Плененный любовью

Глава 9

Грегор сопротивлялся из последних сил. Он едва мог дышать. Есть что ему предложить? Эта девчонка хоть представляет, чего ему стоило отстраниться? Как прикосновение ее груди раскалило нервные окончания, о существовании которых он даже не подозревал? Как его кожа натянулась, кровь закипела, а член набухал, пока не заколотил по его животу от желания, какого он не испытывал с тех пор, как был в ее возрасте? Как ему хочется прижать ее к стене барака и дать то, о чем она просит, и, вероятно, намного больше?

Нет, понял он, глядя в заблестевшие глаза. Совершенно нет. Не имеет никакого чертова представления. Кейт была невинна, мила и, что бы он там ни говорил, лишена всякого женского коварства и уловок.

Грегор был бы рад, что она пребывает в таком неведении, если бы не слезы. Слезы, которые она старается скрыть. Слезы, говорившие, что он сделал ей очень больно и угодил в уязвимое место. Вся эта женская самоуверенность была представлением. Платье, прическа, прекрасная хозяйка замка – Кейт впервые пробовала быть женственной. Стоило только взглянуть на нее сейчас и увидеть, как комфортно она себя ощущает в крестьянских лохмотьях на тренировочном поле, чтобы понять, что ей прикидываться леди далось нелегко. Так же как он понял, что позволить ей считать себя нежеланной, – значит раздавить ее женскую гордость в прах.

Если бы он был честен с собой – а он не желал этого делать, черт побери, – то признал бы, что эгоистично хочет быть первым, кто ее поцелует. Осознание того, как близок был его брат к тому, чтобы поцеловать ее, и одна мысль об этом зрелище почти довела его до безумия, наполнила совершенно новым чувством – ревностью. Даже когда Грегори возвратился в Динлион и увидел женщину, на которой собирался жениться, рядом с братом, он такого не чувствовал. Это был скорее шок – а потом задетая гордость и позор, когда он понял, что Изабел его использовала. Возможно, он, как никто другой, понимал, насколько хрупкой может быть гордость молодого человека или девушки.

Грегор расправил плечи, словно готовясь к битве, и взглянул на повернутое к нему веснушчатое и чумазое лицо. Один поцелуй, велел он себе. Он в состоянии справиться с одним поцелуем ради ее уверенности.

– Пойди сюда, Кейт.

Это прозвучало так грубо, что Кейт настороженно уставилась на него.

– Зачем?

Он не ответил, но продолжал удерживать ее взгляд. Нервно прикусив губу, она подошла ближе.

– Что тебе надо?

Согнутым пальцем он запрокинул ее подбородок и посмотрел в глаза. Боже, какая она хорошенькая! Большие распахнутые глаза под прямыми бровями, тонкий нос, высокие скулы идеально овального лица, острый подбородок и плавный изгиб губ, почти слишком красных, чтобы поверить, что они не подкрашены толчеными ягодами. Даже растрепанная, с заколотыми волосами и в одном из самых отвратительных нарядов, который можно представить на женщине, Кейт захватывала дух.

– Ты можешь мне предложить больше, чем необходимо, Кейт, и я тебе это докажу.

Тонкие брови сошлись вместе.

– Как?

Поняв, что сбил ее с толку, Грегор улыбнулся.

– Я подарю тебе твой первый поцелуй.

Она распахнула глаза.

– Правда?

Он кивнул.

– Что мне надо делать? – Ее голос немного дрожал.

Черт, теперь она неуверена? Стрела засмеялся и покачал головой, решив, что, если ее не заткнет, это может продолжаться целый день.

– Закрой глаза.

Он наклонился, и Кейт так и сделала, но один глаз тут же распахнулся и уставился на него.

– Ты уверен? Это мой первый раз, и я не хочу ничего пропустить.

Грегор хрипло фыркнул, одно предвкушение поцелуя заставляло его дрожать.

– Ты хочешь, чтобы я поцеловал тебя, или нет, Кейт?

