иного пути, кроме как воспользоваться его чувствами, у неё нет. Как бы гадко не было, ей придётся поступиться принципами.

Баночка рецептурного препарата находится там же, где она её оставила. Специально положила в сумку, вспомнив о таблетках. Они помогли усмирить панику при встрече с Деном на вечеринке, а теперь помогут усыпить другого мужчину. Она надеется. Неизвестно, какая дозировка потребуется вампиру. Но она рассчитывает на отсутствие совместимости с алкоголем, который так любит употреблять Максим.

На встречу она собирается с особой тщательностью. Макияж не наносит, он всё равно позже размажется либо от её слёз, либо в следствии страсти Никольского. Долго выбирает платье из шкафа, которые, видимо, заведомо купил Макс. Останавливается на коротком траурно-чёрном с закрытым декольте. Её задача сегодня – выглядеть неотразимо, однако не слишком доступно. Чёрный ей идёт, отлично подходит к внутреннему состоянию.

Он ожидает её у выхода из здания. Оглядывает восхищённо, задерживаясь на открытых стройных ногах. Ника давит из себя улыбку. Та выходит вполне сносной, кажется, у неё получается всё лучше и лучше, хотя вряд ли это тот навык, которым стоит гордиться.

– Долго стоишь? – говорит она, отбрасывая волосы за спину.

– Совсем нет, – он взмахивает рукой, протягивает ей ладонь. Она не колеблется ни секунды.

Сад, действительно, хорош. Больше похож на городской парк по площади. Каких тут только растений нет. Наверное, она бы впечатлилась, если бы не эмоциональное напряжение. Не спасло даже заранее выпитое успокоительное, ему требуется больше времени для воздействия. Постепенно сознание погружается в спасительный вакуум, чувства исчезают, впадая в анабиоз.

– Как спалось? – интересуется он, останавливаясь у фонтана. Мелкие капли воды попадают на кожу и одежду. Ника смотрит на рябящую гладь.

– Отлично, – врёт она, не испытывая мук совести.

Он смеётся довольно, сжимая её пальцы в своих.

– Я старался, подбирал комнату. Твоя – самая светлая, – как будто это может перекрыть факт заточения. Золотая клетка – тоже клетка. Какая разница из чего сделаны её прутья?

Вечер можно было бы принять за летний, после вчерашней грозы случилось потепление. Однако опавшие прелые листья ясно кричали об ошибочности суждения.

– Спасибо. Она замечательная, – фразы слетают с языка, хотя она предпочла бы молчать. Ника точно находится далеко отсюда, не в своём теле.

Жмёт его пальцы в ответ, глядит снизу-вверх, вскинув голову. Он выглядит также, как и неделю назад, также, как две или три. Добрый, внимательный, заботливый. Но всё это – ложь, он соткан из неё. Странно, как сам ещё не запутался в сплетённых нитях?

– Ты подумала? – он напрягается, готовый к отказу, зелень становится тёмной, словно болотная тина.

Она выжидает, теребя край платья, одёргивает его, имитируя нервозность, по крайней мере то, как сама её запомнила.

– Да. Я согласна. Но как быть с браком? – глаз не отводит, сканирует каждое движение. Мышцы на его лице расслабляются.

Макс улыбается широко, видимо, на сей раз искренне. Но, боже, как ей плевать на его чёртову искренность. Он может засунуть её себе в зад вместе с больной, извращённой любовью.

– А что с ним? Ты скоро станешь вдовой. А потом мы распишемся. Не думаю, что ты хочешь грандиозный праздник. Или я ошибаюсь? Если хочешь, скажи. Мне несложно устроить, – болтает, окрылённый её согласием. Его голос для неё – белый шум.

Ему невдомёк, что никакой свадьбы не будет. Она скорее отрежет себе палец, чем позволит ему надеть на себя обручальное кольцо.

– Нет, лучше скромно, поужинаем вдвоём, – тихо отвечает, наблюдая за падающим с ветви листом за его плечом.

– Ты выглядишь уставшей, – хмурится он, всё-таки подмечая круги под нижними веками.

Она хохочет, переступая с ноги на ногу.

– Ты тоже. Мы многое пережили. Думаю, нормально иметь проблемы со сном. Но всё позади, да? Мне уже лучше, – он понимающе кивает, обнимает, прижимая к себе. Она утыкается носом в его пиджак, резко пахнущий одеколоном.

– Да, позади, – отстраняется, оглаживает её щёку. Его отпечатки выжигают плоть, оставляя чёрные язвы. Она дышит носом, закрывает глаза, подаваясь навстречу ладони.

Он целует её сначала осторожно, будто страшась спугнуть, но, не встретив сопротивления, смелеет, проникает языком в рот, прислоняясь сильнее.

А ей… ей уже всё равно.