Пепел прошлого

Глава 9.

— Лизавета Сергеевна! Тут инспекция, слышите? — шепот медсестры в телефонной трубке раздражал перепонки хуже крика. Я не могла сориентироваться, запутавшись в огромном одеяле.

— Ты чего шепчешь? Говори нормально! Я не понимаю тебя, Маша.

— Они же рядом!

— Маша, говори громко, ты же не гостайны мне сдаешь, — скинула ноги с кровати, пытаясь рассмотреть время на электронном циферблате будильника. Звона его не слышала, значит еще нет и семи.

— Они говорят, что внеочередная комиссия, — чуть прокашлявшись сказала Маша.

— Ну? А я чего? Звони главврачу. Если никто из этой комиссии не беременный, то я ничем не могу им помочь! — еле сосредоточившись на циферблате, вздрогнула увидев знак бесконечности. Нет…Нет…. Восемь? — А если и беременный, то вы на что там?

— Они пришли в ваше отделение, Лизавета Сергеевна, — Маша вновь перешла на шепот. — Говорят, что поступило много жалоб. Ходят по кабинетам расспрашивают всех врачей. Даже к Любке в лабораторию ходили!

— Маша, звони Львовичу… Вернее, Аркадию Львовичу, главврачу и потяни время. А я скоро.

— Хорошо.

Времени на душ катастрофически не было. Застыла перед зеркалом, рассматривая пучок соломы на голове, потому что вчера вместо того, чтобы уложить волосы, завалилась спать. Смочив ладони, стала стягивать их в тугой хвост на затылке.

— Вот и морщины заодно подтяну, как говорит Буля, — завязала резинку, перекрутив ее шелковым бежевым платком. — Главное — не переусердствовать.

Умылась, засунула зубную щетку в рот и распахнула гардеробную. Комиссия. Какого черта они приперлись? Ведь недавно были. Какие еще жалобы? В голове крутились миллион вопросов, но пока я не приеду, не смогу ничего узнать.

Впрыгнув в брючный костюм темно-синего цвета, выплюнула пасту и помчалась вниз, мечтая о том, что Буля вернулась и сварила для меня кофе.

— Дети, Дэнис? Вы почему меня не разбудили? — застала их в пороге. Мила и Ванька уже были одеты, а Дэн высматривал соседских детей, с кем наши сорванцы ходили в школу.

— Папа сказал, чтобы мы не будили тебя, — Ваня повис на моей шее. — Мам, можно я не пойду в школу?

— С чего бы это? Заболел? — я стала трогать лоб сына ладонью, параллельно натягивая полусапожки на высоком каблуке.

— Нет у него никакой температуры. Придуривается уже третий день по утрам. Но ты, конечно, не в курсе, потому что пропадаешь сутками в своей занюханной больнице, получая за это копейки, которых не хватает даже на покупку дома, — Дэн помахал соседу рукой. — Или пропадаешь на сомнительно важных встречах. Давай, шпана, на выход!

— Мамичка, милая моя мамичка, — зашептала Мила, расцеловывая меня во все щеки. — А правда, что через два дня будет Новый год?

— Правда, милая, — поправила шапку дочери, стараясь не взорваться от гнева на бывшего мужа. Нашел время для выплескивания своей запоздалой ревности.

— А правда, что мне через два года будет десять? — дочь в подтверждение своих слов подняла руки, пошевелив всеми пальчиками.

— Правда, Мила. Надень перчатки и отправляйся в школу.

— Тогда почему Ванька все равно будет меня старше? Ведь мне тоже будет десять? — заныла Мила, толкая брата в спину.

— Потому что, милая, ему же будет двенадцать, а теперь беги и доставай своего учителя по математике! Он просчитает все вероятности более точно.

— Чао! — дети побросали в меня воздушными поцелуями и выбежали за ограду.

Посмотрев на Дэна, я не могла решить, насколько важно именно сейчас оглушить его истошным гневным визгом и жесточайшим ударом по его пустой голове. Но важнее было — глотнуть кофе, прежде чем ехать к акулам медицинского мира.

— Привет, Ба! — я чмокнула старушку в щеку и практически вырвала чашку кофе из ее рук. — Ты почему меня не разбудила?