Глаз моментально захлопнулся.

Он застыл, завороженный одним ее видом. «Дыши», – велел он себе, но легкие, казалось, были не в состоянии наполниться воздухом при виде того, с каким доверием и невинной покорностью Кейт подняла к нему лицо.

Сердце колотилось, а одежда вдруг оказалась, словно сшитой на Пипа. Всего лишь поцелуй. Грегор делал это тысячу раз. Но ему хотелось, чтобы этот вышел хорошим – по-настоящему хорошим. Кейт заслуживает чего-то особенного, и он приложит все свое мастерство, чтобы ей это дать.

Медленно, желая насладиться каждым моментом происходящего, он склонился к ее рту. Грегор услышал, как она резко вздохнула в тот момент, когда их губы соприкоснулись, и почувствовал, как что-то сжалось в груди. Его легкие? Его сердце? Он не знал, но ему казалось, что все начало болеть.

Кейт на вкус оказалась такой чертовски сладкой, что ему захотелось большего. Нет, ему потребовалось большее.

Он снова провел ртом по ее бархатным губам. Таким нежным. Таким невероятно нежным. Он задержится немного дольше, прижмется немного сильнее, но это все, уверял он себя. Его губы касаются ее, целуют ее, но он не собирается поддаваться пронзающему тело желанию. Желанию притянуть ее к себе, раздвинуть ее губы, и ощутить языком каждый дюйм ее шелкового сахарного рта.

«Остановись. Ты должен остановиться».

Но господи, ему было так хорошо, и он так чертовски долго этого хотел. Еще только одно мгновение, и он клянется…

Кейт застонала, и все, что он собирался себе обещать, потонуло в захлестнувшем его потоке желания, когда она открыла рот под его губами.

Рука, нежно державшая ее за подбородок, опустилась вниз и погрузилась в узел волос на ее затылке, крепче прижимая ее рот к своему, пока его вторая рука обвила ее за талию, ближе притянув ее тело.

«О господи, да!» Чувство захлестнуло Грегора с головой и потащило за собой в глубину. Он не мог остановиться.

Один поцелуй? Какой же он дурак.

Затаив дыхание, Кейт ждала, когда наконец его губы прикоснутся к ней. Первое касание было таким легким и невесомым, что она удивлялась, не вообразила ли она себе его. Но потом Грегор снова ее коснулся, и тепло контакта наполнило ее до самых кончиков пальцев ног.

Она почувствовала, как сердце пытается выскочить из груди, но поймала его и водрузила на место. Но трепет она контролировать не могла. И нарастающее возбуждение тоже. Непреодолимый восторг от того, что ее целует любимый мужчина.

Наконец-то!

Кейт столько раз мечтала об этом мгновении, что ей казалось, она знает, чего ожидать. Но ощущение его рта на ее губах было совсем не похоже на то, что она себе представляла. Оно было теплым и собственническим, нежным и сладким и таким удивительно прекрасным, что не вообразить и в тысяче снов.

Она и мечтать не могла, что будет так хорошо. Какими нежными оказались его губы… Кейт ощутила слабый привкус мяты, оставшийся от пасты для чистки зубов. Ее окутало теплом его тела. Ее кожу начало покалывать. А внутри пробудилось неконтролируемое желание получить больше.

Желание, которое с каждым мгновением поцелуя только усиливалось. Губы Грегора прижимались к ее губам сначала осторожно, а потом все с нарастающим давлением, от которого ее сердце начинало барабанить по ребрам от инстинктивного предвкушения.

Ощущения обострились, и стало жарко. Удивление и восторг обернулись полыхающей страстью и обжигающей необходимостью. Кейт не знала, чего хочет, но чувствовала, что это где-то совсем близко.

Она застонала в молчаливой мольбе, и этого оказалось достаточно: вся страсть, которую Грегор сдерживал, вырвалась на свободу ужасной приливной волной.

