Бурные страсти тихой Виктории

Глава шестнадцатая

Возвращалась Виктория домой поздно. Как никогда прежде. Герман Семенович упросил пойти вместе с ним и двумя англичанами в ресторан, потому что днем они «не так поговорили».

— Наверное, вам просто одному с ними скучно, — сказала Вика.

Она беспокоилась, что так и не смогла дозвониться мужу и предупредить о вынужденной задержке. Его мобильный телефон вещал холодным женским голосом, что абонент находится вне зоны досягаемости.

Но в остальном ничего ее не тревожило. И это тоже было новым. Прежде она мчалась домой со всех ног, где бы ни находилась.

Виктория спешила домой, как Золушка с бала. Ей страшно было подумать, что она придет позже Саньки. Не то чтобы он мог накричать или поднять на нее руку, она не хотела давать ему повод думать о ней что-то плохое, в чем-то ее подозревать. Как объясняла себе сейчас, берегла его нервную систему.

Зато Санька ничего такого не боялся. Уверен был, что жена всегда его простит? Значит, и в этом они совсем по-разному относились друг к другу.

И почему Вика все время возвращается мыслями к их с мужем отношениям, после того как все уладилось? Эдак никаких нервов не хватит постоянно себя изводить. Притом что Саньке она ничего о своих метаниях не говорит.

Она так глубоко погрязла в этом ненормальном для себя состоянии, что почти не замечала усилий всех трех мужчин за столом, а особенно самого молодого из них, Арчибальда. Его товарищ, мужчина лет сорока, как бы между прочим обмолвился, что Арчи не женат и что он в восторге от русских женщин.

— Арчи поплыл, — шептал ей и Герман Семенович, — очень перспективный молодой человек. Смотрите, он просто глаз с вас не сводит!

— Ну и что же, я замужем, — сухо сказала Вика. — Мало ли кто станет с меня глаз не сводить!

Почему-то она злилась, хотя никто ее ничем не обидел — подумаешь, она понравилась англичанину! Мужчины ее раздражение почувствовали и больше таких разговоров не вели.

Герман Семенович, как и обещал, подвез ее на машине прямо к дому и даже предложил:

— Хотите, Вика, я пойду с вами домой и все объясню вашему мужу?

— Что вы, — улыбнулась Вика, — меня муж никогда ни в чем не подозревает. Мне не приходится перед ним отчитываться, потому что и не в чем.

— Вы — счастливая женщина, — сказал Герман Семенович, поцеловал ей руку и подождал, пока за Викторией не закроется калитка.

Счастливая женщина… Знал бы он… Господи, о чем она намертво забыла, так это о Блэке! Тоже мне, друг животных! Идет, размышляет, как отнесется к ее позднему приходу супруг, и совсем забыла о беспомощной собаке.

Она закрыла калитку и понеслась к крыльцу, заранее рисуя себе страшные картины мертвого Блэка. Что-то еще ее беспокоило, что-то было странным, а что именно, Вика не сразу разобралась. И только подойдя ближе, поняла, что над крыльцом не горит свет и вообще во всем доме нет ни огонька. Значит, свет просто некому было зажечь.

— Блэк, — дрожащим голосом позвала Вика.

И услышала слабое бормотание, как если бы собака сказала: «Чего кричишь-то, не видишь, я лежу, как врач велел».

Вика быстро взбежала по ступенькам и зажгла свет, чтобы получше видеть Блэка. Тот не тронулся с места, но дружески вильнул хвостом.

Однако обе миски — одна с кормом, а другая с водой — оказались не тронуты. Может, псу трудно даже пошевелиться? Надо дать ему что-то очень вкусное, чтобы хоть немножко поел.

Вика поспешила в дом, зажгла свет и метнулась к холодильнику, но в это время зазвонил телефон.

— Папа, — горестно прошептала она в трубку в ответ на отцовское «дочура, как настроение?», — Блэк за весь день ни к чему не притронулся!

И ни слова о том, что Саньки до сих пор нет дома.