— Ой, Лизка. Ты к гастроэнтерологу давно ходила? Все время бегом, на ходу, впопыхах и обязательно всухомятку, — старушка всучила мне бутерброд, а потом нагнулась и стала поправлять застрявшую в сапоге штанину. — Твой бывший сказал, что ты сегодня выходная. Вот я и носа не сунула. А что?

— А нечего дверь запирать на замок! — рассмеялся Дэн, приобняв меня за плечи. — Что ты там прячешь? Или, может, кого?

— Это, на минуточку, мой дом! — взорвалась я и, отбросив на каменную стойку чашку, помчалась в прихожую.

— Не хотелось тебя расстраивать, но это не твой дом, — он вновь рассмеялся, за что получил полотенцем от бабушки. — Ты до сих пор платишь рассрочку своим "друзьям". Они хоть проценты с тебя не берут?

— Что-то я не могу понять, откуда ты нахватался яда? А, Дэн? Может, тебе показать, где дверь у этого, не до конца моего, дома? Так вот она, милый. Собирай свои шмотки и вываливайся отсюда! — машинально достала салатовый пуховик, но вовремя опомнилась и накинула шубу.

— Прости, меня, Мани… — его шепот у самого уха заставил вздрогнуть и поморщиться. — Я просто бешусь от того, что ты закрылась и ничего мне не говоришь. Запираешь двери, прячешь телефон, не отвечаешь на вопросы. И работа эта копеечная. Давай вернемся? Заберем Бабулю? В госпитале тебя до сих пор ждут с распростертыми объятиями. Пойми, там у тебя есть будущее, а тут… Это же дыра, а не больница!

— Скоро все изменится, — шептала я, наматывая шарф. — Скоро у меня будет лаборатория, где я могу и дальше заниматься исследованиями.

— Конечно, — выдохнул он, откинувшись на стену. — Я слышал, что ты вложилась в тот проект. Это в твоем репертуаре — вылечить всех бесплодных и безнадежных мира сего? Заставить природу пересмотреть свои планы Да? Что это, Лиза, знаменитый "синдром Бога"?

— Я с тобой говорю серьезно, Дэн, еще раз позволишь себе заговорить со мной в таком тоне, особенно в присутствии детей и Були, то мы с тобой будем общаться исключительно по электронной почте. Ясно?

— Мани, — он попытался перехватить меня, но я выскользнула в гараж.

— Все, Дэн, я предупреждала тебя, что у всего есть границы, особенно у моей личной жизни! — открыв окно авто я выкрикнула последнюю порцию раздражения и выехала из гаража.

Ехала так быстро, как только могла. Открыла окна, чтобы мороз вытеснил все переживания из головы, освобождая место рабочим мыслям. Терпеть не могла, когда бытовые тяготы отражались на работе. Я уже привыкла к спокойному течению своей жизни. С чего все началось? С появления Макса или Дэна?

— Лизавета Сергеевна, — зашептала Маша, выхватывая у меня шубу, как только я вбежала в здание. — Вот. Сменная обувь и халат. Они сидят в кабинете у Аркадия Львовича.

— Меня вызывали?

— Нет. Аркадий Львович сказал, что у Вас выходной.

— Какой выходной, если у меня сегодня три операции и две подсадки?

Маша пожала плечами. Какое-то странное напряжение поселилось в душе. Весь день пошел не так.

— Тук- тук! — накинув на плечи халат, просочилась в кабинет главврача.

— О! Лизавета Сергеевна, как хорошо, что Вы все-таки пришли, но, к величайшему сожалению, нам уже пора. Аркадий Львович Вам все объяснит, — абсолютно лысый, небольшого роста мужчина встал с деревянного стула и, скинув халат прямо на пол, поспешил выйти. Сухонькая седая старушка выскользнула следом, даже не попрощавшись.

— Аркадий Львович, что… — в горле все пересохло. Взяла графин и отпила большой глоток воды прямо из него. — Что это значит?

— Пока сам не знаю, Лизонька, — старичок встал и, открыв окно, достал пачку Беломора и чиркнул спичкой. — А ты иди, рыбонька, работай. Работай…

Пошла в кабинет, чтобы переодеться, но постоянно сбивалась, улетая мыслями в маленький кабинет главврача. Я всегда чувствовала неприятности кожей. Мурашки табунами ходили по телу, концентрируясь на макушке. Плюнув на бесполезное переодевание, снова натянула белый халат, который просто терпеть не могла и отправилась на обход. Ощущала себя растерянной. Все косились на меня и, как мне казалось, шептались за моей спиной.