Кейт неожиданно оказалась в его объятиях, ее тело прижималось к нему. Его пальцы вплелись ей в волосы, чтобы удерживать ее затылок и прижать ее рот еще сильнее, еще властнее к себе.

За ее удивленным вздохом последовал новый, более мощный, когда Грегор воспользовался тем, что Кейт открыла рот, и наполнил его своим языком. Долгие, медленные, невероятные движения языка, которые требовали ответа.

Она нерешительно подчинилась, и его низкий рык, вырвавшийся откуда-то глубоко изнутри, был единственным необходимым ответом, что это было правильно.

Грегор целовался с мастерством умельца, опытом повесы и знанием ученого. Он точно знал, как извлечь каждую каплю удовольствия из каждого ловкого движения. Он показал ей, как вращать языком вокруг его языка, как гладить, как двигаться, как дразнить, как наклонить рот и вбирать его глубже и глубже.

Кейт стала увереннее, возвращала поцелуй с нарастающим пылом, не уступавшим его. Но этого было недостаточно. Даже когда Грегор откинул ее и прижал теснее к своему телу, голод и желание, казалось, только усилились. Пыл превратился в неистовство – в жестокий шторм тяжелого дыхания, стучащих сердец, стиснутых губ и сплетающихся языков.

Это было совсем не похоже на контролируемые поцелуи, которые Кейт видела, он раздавал раньше. Он был грубым, настойчивым и яростно страстным. Ненасытным. Он целовал Кейт, словно может умереть, если не получит ее. Словно для него она единственная женщина на свете, и ему никогда ей не насытиться.

И Кейт знала, что никогда – никогда – не сможет насытиться им. Грегор Макгрегор стал первым мужчиной, которого она поцеловала, и последним. Если ей и нужны были доказательства, что они предназначены друг для друга, то теперь они у нее появились. Она создана для него, и он больше не может это отрицать. Его горячие собственнические прикосновения не могут врать. Грегор заклеймил ее своим ртом, языком, руками, требуя каждый ее дюйм.

Ощущения стали жестче, накатывали на нее быстрой лавиной чувств и восприятий. Его щека, царапающая ее чувствительную кожу. Влажное тепло его рта на шее. Ее грудь, прижатая к его груди. Соски, напрягшиеся под его пальцами. Отпечаток его ладоней на ее бедрах. Ее ягодицах. Обхватывающих ее, поднимающих, прижимающих к его…

Всемилостивый боже!

Сердце Кейт замерло от его размера. Она чувствовала его, толстый и твердый, прижимающийся к ней длинный стальной стержень, вызвавший горячий прилив влажности между ее ног. Зная, что происходит между мужчиной и женщиной, Кейт подумала бы, что это невозможно.

Но когда Грегор начал двигаться, она передумала. Жар наступал. Грудь стала тяжелой, а все тело – мягким и словно расплавленным. Гибким. Податливым. Готовым.

Грегор успел обхватить Кейт за шею, прежде чем ее ноги отказали. Она вся горела, дрожала от чего-то. Она с трудом держалась на ногах, и все же ей необходимо было…

Двигаться. Кейт едва не зарыдала от облегчения – так ей было хорошо с ним. Осторожные движения бедер стали резкими, ее тело требовало больше давления, больше движений, больше удовольствия.

И господи, сколько удовольствия он ей доставлял. Его рот, его язык, его стальная твердость.

Но ее жадному телу было все мало. Боль усиливалась. Становилась все настойчивее. Ее тихие вздохи превратились в стоны, просьбы – в мольбы – освободить ее от неистового беспокойства, нарастающего внутри. Она чувствовала, как его мышцы напрягаются под ее пальцами, пока он тоже борется с требованиями его страсти.

Сейчас случится что-то прекрасное, и Кейт не могла дождаться – она действительно не могла ждать, – когда узнает, что это.

Грегор впал в безумие. Только так можно объяснить, что происходит. Чем, кроме безумия, оправдать темный огонь желания, пожирающий его мозг, лишивший его рассудка и превративший хваленую сталь его самоконтроля в горстку пыли?