— То, что он не ест, это не страшно, — попробовал ее успокоить отец. — Собаки во время болезни ведут себя куда умнее нас. Ученые считают, что люди, которые, болея, мало едят, быстрее выздоравливают. Но ты не волнуйся, я позвоню одному знакомому ветеринару, он расскажет, что да как… А что говорит Александр?

— Он еще не знает.

— В каком смысле? — не понял Павел Данилович.

— В том, что его до сих пор дома нет.

— Может, его отправили куда-нибудь? — предположил отец.

— Тогда он позвонил бы мне, ведь у нас у обоих сотовые телефоны. Правда, он говорил утром, что поедет за город.

— Раньше времени не стоит делать какие-то выводы.

— А я и не делаю, — вяло отозвалась Вика.

— Может, ты придешь к нам? Лера пироги с капустой испекла. Тебе такие нравились.

— А Блэк?

— Ну да, Блэк… А что с ним сделается? Выздоровеет.

— Нет, папа, никуда я не поеду. Не волнуйся за меня. — Вика прибавила бодрости в голосе: — Да и Санька скоро приедет, я чувствую. Все будет хорошо!

— Ну, смотри, тебе виднее, — с расстановкой произнес отец, и они попрощались.

Вика быстро переоделась в домашние джинсы и майку, сделала два бутерброда с колбасой — один себе, а другой Блэку — и поспешила на крыльцо.

Блэк лежал в той же позе. Она присела рядышком, поближе, чтобы положить голову пса к себе на колени, и поднесла кусок колбасы к его носу. Блэк потянул в себя воздух.

— Колбаса тебе понравится, попробуй, — сказала ему Вика и протянула бутерброд на ладони.

Блэк высунул язык и медленно слизнул с него колбасу.

— Молодчина! — обрадовалась Вика. — Папе хорошо говорить, мол, не ест и не надо. Это ты корм не ешь, потому что он сухой, а когда внутренности болят, жевать трудно. Вот если глотать… Знаешь, мой хороший, я совсем забыла. У меня же суп есть из курицы. С домашней лапшой. Вкусны-ый!

Она опять метнулась в дом, быстренько разогрела в маленькой кастрюльке суп и вернулась к Блэку. Когда бабушка не хотела есть… в те свои последние дни… Вика кормила ее с ложечки. Вот и Блэка надо кормить так же. Не потому, что она сравнивает, а потому, что этот пес… он так близок ей, он никогда не предаст и не уйдет от нее к кому-нибудь другому, как в рассказе Джека Лондона. Потому что его тоже бросили…

Мысли Вики смешались, и ей вдруг так жалко стало себя, что только присутствие больного Блэка удержало ее от слез.

Она еще ничего не знала, просто Санька задерживался, и было поздно, — он никогда так поздно не возвращался. Или возвращался? От Лизаветы. Но, начни она плакать, как вытирать слезы, если одной рукой Вика держала голову Блэка, а другой вливала ему в рот суп из ложки?

А потом она сидела возле Блэка, осторожно гладила его и рассказывала, как он выздоровеет, и они пойдут гулять в парк, и на этот раз Вика будет очень крепко держать его за поводок…

— Вот скажи мне, куда ты бежал?

Но Блэк только лизнул ее руку. Уходя, Вика на всякий случай укрыла пса своим детским одеяльцем — ночи пока довольно холодные.

А Санька так и не пришел. И утром тоже. Можно было бы позвонить ему на работу, но Вика не стала этого делать. Пусть она все бьет и ломает, однако не собирается наступать дважды на одни и те же грабли.

Допустим, она позвонит. И его начальник скажет, что Александр Петровский ушел с работы вместе со всеми в шесть часов вечера… То-то стыда натерпится.

Почему она рисует себе такие картины? Муж не пришел домой, потому что у него опять появилась другая женщина. Каких-нибудь полтора месяца назад такая мысль не появилась бы в его голове. Как говаривал Козьма Прутков: раз солгавши, кто тебе поверит! Или это из классики другого рода? Тот, кто предал один раз, предаст и второй.

