Забери мою душу

Глава 16

Мишка

Хлопнула только глазами, всё ещё находясь в сладостном дурмане и сгорая от страсти и возбуждения.

— Забудь про всех, кто был до меня, — сощурился, крылья носа раздулись от частого дыхания. — И про Игоря тоже забудь, Миша. Поняла?

Черты лица Антона заострились. Парень был зол. Снова. Снова его ревность всплыла в неподходящий момент. А я… Я разозлилась. Так сильно, что захотелось отвесить ему пощёчину. Звонкую. И болезненную. Но знала, что для него пощёчина оскорбительнее любых слов и ударов. Унизительнее.

Поэтому упёрлась ладонями в плечи, на которых бугрились мышцы. Мигом стало холодно. Сладкий морок ушёл.

Я наивно думала, что что-то изменилось. Поверила в глубине души, что Антон меня услышал. Но его слова хлёстко и метко ударили по больному месту. Он считал меня шлюхой. Потаскушкой. Неверной. Гулящей.

Забудь про всех, кто был до меня.

Горько усмехнулась, смотря в полные гнева глаза. Ещё и считает, что их было много.

— Уходи, Антон, — тихо, но твёрдо сказала я.

— Мишка… — парень растерялся. Видела, как рукой сняло всю его ревность, возбуждение и ярость.

— Уходи, — настойчиво надавила ладонями на широкие плечи, пытаясь оттолкнуть Антона.

Мне было больно. В душе всё сворачивалось от тоски и отчаяния. Я не смогу достучаться до него. Не смогу убедить, что ничего не было с его братом. Что других до него не было. И после никого не было.

— Золотце, — ласково и виновато, не обращая внимания на мои попытки отпихнуть и отодвинуть подальше, — давай поговорим.

— Уходи, — настойчиво повторила.

— Мишутка, что ты заладила? — нежно и несмело улыбнулся, ниже опустился, придавив к кровати весом тела. Теперь он опирался на локти по обе стороны от головы.

Против воли и доводов разума задышала чаще и в несколько раз тяжелее. Горячая кожа Антона согревала. Животом чувствовала всё ещё напряжённый член. Облизнулась, невольно вспоминая его вкус и тяжесть. Между ног заныло.

— Миш, давай поговорим, — нежно коснулся губами моего рта. Невесомо почти.

Я на миг прикрыла глаза, тая от этой нежности. Но злость и обида, пожирающие изнутри, душили все другие эмоции. Тревожность нарастала. Хотелось вскочить с кровати и заметаться по комнате. Я знала это состояние. Знала, что всякий раз оно заканчивалось слезами. И желанием замкнуться в себе на время.

— Малышка, — горячие ладони обхватили лицо, — посмотри на меня.

Упорно отводила взгляд. Не шевелилась. Пустым взглядом смотрела в стену.

Антон тихо выругался себе под нос. Резко поднялся с постели и замер возле кровати, смотря на меня. Я торопливо натянула на тело одеяло по самую шею. Прикусила губу до боли, пытаясь остановить слёзы, но они подступили к глазам. Слезинка сорвалась с ресниц и покатилась по щеке.

— Мишка… — Антон опустился на колени возле кровати, нашарил мою руку под одеялом и уткнулся лбом в неё, — не плачь, прошу.

— Уходи, — звенящим от слёз голосом повторила я. — Не дай бог от потаскухи подцепишь какую-нибудь заразу. Я же через столько рук прошла.

— Миша…

Видела, что Антон потерял дар речи. Побледнел резко, даже губы белыми стали. Выдернула ладонь из горячей руки, повернулась на бок, спиной к парню, и подтянула колени к груди. Больше не пыталась сдерживать слёзы. Слышала, что Антон топтался за спиной. Не спешил уходить. Но и оправдываться не стал.

Через некоторое время зашуршал одеждой, одеваясь. Дверь в комнату тихо закрылась. Позволила себе всхлипнуть и оглянуться, чтобы убедиться, что Антон ушёл. Ждала, когда хлопнет входная дверь, но стояла подозрительная тишина. Решила, что из-за собственных всхлипов не услышала, что парень ушёл.

