Пепел прошлого

Глава 2.

— Мам! Ты скоро? — Мила визжала с первого этажа так, что я спиной ощущала вибрацию двери, к которой прижималась уже минут двадцать. Тянула время, пытаясь придумать, почему мне сегодня не стоит покидать свою комнату. В голове рисовала картину, что время — жевательная резинка, которую я постоянно отдираю по всему дому.

Каким объяснить, что я не могу просто взять и пойти? Может, просто топнуть ногой и сказать (возможно даже добавить строгости в голосе), что мать устала и вечерний раут по поводу дня рождения дяди Владлена отменяется? Боже! За что? Я обернулась в сторону балконной двери. Снег кружился, ударяя в стекло грозди льдинок так громко, что я жмурилась от каждого звука. Голова болела. Нет, это была не боль. Это стон, который замер где-то внутри. Он вибрировал, пуская нервные импульсы по всему телу.

Я не спала вторые сутки. Просто не могла закрыть глаза, потому что нос заполнял его аромат, от которого кружилась голова: что-то терпко-цитрусовое, окруженное ароматом табака и горечью алкоголя. Казалось, что я пьянею, не подходя к нему и на пять метров. От одного только его присутствия меня штормило так, что стены дома двигались, а высоты потолка было мало, чтобы вдохнуть полной грудью. Где бы он ни был, кислород исчезал, уступая место опьяняющему дурману, такому густому и пушистому. Мышцы становились мягкими, а ноги переставали слушаться. Я попадала в параллельную реальность, где вокруг меня была лишь неопределенность, я шла по неведомой тропинке, не зная, что будет там, но продолжала идти, притягиваемая чем-то необъяснимым…

Уматывала себя работой, чтобы вырубаться, а не засыпать, потому что стоило улечься в тишине спальни, как его глубокие глаза, сверкающие миллионами искр-насмешек, заполняли комнату и… мою душу. Он смотрел на меня, не скрывая своей кривой улыбки и откровенного презрения. Мелкая россыпь морщинок в уголках глаз, едва заметный изгиб брови, откровенная усмешка на губах. Казалось, что ему нравится доводить меня, ловить румянец злости, раздражения или растерянности. И, по-моему, мне это нравится….

Где он, где мой Макси-птенчик? Где тот, кто караулил меня у лаборатории кафедры? Он стоял, облокотившись на капот машины, не сводя глаз с окон лаборатории. Я знала, что он смотрит и ждет, а он знал, что я специально засиживаюсь до утра, чтобы проверить его выносливость. Я специально бегала в мужской туалет, где взобравшись на сливной бачок, выглядывала в крохотное окно. А он продолжал стоять, едва покачивая головой, потому что слушал музыку, без которой он жить не мог, будучи студентом консерватории…

Где тот робкий мальчик, смешно поправляющий очки в тонкой металлической оправе? Где тот, в чьей машине звучали Бетховен, Шуберт и Чайковский? Где он? И откуда взялся тот, что готов меня спалить на костре, и бровью не поведя.

Мы не виделись почти год. Он пропал как-то внезапно, после новогодней вечеринки у Киры и Влада. Просто исчез, позволив мне спокойно влиться в компанию. Выдохнула, смирилась, отгоняя от себя мысли. Мне стало так легко и свободно. Переехала в свободный коттедж поселка, перетащив с собой и бабулю. Я даже сходила в отпуск, чего не делала последние пару лет, чтобы привести дом в жилое состояние. Даже вдруг нагрянувший бывший муж, приехавший повидаться с детьми, пришел в состояние шока, застав меня с валиком в руке.

Казалось, что жизнь идет так, как и должна. Мы стали выбираться с детьми пару раз в город, чтобы умотать их на аттракционах и закормить запретным мороженым, усыпляя закипающее недовольство из-за моей постоянной занятости. А теперь, мне кажется, что жизнь эту мне дали в аренду. Только попробовать, примерить. И как только я окончательно расслабилась, он вернулся, открыв дверь в мою жизнь с ноги. Смотрел, не скрываясь, не таясь. Выжидал, замирая в охотничьей стойке. И как только я расслаблялась, подходил так близко, что меня вновь и вновь начинало пробирать от электрического разряда. Понимала, что рано или поздно нам придется поговорить, но пусть это будет не сейчас?