Однако цитируй не цитируй, а в новом отношении Вики к мужу имелось некое преимущество: ожидая предательства и дождавшись его, она почти не почувствовала боли. Точнее, боль была совсем не такая, как в тот, первый раз, не столь острая и нестерпимая, а тупая и ноющая. Как зубная боль.

Права ее мама: Вике все равно придется принимать решение. Одно-единственное. Например, она махнет рукой и станет делать вид, что верит Саньке, и тогда сохранится семья, а он время от времени будет хороводиться с очередной Лизой, не умея ей отказать, чтобы всегда возвращаться к Виктории. Ему будет с ней удобно.

И так всю жизнь они построят на лжи, но, кроме них двоих, об этом никто знать не будет. А будут считать, что у них такая дружная семья и, может, даже завидовать станут.

Потом родится ребенок, и Вика будет сидеть в декрете, а Санька и вовсе задерет нос. Какой он особенный, порядочный, содержит семью, и куда семья без него, и как ему все можно. И Вика вообще должна помалкивать, потому что иначе кормилец разозлится…

А можно взять и собрать его вещи. И выставить за порог. Если хочет, пусть подает на раздел имущества, но дом принадлежит Вике, его завещала ей бабушка.

И станет Виктория жить одна. Вернет себе девичью фамилию и будет ночами рыдать в подушку, жалея, что не простила Саньку…

Это называется вариант! Хорошего же она о себе мнения, что ей только и остается, что мочить слезами подушку!

Во-первых, она восстановится в институте — ведь пообещала папе. Потом подучится на курсах английского языка. Стэнли Гальтон — тот, постарше, кого она вчера переводила, — сказал, что у нее хорошее произношение, но Вика переводила далеко не так бойко, как хотелось бы, и пару раз споткнулась… Нет, учиться!

По утрам Вика будет бегать в парке вместе с Блэком — он непременно поправится, а по вечерам станет медленно гулять с ним по набережной, для чего надо проехать всего три остановки на троллейбусе, но она наденет псу намордник и возьмет на него билет, и кондуктор не станет ворчать, что она везет собаку…

Вика подумала, для чего она так подробно все себе рассказывает. Чтобы не думать о предстоящем объяснении с Санькой. С Александром Петровским.

И хорошо, что у них нет детей. Не станет она рожать от него сына, который потом тоже станет ведомым. Она подберет ему совсем другого отца. Такого, которого нет в Сониной классификации. По-настоящему любящего мужа и отца.

А чтобы начать новую жизнь, Вика сейчас выйдет во двор, наберет из-под крана ведро воды и выльет на себя. Она с полгода, наверное, все собиралась начать обливание, да то лень было, то пораньше вставать не хотелось.

Вика вышла на крыльцо, и Блэк навстречу ей глухо тявкнул, как застонал. Мол, прости, хозяйка. Она даже не сразу поняла, что он вынужден был опорожниться прямо на крыльце.

Глупый, стесняется, ему пришлось делать то, чего он не делал с младенческих лет.

— Да если хочешь знать, Блэк, — сказала она, — то я буду убирать за тобой столько, сколько нужно, лишь бы ты побыстрее поправился. А сегодня вечером принесу тебе кусок сырого мяса. Мне кажется, что от него ты куда быстрее поправишься, чем от какого-то сухого корма. Или даже от куриного супа.

Она сняла лифчик и осталась только в трусиках — что-что, а забор вокруг участка Санька сделал то, что надо, ни щелочки не оставил.

И, зажмурившись, она вылила на себя ведро холодной воды. Потом по-мужски вытянула вверх руку, как делали обычно в американских боевиках, и громко выдохнула:

— Ха!

И почти тут же снаружи кто-то постучал.

Она быстренько накинула халатик на мокрое тело и открыла калитку. Перед ней с пакетом в руках стоял Леонид.

— Доброе утро, Виктория! А я вот тут жду, когда мне откроют, и сочиняю речь-отмазку на случай, если выйдет ваш муж, а не вы.