Мать Сумерек

— Почему не сказал, что в сознании? — Бану не хотела выдергивать руку, но попыталась все равно. Едва уловимое движение генеральских пальцев заставило её остановиться, как будто ему и правда удалось удержать.

— Вы же хорошо видите в темноте, — бессовестно отозвался альбинос.

— Твои глаза были закрыты! А читать мысли…

— Но ведь вам нужно было сказать все, что вы сказали, хоть кому-нибудь, не так ли? Вы же сами говорили, что слова, обдуманные в голове и сказанные вслух звучат по-разному.

Бансабира сглотнула, не ответив.

— Хотите совет? — брови на восковом лице чуть поднялись. Бансабира смотрела до того напряженно, что генерал расценил её выражение лица, как повеление говорить.

— Однажды на собрании в чертоге вы сказали, что наличие проигравшего — единственный верный признак окончания войны. Так вот вспомните, что ваша война с раману Тахивран еще не кончилась. Напротив, стократ ужесточилась с приобретением на их стороне Джайи из Орса. Вспомните об этом и поступите так, как положено поступить Матери лагерей.

— Какой длинный совет, — протянула Бану, не моргая глядя в лицо генерала. Осторожно облизнула губы, чуть приоткрыла рот, будто собираясь в чем-то нерешительно сознаться, а затем громко вскрикнула:

— Генерал пришел в себя! Немедленно позовите лекарей!

Гистасп переменился в лице, от неожиданности подавившись вдохом. Через пару минут в комнате засуетились врачевательных дел мастера. Бансабира предпочла оставить генерала наедине с теми, кто мог помочь. Но у самой двери чуть обернулась и одними губами шепнула: «Спасибо».