Плененный любовью

Глава 13

Кейт определенно выиграла. Грегор спихнул с себя перекрученное одеяло и выскочил из постели уже в пятый или шестой раз – он бросил считать, – чтобы снова метаться по комнате, как лев в клетке. В клетке собственного разума.

Ходьба немного его успокаивала, но только временно. Как только Стрела опять забирался в постель, опускал голову на подушку и закрывал глаза, видения возвращались. Мучительно яркие видения Кейт в постели под сыном магистрата. Целующим ее. Прикасающимся к ней. Не останавливающимся! Медленно поднимающим подол льняной сорочки, проводящим рукой по обнаженному бедру…

Грегор выругался и двинул кулаком по подоконнику с такой силой, что задрожали стекла. Он опустил голову, прислонил ее к ставням и закрыл глаза, мечтая, чтобы сводящие его с ума картины исчезли.

Пульс медленно возвратился в норму, и огненное безумие отступило, остужая кровь и кожу. Грегор поднял голову, сделал глубокий вдох и повернулся назад в темную комнату, слабого света торфа едва хватало, чтобы различать предметы. Его взгляд моментально остановился на бутыли с виски на прикроватном столике, как случалось уже много раз за ночь.

«Я знаю, что ты больше пьешь, когда расстроен».

И вовсе не много он пьет, черт подери. Он всегда себя контролировал и никогда не напивался до беспамятства. Однако за последний год Грегор просыпался с раскалывающейся головой слишком часто, а это значит, что Кейт скорее права.

Черт, теперь он не может выпить глоток виски перед сном, чтобы не услышать ее голос. Вообще-то этот глоток предназначался именно для того, чтобы не слышать ее голос. Чтобы рассеять преследующие его видения и дать шанс хоть немного отдохнуть.

Возможно, Грегору все-таки следовало отправиться в пивную.

Кого он пытается обмануть? Он не испытывал никакого желания отправиться в пивную и найти девчонку для развлечения. «Я думаю, ты хочешь меня, а не кого-то еще». Она была права, черт бы ее побрал! Но Господь свидетель, это желание ненадолго. В какой-то момент он захочет другую женщину и забудет о Кейт.

Но что, если он всегда теперь будет хотеть только Кейт? Такое вообще возможно?

Стреле стоило только вспомнить своих женатых соратников, чтобы понять, что возможно. За исключением Маклина, который отдалился от жены с начала войны, каждый из его приятелей-гвардейцев был верен своей супруге. Даже Налетчик и Ястреб, а на них женщины вешались почти так же, как на него.

Разумеется, они любили своих жен – чувство, на которое Грегор не был уверен, что способен. Ему нравилась Изабел – и он совершенно точно хотел ее, но цветочное романтическое чувство, о котором писали барды, или серьезное «эта женщина для меня единственная на свете и я сделаю для нее что угодно, даже умру», которое обрели его друзья? Он никогда не чувствовал ничего подобного.

«Ты бы умер за Кейт».

Голос из подсознания возразил Грегору. Но ведь это совсем другое? Она его ответственность, его семья – ему полагается это чувствовать.

Она его семья.

Вот черт! Сердце камнем провалилось вниз. Кейт – его семья, а он пытается избавиться от нее, как от бродячей кошки. Или собаки, подумал Грегор, вспомнив слова Пипа. И что еще хуже, Стрела подозревал, что случайно попал по больному месту, ведь отец тоже ее бросил.

Отец, о котором Грегор не знал. Он удивился и совсем не слегка разозлился, узнав о ее лжи, но, возможно, не должен был. Ему всегда казалось, что что-то не так с именем Киркпатрик. Теперь понятно почему. Ему неприятен был ее обман, но, наверное, нельзя винить Кейт за то, что попыталась избавиться от «позора», когда подвернулась такая возможность. Хотя такие вещи не волновали Стрелу, тогда Кейт не могла об этом знать.

На самом деле Грегору было больше обидно за нее. Что за человек может бросить своего ребенка? Неудивительно, что она ненавидит отца. Грегор сам убил бы мерзавца, если бы мог.

А Кейт, вероятно, думает, что он поступает так же, избавляясь от нее – бросает ее, как ее ублюдок отец.

Грегор подошел к кровати и заставил себя лечь.

Кейт не просто семья, и он это знает. Его чувства к ней совсем другие. Странные, пугающие и, возможно, безумные, но другие. Он не понимал, что это значит, но подозревал, что если хочет хоть одну ночь провести спокойно и поспать, то ему, может быть, и впрямь придется на ней жениться.

Впервые за ночь Стрела закрыл глаза, и видения не возобновились. Он, может, даже смог бы поспать, если бы крики не вырвали его из постели.

– Прекратите! – Кейт пыталась кричать. – Оставьте мою мать в покое!

Но солдат все продолжал, его облаченный в кольчугу силуэт двигался между ног ее матери. Он обернулся; темные утонченные черты, которые должны были казаться красивыми, скривились в отвратительной наглой ухмылке, предлагающей ей остановить его. Она все била и била его тяпкой, но от этого он смеялся только громче. Маниакальный звук отдавался в ушах, смешиваясь с криками матери.

«Пусть это прекратится! Пожалуйста, пусть это прекратится!»

Стальные руки схватили ее, и Кейт попыталась вырваться.

– Нет! – кричала она. – Я должна ей помочь!

– Кейт! – В темноту проник низкий голос. Ее трясло. Нет, кто-то тряс ее. – Проснись, милая! Ты должна проснуться. Это всего лишь сон.

Кейт открыла глаза. Из тени на нее смотрело лицо Грегора. Она сидела на кровати в его руках. Это он держал ее, а не солдаты.

