Солги обо мне

Глава семьдесят вторая: Венера

Глава семьдесят вторая: Венера

Чем ближе мы подъезжаем к дому, тем сильнее меня пробирает паника.

Мое кресло водитель сложил в багажник, а я даже на крыльцо подняться не смогу без посторонней помощи. И от этого страшно вдвойне - я бы не сильно удивилась, если бы Олег просто стоял и смотрел, как я безуспешно пытаюсь спустить ноги, чтобы самостоятельно покинуть автомобиль. Он вполне может устроить мне такое испытание в отместку за рухнувшие планы.

Но, когда машина притормаживает у крыльца, Олег одергивает мои попытки дотянуться да ручки двери.

— Не корчи из себя героиню. - Его голос по-прежнему ледяной до дрожи.

Он выходит первым, обходит автомобиль, резко распахивает дверцу.

Берет меня на руки.

Поднимается по ступеням.

— Ключи во внутреннем кармане.

Я осторожно, как будто имею дело с посторонним человеком, достаю ключи. Только с третьей попытки справляюсь с замками, и муж выдает свое недовольно, нервно дергая плечом.

Заносит меня внутрь и ссаживает в кресло в гостиной.

— Голодна? - спрашивает уже своим обыденным тоном. И уже почти заботливо добавляет: - Я сделал заказ из «Лозо», доставка уже в пути. В холодильнике есть твой любимый «Бри» и икра.

Мне нужна минута, чтобы заставить мозг свыкнуться с мыслью, что черствый недовольный Олег и этот заботливый мужчина - один и тот же человек. Он как будто совершил фокус, подменив одного на другого прямо у меня на глазах.

Приступ головной боли снова ненадолго «отключает» меня от внешнего мира. Я прикладываю пальцы к вискам, массирую просто на автомате, потому что, конечно, эта нехитрая манипуляция никак не может повлиять на боль от сотрясения. Второй степени, как сказали итальянские врачи, хотя иногда я чувствую себя человеком, в голове которого периодически включается блендер и просто перемалывает все содержимое черепа.

Сейчас как раз такой момент.

— Ника? - торопит Олег. - Я, кажется, задал совершенно простой вопрос.

— Я перекусила в самолете, - отвечаю, что первым приходит на ум.

— Значит, голодна, - подытоживает Олег.

Нас прерывает водитель, вернувшийся с двумя моими небольшими дорожными сумками и маленьким рюкзаком с ручной кладью. Муж без спроса берет именно его - до сумок ему дела нет, они так и стоят у двери. Достает все мои вещи, находит папку с медицинскими выписками, пролистывает и чертыхается под нос, потому что там все на итальянском. Потом достает телефон и начинает методично делать фото каждого листа, вплоть до анализов крови, которые мне делали каждые несколько дней, чтобы отслеживать и корректировать динамику медикаментозной терапии. Вопрос об операции в чужой стране, без визы и, самое главное, без огромной суммы денег, конечно же, даже не ставился на повестку дня. Но я, понимания ради, все равно поинтересовалась.

Даже с учетом того, что подобные операции уже давно часто и широко практикуются, мой случай осложнился постоянной и длительной нагрузкой. И чтобы все прошло на уровне возвращения к возможности хотя бы самостоятельно ходить, нужна предварительная длительная подготовка, сложнейшая операция по восстановлению и наращиванию донорской хрящевой ткани, и потом - еще более длительным курсом реабилитации. Минимум - полгода, но это если случится чудесное чудо, поэтому лучше настраиваться на срок в пределах года.

А когда он озвучил сумму, я была даже рада, что лежала в тот момент.

