Бурные страсти тихой Виктории

Глава четырнадцатая

Она закрыла за незадачливым бандитом калитку и обняла Блэка за шею.

— Спасибо тебе, моя добрая псина. Видишь, я тебя приютила, а ты в ответ спас меня. Получается, мы друг друга выручили. Наверное, так люди и должны жить — в единении с животным миром. Только почему-то они не думают об этом.

Блэк шутливо боднул ее головой.

— Хочешь, чтобы я с тобой поиграла? Некогда, маленький. Санька придет с работы, а мне и покормить его будет нечем. Лучше мы попозже вечером с тобой по парку погуляем.

Гулять Блэк любил, но делал это не совсем так, как Вика это себе представляла. Он не бегал, по дорожкам, как другие псы, когда Вика спускала его с поводка, не носился просто от избытка сил, а все время словно что-то искал. Как если бы Виктория дала ему такую команду. Или вдруг садился и смотрел куда-то вдаль, не сразу откликаясь на голос хозяйки.

Вечером после ужина она с Санькой опять сидела на крыльце, и уже привычно прижавшийся к их ногам Блэк тихо млел от того, как оба хозяина поглаживали его. И Вика призналась:

— Сегодня я наступила Блэку на лапу. Он, бедненький, даже взвыл. Но разве уследишь, когда пес ходит за тобой как привязанный, будто боится выпустить меня из поля зрения, словно на меня опять может кто-то напасть.

— Значит, теперь нас будет двое, — пошутил Санька. — Тех, кто станет беречь тебя и от лихих людей, и от себя самой, что порой равноценно.

На этот раз Вика на Саньку не обиделась. Трудно ему, наверное, с такой женой. От этих мыслей она всегда начинала относиться к себе еще хуже, чем обычно.

И, как обычно в подобных случаях, ей опять вспомнилась бабушка. Она и сказала об этом:

— Бабушка всегда меня успокаивала. Это, говорила, у тебя крылья растут.

— Крылья? — не удивился Санька. — А может, она была права.

— Я понимаю, ты меня просто успокаиваешь. Но чаще всего я сама себе не рада. Может, мне к психотерапевту сходить? Есть же, наверное, таблетки какие-нибудь… я не знаю, для памяти или для координации движений.

— Что ты придумываешь! — сказал Санька, обнял ее за плечи и притянул к себе. — Все образуется. Вот появится у нас с тобой ребенок…

— Ребенок? — обрадовалась Вика. — Значит, ты и в самом деле не против.

— А чего я должен быть против? Материнский инстинкт, говорят, очень мощный фактор.

Вика украдкой вздохнула: в голосе мужа не было особой убежденности. Похоже, он на полном серьезе считает, будто ребенку, в случае если у Вики не будет присутствовать этот самый инстинкт, станет угрожать сама мамаша, то есть Виктория?

Интересно, будь на его месте другой мужчина, как бы он себя вел? Так же посмеивался над ней, не обращал внимания, считая это не главным?..

— Но если и не образуется, — между тем заключил Санька, — я все равно буду любить тебя не меньше, чем теперь.

Успокоил! Считает, будто она вообще безнадежна? Вот именно это называется любовью — такое снисходительное отношение?

В момент происходящее будто разделилось для нее на две части. В одной она сидела и кивала в ответ на слова мужа, будто маленькая глупая кукла, а в другой — холодно анализировала ситуацию и его слова.

— Правда. — Он поцеловал ее в нос. — Дороже тебя у меня никого нет и не будет!

А ведь совсем недавно… Нет, прочь, таким мыслям в ее голове не место!

То ли потому, что именно тогда появилась эта незаметная полоса, что делила для Виктории окружающий мир на две такие разные половины, то ли еще почему, а только впоследствии оказалось, что для четы Петровских это был последний идиллический вечер. Вот только что все было прекрасно, они собирались жить вместе долго и счастливо, ничего больше этому не мешало, но…

Сама Виктория откликнулась на это событие стихами любимого поэта:

Подвела меня — ведь я предупреждал! — дыхалка:

Пробежал всего два круга — и упал, — а жалко!