Всхлипывая и глотая слёзы, сползла с кровати, ёжась от холода, и быстро достала одежду из шкафа. Надела. Стало морозить и трясти. Двинулась на кухню, чтобы согреться чаем.

Замерла на пороге, заметив на столе дымящуюся чашку с чаем. Снова накрыла злость. Сначала оскорбил, а потом чай налил. Заботливый какой. Схватила чашку, выплеснула жидкость в раковину и зарыдала, сотрясаясь всем телом, наблюдая, как жидкость скрывается в сливе.

Вспомнила, что о бардаке и лужах воды на полу в ванной комнате. Умылась и вытерлась полотенцем. Налила чай, разбавила холодной водой, добавила лимона и мёда и залпом выпила.

Включила свет в ванной и тут же прикусила губу. Чёртовы слёзы никак не желали перестать литься из глаз. В крохотной комнатушке, где всё мне теперь будет напоминать о Тоше и его порочных пальцах, был идеальный порядок. Не было луж воды на полу, а полотенца аккуратно висели на крючках.

Кинула взгляд на себя в зеркало. Лицо опухло от слёз, губы искусаны, на шее следы. От пальцев Димы и поцелуев Антона. Злость медленно стала отступать, но обида никуда не делась. Недоверие и ревность Антона просто убивали. Раздирали на части. То, как и каким тоном была произнесена фраза, ранило. Зацепило. Больно и глубоко.

Но Антон прав. Нам нужно было поговорить. Я должна была высказать всё сразу. Воспользоваться моментом и объяснить, что его брат недалеко ушёл от Димы. Что дверь я ему открыла лишь по той причине, что в глазок их перепутала. Что Игорь силой меня удерживал и прижимал к себе, пытаясь поцеловать.

Выпив ещё одну чашку чая, согревшись и немного успокоившись, переоделась в спортивный костюм и двинулась в соседнюю квартиру. Сначала робко постучала, после позвонила. Дверь открыла мать Антона. Я сначала оторопело уставилась на женщину, пытаясь понять, находится ли она под действием наркотиков или сейчас в трезвом уме. Знала, что в такие моменты её ломало и она становилась крайне агрессивной.

— Михайлина, — женщина расплылась в улыбке, которая показалась мне крайне фальшивой и натянутой, — рада тебя видеть.

Я с трудом не шарахнулась, когда мать любимого парня обняла меня. Было дико дискомфортно и мерзко. Я её ненавидела, презирала и испытывала брезгливость. От женщины не воняло, но мне казалась грязной.

Когда мать Антона отстранилась, захотелось встряхнуться и потереть места, где она прикасалась. Но воспитание не позволило. Натянуто улыбнулась женщине. Но всё же сделала шаг назад и увеличила между нами расстояние.

— Здравствуйте, — подала голос, — Тош… Антон дома?

Женщина вдруг резко сузила глаза и поджала губы. Я нахмурилась, не понимая, чем была вызвана такая реакция.

— Вижу, мой младший сын всё же выиграл пари, — мать Антона цинично и насмешливо ухмыльнулась, демонстрируя жёлтые зубы.

— Что? — меня будто ледяной водой окатило. В груди всё похолодело и заледенело.

— Михайлина, ты хорошая девочка, я вижу. Антон всегда завидовал Игорю, с самого детства.

— Он не завидовал, — перебила женщину, сжав кулаки и процедив слова сквозь зубы. — Это вы всегда Игорёшу выделяли. На руках носили.

— Позволь мне самой судить своих сыновей, девочка, — мать Антона сложила руки на груди и спиной оперлась на дверь в их квартиру. — Я-то характеры своих сыновей лучше знаю. Когда ты с родителями только переехала, Игорь первый тебя заметил, — женщина подняла руку и стала тереть лоб. — Сказал за ужином, кто нам в подъезд заехала красивая девочка. Хотл с тобой познакомиться.

— Вы лжёте, — я усмехнулась. — Я Антона встретила в первый же день, когда коробки выгружали из грузовика. Он тогда приехал из отделения, куда его забрали, когда от насильника вас спас, разбил о его голову бутылку. А вы заявление подали вместе со своим любовником.