— Киреева, ну и что это? — я вырвала из рук пациентки банан. — Ты в курсе, сколько в нем сахара? А мы с тобой договорились, что будем контролировать его до самых родов.

— Лизавета Сергеевна, я больше не буду. Просто есть так хочется, а мне забор крови назначили на десять. Вы думаете, что меня потом, после того, как столовка закрылась, кто-то накормил? Тетю Таню не уговорить, сами знаете. Вот и побираюсь. У Катьки печенье стащила, у Ленки банан выклянчила, — пациентка погладила свой огромный живот. — Нас тут трое, вообще-то! И все есть хотят. А до обеда еще два часа!

— Маша, уточните, почему забор до сих пор назначают на время после завтрака? А Любовь Михайловна пусть напишет объяснительную?

— Хорошо, — Маша снова опустила голову, старательно избегая моего взгляда.

— У меня сегодня ощущение, что вы знаете то, чего не знаю я, — пробормотала себе под нос, но раскрасневшаяся Маша все равно услышала и затрепетала, как листик. — Так, Иванову на КТГ, Миронову на УЗИ, а ты, Мария, марш ко мне в кабинет!

Я вылетела из палаты, распугав сотрудников. Они рассыпались по кабинетам и палатам, стараясь не сталкиваться со мной. Я даже вытащила телефон, чтобы посмотреть на себя в отражении зеркального экрана. Нет, лицо, вроде моё. Только шарахались сегодня от меня все, как от чудовища рогатого.

Телефон в руке ожил.

— Да, пап, — я вошла в кабинет, оставив дверь приоткрытой.

— Лизавета, что там у тебя произошло?

— В смысле? Во-первых, здравствуй, папулечка-роднулечка!

— Лизка, — он выдохнул и, чуть помолчав, продолжил. — Привет, дочь. Как ты? Как дети?

— Я нормально, дети в школе. Представляешь, Ивана вдруг не взяли в хоккейную команду, говорят, что стал быстро уставать. Это мой Ванька, который мог бегать часами!

— Лиз, что у тебя случилось? Ты же знаешь, что можешь рассказать нам с мамой все?

— Знаю, папуля. Только я не понимаю, что тебе нужно рассказать? Может, ты мне подскажешь?

— Сначала мне звонит Дэн, намекая на то, что ты снова связалась с Корфом, а теперь… — я слышала, как отец щелкнул зажигалкой и закурил, что он делал чрезвычайно редко. — Ты же знаешь, что у меня до сих пор есть в Министерстве связи? Мне только что звонил одногруппник и интересовался, не моя ли дочь Манилова Лизавета? Так вот, дочь, что ты натворила?

Голова закружилась, а в к горлу стала подкатывать тошнота.

— Пап, я не понимаю. Была у меня одна смерть, но вскрытие подтвердило утробную смерть из-за патологии развития. Просто ко мне она попала слишком поздно. Можно было попробовать спасти его, прокесарив на раннем сроке…

— Лиза, думай! Что еще?

— Пап, я не знаю, — в кабинет вошла Маша, застыв в пороге, не решаясь, что ей делать дальше. — Но я выясню, а потом позвоню.

Отключилась и села в кресло, раскинув руки. Каждая мышца дрожала. В голове билась мысль, но мозг отказывался обрабатывать ее. Я знала, что происходит, но боялась признаться в этом.

— Говори…

— Лиза, — Маша бросилась ко мне, обняв крепко за шею. — Я не знала. А Любка… Она сказала, что на тебя готов приказ. Сказали, что самое время опустить "птичку высокого полета"!

Чувствовала, как по шее потекли ее слезы. Это же ее слёзы, правда? С самого детства терпеть не могла плакать. Не потому что было стыдно, а потому что, в силу собственной физиологической особенности, мне это доставляет настоящую боль. Мгновенно закладывает уши и нос, а слизистая горла опухает. Дед смеялся надо мной, что я скорее сдохну, чем расплачусь, именно поэтому легко смогу работать медиком. Да! Это правда. Я отучила себя реветь, прогоняя этот процесс в собственном воображении. Я просто представляла, что плачу и успокаивалась. Вот и сейчас…. Только не могла понять, почему по щекам течет что-то мокрое, а горло так противно саднит. Ведь это только воображение?