Идиллия на то и идиллия, чтобы быстро заканчиваться. А что было до нее?

Осознание Викой того, что она как женщина не хороша? Казалось бы, любящий муж должен был ее в этом разуверить, но он лишь усугублял ее комплексы. Или его устраивала покорность Вики и уверенность в том, что она гораздо хуже своего мужа?

А что, если вся их предыдущая семейная жизнь держалась лишь благодаря постоянным усилиям Вики представить мужа тем, кем он по жизни не был? Откуда эта постоянная снисходительность к ней, той, которую он великодушно решил наградить, наконец, званием будущей матери своего наследника?

Еще ничего не случилось. Еще улыбался Виктор Александр с облегчением от того, что все позади, и он никуда не ушел, и с Лизаветой все уладилось, еще улыбалась ему Виктория, но она уже ощутила в груди щемящее предчувствие грядущих перемен…

В их молодой семье с самого начала главенствовал Александр. Виктория благоразумно отошла в тень и позволяла ему править их крошечным королевством, внося временами в семейную кантату ту или иную ярко окрашенную ноту.

Санька решал, быть или не быть ребенку. Оставить или нет у них дома Блэка. Вернуться ему в семью или создать другую. Он так к своему главенству привык, что думал, это положение сохранится навсегда.

Но заслужил ли он вообще такое право, вот в чем вопрос!

Вика понимала, что ее сомнения в своем муже, которого она прежде безоглядно боготворила, ни к чему хорошему не приведут, но не думать об этом уже не могла.

А раз так, то придется ей самой побеспокоиться о своем будущем. И пока в нем присутствует Санька… Вот как она заговорила — пока!

В общем, отец Вики решил Санькину проблему. Пригнал обратно вагон с лесом, так что оставалось лишь догадываться, во что это ему обошлось.

В любом случае избавились от следствия, а причину… А причина продолжала себе жить и работать в полной уверенности от того, что за свои козни не получит никакой расплаты.

Вика понимала, что опять идти на базу, говорить с Лизаветой, угрожать — глупо. Она не испугается, если каким-то образом подняла на расправу с Санькой бодигардов самого Махмуда, считавшего базу чуть ли не своей собственностью.

Кто знает, может, она всего лишь подняла телефонную трубку и сказала тому, кто ждал злополучный вагон, что в результате махинаций старшего менеджера Петровского он не получит древесину, которая ушла совсем в другой адрес, что при проверке и подтвердилось.

А возможно, Махмуд — какой-нибудь ее дальний родственник, которому понадобилось назвать только имя, как Саньку тут же взяли в оборот.

В общем, Вика позвонила отцу и наврала с три короба, что ей нездоровится и до обеда она сходит к врачу, а потом выйдет на работу. Разрешение было получено, тем более что ничего срочного в делах фирмы сегодня не предвиделось.

Вика поехала на свою предыдущую работу, чтобы поговорить с Костиком. Разве он не сказал ей, что поможет, если она будет в его помощи нуждаться?! А сейчас как раз такой случай. Если на то пошло, она не знает, что ей ждать от завтрашнего дня, так как некая зловредная баба ополчилась против ее семьи и, несмотря на все принятые меры, кажется, не собиралась оставлять ее в покое.

Костика она нашла сразу, как обычно. И он ей не удивился. Только спросил:

— Созрела, значит?

И подмигнул ей, словно между ними была какая-то общая тайна.

Но Вика не стала с ним шутить и смеяться, а сразу взяла быка за рога:

— Костик, мне нужна твоя помощь.

— Что, так серьезно?

— Давай я тебе все расскажу, а ты сам решишь, серьезно или нет?

— Давай, — согласился он, — только пойдем в шашлычку. Там с утра никого нет, а то я проспал и без завтрака остался. Володька приехал, сигналит! Тут кусок в горло не полезет. До чего обязательный пацан. Он меня уже достал своей пунктуальностью!