— Девочка, ты знаешь, что у меня проблемы с наркотиками, — женщина прямо посмотрела мне в глаза.

— Поверьте, более чем осведомлена, — не смогла сдержать ехидной улыбки.

— Не нужно насмехаться, Михайлина. Это болезнь, которая почти не лечится. Так вот… — мать Антона потёрла глаз, почесала кончик носа, — я часто путаю последовательность событий. Послушай меня, девочка, я лгать не пытаюсь. Нет никакого смысла.

— О чём лгать? О том, что любимый и драгоценный Игорёша меня первой заметил? — я хамила.

Откровенно и напрямую. Мама бы одёрнула, бабушка бы за сердце схватилась. Но я не могла уважительно относиться к женщине, сломавшей жизни двум людям. Любимым людям.

— Не нужно огрызаться, Михайлина. Я хочу помочь и предупредить тебя. Ты мне нравишься. Мои сыновья соревновались друг с другом с детства, — пластинка немного сменила вектор.

— Конечно. А никогда не задумывались, почему? — мать Антона с недоумением посмотрела на меня. — Потому что нельзя любить только одного ребёнка, а другому вечно говорить, что он тупой.

— Не было такого, — мать Тоши закатила глаза. — Я не знаю, что этот щенок тебе рассказывал. Я была хорошей матерью.

— Как удачно вы использовали прошедшее время, — я рассмеялась хрипло и каркающе. — Были. Когда-то. Родитель может быть хорошем, даже вгоняя своего ребёнка в комплексы и оставляя сотни травм. Только вот любили всегда не того сына. Антон все эти годы пытается вытащить вас из болота, в котором вы вязнете. Каждый день он заботится о вас. Работает на нескольких работах, даже в боях участвует, только бы за вашу наркоту деньги выплатить.

— Это мой сын, дрянь! И он обязан обо мне заботиться! Я ему жопу вытирала. Ночами не спала.

— Никто рожать не заставлял. Вы знали на что шли, когда беременели и вынашивали ребёнка. Это вы были обязаны заботиться о детях. Но никак не ребёнок о вас. Игорь самый заботливый у вас. Наркотики в больницу проносил. Знал, на что тратить. А потом свинтил, когда понял, что его наркодилеры прихлопнуть могут.

— Он уехал из-за тебя, потаскушка, — маска дружелюбия мигом слетела. — Игорь был влюблён в тебя. Они с Антоном поспорили, кого ты выберешь и в кого ты влюбишься.

— Да ну, — я выгнула бровь и насмешливо улыбнулась, чувствуя некое удовлетворение от того, что вывела мать Тоши из себя. — Ничего более умного в голову не пришло? Вы слишком плохо знаете своего младшего сына.

— Нет, дорогая, — женщина засмеялась, — это ты Антона плохо знаешь. Он прекрасно умеет играть, подстраиваясь под каждого человека. Если он захочет, то он понравится любому. Хитрый и двуличный. Он всегда говорит только то, что ты хочешь услышать. И ты, дорогая, нафиг ему не сдалась. Но желание утереть нос Игорю и доказать, что хоть где-то он лучше, толкнули его на спор. Ведь он первый предложил заключить пари. Как он там сказал? — женщина пальцами постучала по подбородку. — А! — вскинула указательный палец. — «Девчонка тощая и страшная, даже подержаться не за что. Но она так мило краснеет и плывёт, когда я называю её «золотцем». Можно и поиграть.

Я задохнулась. Кроме Антона и меня никто не знал, как он меня называет. Он называл меня так только тогда, когда мы оставались наедине. Нечасто.

— Вижу, что начало доходить? — женщина довольно улыбнулась. — Хоть ты и не любишь меня, я хочу для тебя только добра, девочка. Не…

Мать Антона не успела договорить. Лифт открылся, на лестничную клетку вышли Настя и Антон. Парень тут же нахмурился, перевёл взгляд с лица матери на моё.

— Что здесь происходит? — обратился ко мне. В голосе услышала ласковые и извиняющиеся нотки.

А что если это ложь? Что если его мать сказала правду?