— Мама! — теперь слышался крик Вани. В подтверждение наивысшего уровня раздражения, он стучал клюшкой по деревянным балясинам лестницы.

Ну, что им сказать? Признаться, что их мать, способная не спать несколько суток подряд, начинает дрожать только от одного вида какого-то грубого дяденьки? Рассказать, что я искусала губы в кровь, представляя, как он подходит ближе и касается, лишь слегка пробегаясь подушечками пальцев по открытым участкам кожи? Рассказать детям, что в такие моменты, хочется остаться наедине с тем, кто ненавидит тебя… и отдать всю себя, опустив покаянную голову? Готовая принять все, что у него есть, вынести всю тяжесть праведного гнева. Только бы он не прекращал смотреть и касаться… Только бы его руки никогда не переставали пускать по телу мягкие волны тепла, согревающие околевшие участки души.

— Лизавета! — резкий удар в дверь, выдернули меня из раздумий. Бабуля была первой, кто не выдержал и поднялся, чтобы поторопить. — Ты там жива?

— Да, булечка… — бросила короткий взгляд в зеркало. Словно по наитию я сегодня надела кожаные штаны, майку и свитер, свободно спадающий с плеч, прикрывая уже давно не осиную талию. Просто высушила волосы, слегка взбив крупные кудри. Пальцем нанесла прозрачный бальзам, ощущая каждую ранку на губах.

— Да… Отличный прикид для врачихи-разведенки с двумя детьми. Меня точно будет сложно не заметить, — ворчала сама на себя, пока натягивала замшевые ботильоны на шпильке. Но все же не пошла переодеваться. Не пошла и все. Потому что хотела, чтобы он смотрел на меня. Только на меня. Чтобы его взгляд вспыхивал, как бенгальский огонь, обдавая жаром. Хотелось проверить, что же там таится за плотной завесой хамства и гнева. Понимала, что подливала керосина туда, куда и подходить не стоит. Но не могла. Не могла дышать, жить и думать. Не могла отвозить детей в школу и спокойно смотреть на счастливых парочек, ожидающих пополнения семейства. Ничего не могла! Моё тело капитулировало, выкидывая белый флаг поражения, потому что живот скручивало в тугой узел при одном только его появлении.

— Лизка, — бабуля плюнула на все правила приличия и открыла дверь, чего раньше никогда не делала. Она была так растеряна, что забыла вовремя поймать удивленное выражение лица. Поджала губы и чуть повела бровью, осмотрев меня с головы до ног, а потом и комнату, усыпанную горами одежды, к которой я давно уж и не притрагивалась. — Хоть на женщину сегодня походишь…

Старушка привычным движением поправила косу, уложенную аккуратным кренделем на голове, и направилась к лестнице.

— Поторопись, потому что я сегодня тоже ухожу.

— Куда это? — застегивая молнию обуви на ходу, бросилась в коридор, подхватив телефон с комода.

— Ты думаешь, что в семьдесят лет я должна сидеть дома? — Ба застыла на сгибе лестницы и бросила в меня насмешливый взгляд. — Я еще не упала так низко, как ты. Не готова схоронить себя раньше положенного срока! Мы будем у родителей Владлена. Потому что, если я права, и вы загуляете до самого утра, то я не желаю слышать этого ужаса.

— Ба, ну что ты говоришь? Мы же взрослые люди. Привет, зайчики, — я прошлась ладонью по взъерошенным волосам сына и дернула дочь на хвост.

— Мне достаточно и твоего наряда, — прошептала она, помогая мне натянуть кожаную куртку.

— Что? Переодеться? — я застыла, еще раз осматривая свое отражение.

— Не вздумай….

*****Макс*****

Она сидела у елки на широком подлокотнике дивана, переплетя ноги. Яркие огоньки бликовали на ее фарфорово-розовой коже. Они ползали, лаская каждый открытый участок кожи, ощущая ее шелк и нежность. Этот ужасный, отвратительный свитер то спадал с плеча, оголяя руку чуть ли не до локтя, то задирался, пряча даже соблазнительную ямочку ключицы. Она смеялась, обнажая белоснежные зубы и глубокие ямочки на щечках. Тонкие руки, длинные пальцы с короткими ногтями, массивный браслет с мелкими подвесками, перекатывающимися по запястью. Плавное движение тела под музыку, какая-то загадочная полуулыбка, сменяемая резкой серьезностью. Лиза рассказывала что-то собравшимся девчонкам, жестикулируя бокалом шампанского, в котором растерянно билась замороженная клубника. Бросала быстрый взгляд, проходясь по залу сканирующим взглядом, но потом легко улыбалась и вновь возвращалась к разговору.