В шашлычной делали не только шашлыки. Толстая румяная деваха недалеко от мангала жарила на плите вкуснющие беляши, так что Вика не удержалась и тоже взяла себе поесть — беляш и стакан томатного сока.

— Рассказывай, — кивнул Костя с набитым ртом, — еда не влияет на мой слух.

Вика рассказала Костику полную версию в отличие от той, что предназначалась для ушей отца. Отчего-то она его совсем не стеснялась, как будто он был ее старшим братом. Просто иногда наивным, как все мужчины, потому она и ощущала порой превосходство над ним. Но это в обычных житейских делах, а в таких, с которыми Вика прежде не сталкивалась, именно от Константина она могла получить стоящий совет.

— Я чувствовал, что у тебя не все ладно, — прожевав очередной кусок шашлыка, буркнул он, — но чтобы настолько… Какие все-таки мужики бывают недоделанные. И что интересно, при них всегда лучшие бабы. Вместо того чтобы ему яйца отрезать, она думает, как бы его, бедненького, защитить.

— Костик!

— Что — Костик? Видно, баба эта здорово осерчала, если даже к ребятам Махмуда обратилась.

— Это вовсе не факт.

— Факт! Тебе еще повезло, что твой отец — не последний человек в городе и все уладил, а так тебе с твоим муженьком могло прийтись совсем кисло. Тогда что тебе от меня надо?

— Наказать ее, чтобы впредь неповадно было.

Константин внимательно посмотрел на Вику, словно увидел в ней то, чего прежде не замечал. Покачал головой с каким-то мудрым сожалением:

— Муж твой с базы ушел? Ушел. Дела все сдал? Сдал. Послушай старого хулигана: не тронь «г», не будет «в»… А то, хочешь, я тебе еще один фейерверк подарю? Пойди и подорви эту Лизавету прямо в ее кабинете.

— Меня же посадят!

— Зато отомстишь.

— Костик, ты издеваешься, да?

— Глупенькая, я всего лишь предостеречь тебя хочу. Ну хорошо, поедем мы с Вовчиком, украдем твою Лизавету, посадим в подвал, прикуем к батарее, будем держать на хлебе и воде… Этим ты удовлетворишься?

— За кого ты меня принимаешь?!

— Есть еще вариант. Подговорю ребят. Они Лизавету встретят, поставят на хор…

— На хор?

— Групповое изнасилование, значит.

— Костик!

Вика заплакала. Константин быстрым движением пододвинул к ней стул, обнял и прижал к ее глазам свой носовой платок.

— Перестань. А то люди подумают, что я тебя обидел, до слез довел. Ты все неправильно поняла. Лизавета — вовсе не причина, как ты считаешь. Она как раз следствие. А причина живет рядом с тобой в одном доме и спит в одной постели. Знаешь, сколько у нас в городе таких Лизавет? Тысячи. И всем ты будешь мстить? И каждую к батарее приковывать?

— А что же мне делать? — горестно проговорила Вика, возвращая Костику платок.

— Думать. Чего ты от жизни хочешь? Мне как-то старый-престарый анекдот рассказали насчет того, какую жену лучше иметь — красивую, но неверную или некрасивую, но верную.

— И какую лучше? — улыбнулась Вика.

— Некоторые мужики считают, что лучше есть торт в обществе, чем г… в одиночку. — И он первый захохотал. — Ладно, ладно, только без обид. А то, ишь, глазами засверкала. Мол, мне так плохо, а он все в шутки переводит. Ты же умная девочка. Сейчас в тебе вовсе не разум говорит, а обида. А как же ты думала, с красавчиком жить и ничего за это не платить!

— Ты же его не видел!

— Видел. Нарочно поехал посмотреть, кого наша Вика так любит, что никого другого и не замечает.

— Я не знала, — смутилась Вика.

— Теперь знай. Я за тебя в огонь и в воду пойду. Только если буду знать, что тебе от этого лучше будет. А в этом случае ведь не лучше?