— Яков Александрович? - От тяжелых размышлений меня отвлекает голос Олега и имя доктора, в чью клинику я хожу уже на постоянной основе, как дети в школу. - Я завтра к вам заеду… Да, по вопросу здоровья моей супруги… Может, вы подскажите, где найти специалиста из этой области? Да, все анализы с собой, но они на итальянском, я дал задание перевести и скоро у меня будут все копии…

Разговаривая, Олег ведет себя так непринужденно, будто речь идет не о моей невозможности передвигаться самостоятельно, а о каком-то некрасивом прыще на заднице. Но я и не ждала, что он начнет заламывать руки и убиваться. Если честно, я вообще не ждала ничего хорошего. Морально приготовилась к тому, что он просто передаст мои вещи с водителем и потом сухой СМСкой чиркнет дату, когда мне нужно подойти в ЗАГС, чтобы сказать «да» на вопрос, согласна ли я на развод.

Муж откладывает трубку, уходить на кухню и, только выйдя из-под плотной ауры его подавляющего влияния, я с облегчением выдыхаю. Мой телефон лежит в кармане спортивной кофты, достаю его и только сейчас вспоминаю, что так и не сняла режим «полета», который включила сразу после посадки. Переключаю на интернет - и через пару минут начинают сыпаться неотвеченные звонки, непрочитанные сообщения и куча уведомлений из разных мессенджеров. Сначала пишу Алёне, чтобы успокоить, что со мной все в порядке - сестра волнуется и снова черным по белому пишет, как ей все это не по душе. Потом парой веселых и счастливых фраз отвечаю маме. Когда-нибудь, возможно, наступит время для откровенного разговора, но точно - не сейчас, пока у них своих забот полон рот.

В мессенджерах сообщения от приятельниц, просто знакомых и даже одноклассников с однокурсницами, с которыми не общались уже тысячу лет. Удивительно, откуда только не всплывают люди, когда в твоей жизни случается или большой выигрыш, или полное фиаско. Отвечаю только паре человек, да и то сухо. С остальными нет никаких моральных сил заводить даже короткий диалог.

Еще раз пересматриваю входящие сообщения.

Не хочу себе в этом признаваться, но я все равно жду его сообщения.

С того самого дня, как он вдруг стал писать в день по чайной ложке и на какие-то отвлеченно-официальные темы, я окончательно потеряла смысл нашего общения. Писать друг другу «доброе утро» и «спокойной ночи»? Иногда наша переписка за день содержала только эти две фразы. Но мы все равно зачем-то продолжали держаться хотя бы за эту связь.

Меркурий ничего не знает о моем провале.

За день до моего выступления написал, что собирается в свой «тренировочный лагерь» и что на связь сможет выходить очень редко. И с тех пор, даже спустя пару недель, написал всего два сообщения. Абсолютно одинаковых сообщения: «Я в порядке».

Я снова и снова прокручиваю в голове его «профессию», пытаясь даже не допускать мысли о том, что с ним может что-то случиться. Что с ним УЖЕ могло что-то произойти, потому что последнее сообщение он написал шесть дней назад, и с тех пор все мои двадцать три в ответ так и висят без доставки.

— Поешь.

Олег появляется так внезапно, что я даже не успеваю отложить телефон. Внутри все холодеет, когда замечаю его заинтересованный взгляд. Он как будто всегда безошибочно находит возможность застать меня врасплох. Но, на удивление, ничего не говорит. Просто ставит на стол поднос с закусками, намазывает маслом ломтик хрустящего белого хлеба, кладет сверху полную ложку икры и протягивает мне.

— Я не…

— Ешь, - приказывает Олег. - Я не хочу прослыть плохим мужем, который морит жену голодом.

Откусываю самый край. Еще теплая выпечка приятно хрустит на зубах, сливочный вкус масла идеально дополняет соленый вкус деликатеса. Но я все равно вряд ли наслаждаюсь угощением, потому что мысли заняты миллионом других вещей.

— Я уже съездил в твою идиотскую студию, где ты вертишь жопой, и предупредил, если тебя еще хоть раз допустят до занятий - я устрою им такой поток проверок, после которого они будут рады не загреметь на скамью подсудимых. - Все это муж выдает с абсолютно умиротворенным лицом, как нарочно именно в тот момент, когда я откусываю от бутерброда кусок побольше. - И так будет с абсолютно каждой студией в городе, куда ты решишь пойти. Если, конечно, сможешь это сделать самостоятельно.

