Цена мести

Глава 3.2 Ден

После раскрытия существования заражённых быстро находятся те, кто хочет поднять денег на продаже таких необходимых вампирам эмоций. Они не страшатся превратиться в бесчувственных пустых кукол, вероятно потому, что им нечего терять. Бедняки, наркоманы, шлюхи, бандиты и ещё черти кто. Не то чтобы Дену есть дело.

Он рассчитывает на то, что Ника с дочерью уже будут спать по его возвращению, оттого набирает Татьяне, планируя подкрепиться. Девушка берёт трубку после второго гудка и соглашается на встречу.

С Татьяной его знакомит Макс около недели назад. Она не желает становиться на учёт в «кормушке» папочки, но щедро делится собой вне её стен. Потому что оплата щедрее, пусть неофициальная торговля и несёт определённые риски. В кормушке за процессом питания наблюдают, не допуская бесконтрольного пожирания, за состоянием людей тщательно следят доктора. И по необходимости временно отстраняют тех, кто стоит у грани.

Они видятся в отеле: быстро обмениваются приветствиями, он отстёгивает несколько крупных купюр и приступает. Она замирает в его руках: открытая, послушная, согласная на всё и даже больше. И он этого не понимает. Как можно добровольно подвергать себя риску? Впрочем, неважно. Мысли разбегаются, когда он впитывает её чувства, подмечая, как рябит эмоциональный фон, тускнеет. Обыкновенно он незаметен, но в процессе поглощения человека окутывает аура: яркая или не очень. Она и даёт понимание того, сколько осталось у того или иного индивида.

В питании есть свои плюсы и минусы. Из плюсов: возвращение эмоций, пусть и на короткий срок. Накрывает не моментально, а спустя примерно сутки они выветриваются. Из минусов: всё остальное. Бывает, в человеке преобладает злость, бывает, обида, бывает, страх. В Татьяне, в большинстве своём, похоть. Её в ней даже слишком много.

Конечно, сожранное не управляет заражённым целиком, это можно контролировать, решать: поддаваться или нет, игнорировать часть поглощённого коктейля. Но, как правило, лишённые возможности чувствовать вампиры, готовы даже к самым мерзким эмоциям, лишь бы испытать хоть что-то. Он в этом плане действует более разумно, за исключением первых часов, когда влияние особенно сильно.

Ден возвращается домой за полночь, ощущая себя живым, настоящим. Как будто бы человеком. И чертыхается про себя, понимая, что Ника не спит. Она встречает его в шортиках серого цвета и свободном коротком топе. И ему кажется, что ей на законодательном уровне нужно запретить надевать что-то такое в его присутствии, потому что ноги оказываются слишком стройными, а талия чересчур узкой.

Он начинает раздражаться по мере разговора, не в силах контролировать злость из-за недавней трапезы. А она словно провоцирует специально, тянет струны нервов, заливает их керосином и поджигает, чтобы посмотреть, как он сгорит. Он не сгорает. Но вспыхивает моментально. Его не смущает её страх, не смущает и отвращение. Потому что девчонка, мать её, допизделась. Ей следует понимать, когда не нужно открывать свой маленький рот.

– Я покажу, – говорит он, зажимая её у стола. А Ника смотрит пуганой мышью, оторопев. Не противится. Он знает, как это работает: ужас обгладывает её плоть, силясь добраться до костей.

Касается пальцами выступающих ключиц, зарывается носом в светлые волосы, дышит шумно, оставляя на макушке краткий поцелуй. Она дрожит, а под его ладонью колотится её сошедшее с ума сердце.

– Посмотри на меня, – не просит, приказывает он, она поднимает на него широко распахнутые глаза. В них ничего не остаётся, кроме вязкого удушающего отчаяния.

Ден чувствует, как кровь приливает к глазам, как она трепыхается в его руках, а затем расслабляется постепенно, когда он дробит её фобию по частям, затягивая в себя. Её страх на вкус терпкий, отдаёт горечью полыни и ромом.

Целует, осторожно накрыв её губы своими. Ника не отвечает даже тогда, когда он проникает языком ей в рот. Не отвечает, но и не отталкивает. Он усиливает напор, прижимая девчонку к своему телу, высчитывает рёбра по одному, пробираясь рукой под маечку, которая кажется совершенно лишней на ней. Он бы предпочёл, чтоб одежды не было вовсе.

Его ведёт от её запаха. Ники становится слишком много. И он не понимает, когда неудачная шутка, издёвка становится чем-то большим. Когда он теряет контроль.

Может, пожалеет позже, обвинит во всём кипящие чужие чувства. Но это будет потом. Не сейчас. Не тогда, когда она тихонько хнычет ему в рот, неосознанно придвигаясь ещё ближе. Как будто бы есть куда. Видимо есть, потому что, когда её колено задевает пах, ему скручивает кишки от желания опрокинуть её на хренов кожаный диван, на котором они недавно затеяли глупый спор.

Ему хочется услышать, как она стонет.

– Не надо, – просит Ника, когда он спускается к шее, а ладонь накрывает обнажённую грудь. Она не носит бюстгальтер дома. И это её «не надо» севшим голосом звучит как «ещё». Потому что чувствует возбуждение на вкус. Он буквально в ней. В её душе. В голове. Он понимает, что она лжёт.

– Помолчи хотя бы минуту, – говорит прежде, чем прикусить светлую кожу на её шее. И она слушается. Чёрт возьми. Не ёрничает, не орёт, не заваливает кучей тупых вопросов, а просто слушается его.

– Пожалуйста, – тянет она, собираясь сморозить очередную глупость, а он сминает её губы, подушечкой пальца задевает сосок. Не собирается дослушивать, что там «пожалуйста», ведь это может быть и «пожалуйста, ещё», и «пожалуйста, хватит». По его догадкам, пожалуй, второе.

Его кроет от того, как Ника выгибается навстречу рукам вопреки вялым попыткам сопротивления, как дышит часто-часто ему в рот, как радужку подергивает мутной плёнкой, а взгляд становится безумным. Наверное, у него сейчас такой же.

Они точно сошли с ума. Оба. Одновременно.

– Блядь, – хрипит он, подхватывая её под ягодицы и усаживая на столешницу. Вжимается пахом в шортики, тянет волосы, сматывая в тугой жгут. – Никааа, – Ден втягивает губами мочку уха, обводит языком ушную раковину. Давление в джинсах становится невыносимым.

Девчонка царапает короткими ногтями кожу на его затылке, у него темнеет в глазах. Он не понимает, когда она стала такой податливой, когда сдалась. И это льёт ушат ледяной воды прямо на голову, выдергивает из наваждения, в котором ему казалось, что трахнуть Нику – хорошая идея.