Вся такая серьезная, взрослая, красивая. Сидела, держа спину гордо, и лишь иногда позволяла себе повести левым, выбитым на горке еще в школе, плечом. Болит… Я прямо чувствовал, как ее спину сковывает боль, когда она долго сидит без опоры. Знал, что она говорит, а сама мечтает лишь о том, чтобы лечь и расслабиться. Знал, что ее руку пробивает дрожь, но она терпит. Тогда терпела, потому что ей это нравилось. А теперь? Потому что так надо? Потому что так правильно? Да у нее же на лбу написан перечень правил, уставов и законов, отойти от которых подобно самому ужасному преступлению. Когда-то чертовски соблазнительные глаза превратились в два камня. Холодных и бездушных, наполненных страхами, проблемами и горами бытовых проблем. Она была другая, иная… как с другой планеты. И фигура….

Пропала девичья тонкость, уступив такой нежной женственности. Каждое ее движение было похоже на танец. Такая мягкая пластичность, едва заметное движение груди на вдохе и усталость, которую было невозможно скрыть, при расслаблении на выдохе.

Перестал дышать, наблюдая, как Лиза встала, видимо не в силах больше терпеть дискомфорт, и потянулась, задрав руки вверх. Мое сердце больно ударилось о ребра, но я уже не мог остановиться, чтобы не наблюдать за ней.

Полная грудь мягко шелохнулась под полупрозрачным свитером, крепкие бедра, обтянутые глянцем кожаных штанов, плавная линия ног, тонкие щиколотки. Будто зная, что я наблюдаю за ней, Лиза стала слегка покачивать бедрами, выписывая еле заметную "восьмерку". Свитер прогнулся, открывая моему взгляду спину. То, что снилось мне по ночам, то о чем я мечтал… Пусто. Подушечки пальцев вспыхнули огнем. Хотелось броситься к ней, сжать шею, наслаждаясь таким соблазнительным хрипом и содрать эту мешковину, чтобы убедиться….

Долго…Как долго я мечтал о том, чтобы пробежаться пальцами по ее позвоночнику, вдоль которого струилась татуировка плюща. Тонкий стебель переплетался и извивался, демонстрируя всю гибкость и изящество. Помню каждый листик, каждую пружинку. Но теперь нет… Татуировка исчезла, как и моя Лиззи… Как дымка. Испарилась, оставив лишь внутреннее волнение.

Сам не понял, как вышел из укромного угла и двинулся в их сторону. Медленно, вычисляя то расстояние, на котором она обернется, распахнув огромные карие глаза. Шел медленно, не замечая любопытных взглядов друзей. Мне было важно, чтобы она обернулась. Казалось, что я слышу ее аромат, что могу прикоснуться ладонью к плечу. Лизка замерла. Практически застыла, прекратив шевелить руками. Из под линии волос появилась капля….

*****Лиза*****

Предательская капля пота скатилась по шее, скользя ровно по линии позвоночника. Казалось, что время остановилось. Чувствовала ли я его? ДА! Жар, как расплавленная капля воска скатился по шее. Меня затрясло, а легкие практически сразу перестали делать глубокие вдохи. Голова кружилась, а перед глазами все расплылось. Доказательством правоты моего тела, были растерянная Мира и коварно улыбающаяся Кристина, уже мысленно перебирающая подколки, которыми будет осыпать Макса. Кира распахнула свои огромные глаза и, чуть помедлив, убежала к мужу. Мне оставалось только сжимать бокал, шампанское в котором было готово закипеть. Чувствовала вибрацию льдинок, ощущала дрожь и волнение, почти не дышала, боясь сделать неверное движение. Стояла в центре красиво украшенной гостиной, как манекен, ловящий на себе любопытные взгляды.