Я пытаюсь проглотить толком не пережеванный хлеб, но он царапает горло. А от ужаса так свело челюсти, что сейчас я не в состоянии прожевать даже собственную терпкую слюну. Поэтому просто выплевываю все в ладонь и кладу на край тарелки. Руку вытираю о рукав кофты, в ответ на что Олег брезгливо морщится.

— Какие прекрасные демократические манеры ты привезла из Европы, девочка.

— Ага, - пожимаю плечами.

Откуда-то изнутри поднимается цунами полного пофигизма к происходящему и последствиям моего «плохого поведения». Я уже едва хожу, все мои мечты стать Примой рухнули в один миг - что может быть хуже этого? Еще одна порция его недовольства?

— Мне не нравится твой тон, Ника. - Теперь в его голосе появляются нотки неприкрытой угрозы. - Позволь напомнить, что в данный момент твое положение весьма незавидно и от перспективы провести всю жизнь в инвалидном кресле и просить милостыню тебя могу спасти только я. А меня абсолютно не вдохновляют твои детские протесты.

Он говорит как человек, который прекрасно знает, что может полностью контролировать ситуацию. И что я сейчас максимально уязвима.

— Однажды я уже училась ходить заново, - говорю с приятным спокойствием в голосе. - И тогда тебя в моей жизни не было. Как видишь - не пропала. На паперть не пошла.

Олег делает еще один бутерброд и, хоть огрызок своего я вернула на тарелку, свежий он снова протягивает мне. Я демонстративно скрещиваю руки на груди, стараясь вытеснить новый приступ боли на задворки сознания. Когда-то давно мне пришлось научиться этому «фокусу», чтобы снова встать на ноги, а такие знания, даже если бы хотелось забыть, остаются с нами на всю жизнь.

Муж кладет бутерброд на стол и степенно, словно позирует на камеру, отряхивает с ладоней крошки.

Поднимается.

Обходит кофейный столик и становится рядом со мной. Так близко, что его колени делают вмятину в диванных подушках.

Упирается ладонями в спинку по обе стороны моей головы и нависает всем своим ростом и мощным телосложением.

Еще секунду назад я была храброй и была готова едко огрызаться на любую его попытку подбить подо мной опоры, а сейчас чувствую себя загнанной в угол мышью, у которой нет прав на сопротивление. А Олег наклоняется все ниже и ниже, пока его лицо не начинает расплываться у меня перед глазами. И только потом я чувствую пальцы на своей шее и безжалостно крепкую хватку, которая мешает даже вздохнуть.

— Девочка, ты кое-чего так и не поняла.

Он шепчет мне на ухо, и я чувствую, как яд его холодной злости проникает в меня через ушные раковины. Пропитывает собой все нутро, заставляет вспомнить, что мне всего двадцать два года, и что больше, чем пожизненной инвалидности, я боюсь… только его.

— Ты принадлежишь мне, Ника. - Муж большим пальцем надавливает на кадык, словно пытается вытолкнуть его внутрь моего горла, и я судорожно всхлипываю, чтобы убедиться, что все еще могу дышать. - Ты - моя собственность. Я тебя купил так же, как покупаю автомобили, квартиры, ювелирные цацки и все, чем хочу владеть. Но, я вижу, ты отчего-то стала слишком строптивой. Поэтому позволю себе маленький экскурс в историю.

Я поднимаю руки, цепляюсь пальцами в его хватку на своем горле, чтобы хоть немного ее ослабить. Но тщетно - с таким же успехом я могу пытаться разогнуть стальную петлю. Зато Олег явно ликует, наслаждаясь моим жалким положением, и его синий взгляд становится таким же убийственно-ярким, как у тех мертвецов из известной киносаги.