Она прислонилась к нему, уткнулась ему в грудь, спряталась под защиту обнимающих ее рук и позволила ему утешать ее. Он тихо бормотал успокаивающие слова над ее головой и осторожно покачивал. Постепенно в легкие возвратился воздух, и безумный пульс замедлился.

Это был просто ужасный сон, возвращение одного из кошмаров, которые годами преследовали Кейт с того самого ужасного дня. Они были разными, иногда такими, как этот, где солдат насиловал ее мать, а Кейт все била и била его, но он не умирал. Иногда она была в колодце, голодная и умирающая от жажды. И вся радость и облегчение от того, что ее нашли, превращались в ужас, когда оказывалось, что вниз на нее смотрит лицо не Грегора, а того солдата. Но самым худшим был кошмар, произошедший в реальности, медленно проигрывающий в ее голове ужасные секунды смерти матери в мельчайших деталях.

Кейт думала, что избавилась от кошмаров навсегда, но понадобилось лишь увидеть того человека, чтобы они вернулись. Глубоко в душе она знала, что они не исчезнут, пока солдат не заплатит за содеянное.

Внезапно разозлившись на себя за слабость, она отодвинулась от груди Грегора – его голой груди, как она только что поняла, – и вытерла глаза рукавом ночной сорочки.

– Прости. Не знаю, что на меня нашло.

Грегор отпустил ее.

– Тебе приснился кошмар.

Его взгляд переместился на распахнутую дверь. Стыд увеличился десятикратно. На небольшой площадке за дверью, кажется, скопилось полдома. В свете факела, укрепленного на стене за дверью спальни, Кейт увидела обеспокоенные лица Этти, Лиззи, Пипа и двух охранников Грегора, Брайана и Кормака.

– Все в порядке, – сказал Грегор. – Возвращайтесь в свои комнаты. Она со мной.

«Она со мной». Хотя Кейт знала, что это ничего не значит, сердце все равно екнуло.

Стало темнее, и толпа рассеялась. Грегор встал зажечь свечу от жаровни и подбросить еще торфа в раскаленное жерло. Он закрыл дверь и снова сел на постель рядом с Кейт.

Неожиданно смутившись, она почувствовала, как распаляются щеки под его пристальным взглядом. Температура в комнате, кажется, взлетела от суровой зимы до жаркого лета за несколько секунд. Кейт стало жарко, и она знала, что это не из-за жаровни, а от того, что они наедине в маленькой спальне. Разумеется, широкая мускулистая грудь, поблескивавшая при свете свечи и словно занимавшая каждый дюйм свободного пространства, только усиливала ее смущение.

Господи боже, как ему удалось добиться такого рельефа? Кейт могла пересчитать все линии на его животе, ради всего святого!

Он и впрямь был великолепен.

«Но ему на тебя плевать». Напомнив себе, что случилось раньше и о его планах избавиться от нее, Кейт сжала рот и оторвала взгляд от вызывающих жар мускулов.

– Я в порядке, – резко сказала она. – Прости, что разбудила. Можешь возвращаться в постель.

Он взял ее пальцами за подбородок и посмотрел ей в глаза.

– Никуда я не пойду. Ты все еще дрожишь. – Так и есть, поняла Кейт. Черт, я все еще дрожу. – Ты меня до смерти напугала. Ты кричала, словно в агонии. – Так оно и было. В агонии от того, что была не в состоянии ничего сделать, когда ее мать изнасиловали и убили у нее на глазах. – Солдаты? – спросил он.

Кейт кивнула.

– Хочешь об этом поговорить?

Она посмотрела в прекрасные зеленые глаза, чувствуя, как тает сердце, и покачала головой. Кейт точно не хотела говорить об этом солдате сейчас, когда Грегор так ее держит. Может, это ее последний шанс.

Воздух в комнате словно изменился, стал гуще и наполнился странным гулом. Его взгляд потемнел, а прозвучавший голос стал ниже.

– Чего ты хочешь, милая? Что мне сделать, чтобы тебе стало лучше?

«Милая». Ее сердце сжалось. Грегор уже второй раз это сказал. Он никогда не называл ее ласково – никогда. Может, это что-то значит? Может, нежность в его взгляде просто отблеск свечи или Кейт следует поверить тому, что она видит?

Есть только один способ узнать. Она сказала ему правду.

– Я хочу, чтобы ты обнял меня и поцеловал. Я хочу, чтобы ты заставил меня забыть.

Грегор замер и проклял себя за очередную глупость. Чего, черт возьми, он ожидал? Он знал, что не должен задавать вопрос, на который не хочет услышать ответ. Но вот Кейт сидит в его руках – практически у него на коленях – с большими темными глазами, блестящими от слез, лицом, все еще бледным и больным от ужасных воспоминаний ночного кошмара, выглядящая такой уязвимой, какой он давно ее не видел, и Стрела в жизни не чувствовал себя так чертовски беспомощно. Он сделал бы что угодно, чтобы ей стало лучше. Что угодно, чтобы стереть эти воспоминания из ее разума и позволить ей забыть. Вот он и задал свой дурацкий вопрос.

Господи помилуй, Кейт понятия не имеет, о чем просит. «Поцелуй меня. Заставь меня забыть». Как будто это так просто, когда от одного взгляда на нее, смотрящую снизу вверх, его пульс подскочил, а кровь закипела, как в жерле вулкана. Грегор хотел сделать гораздо больше, чем просто поцеловать ее. Гораздо дьявольски больше. И он не решался прикоснуться к ней. Стрела, человек, который никогда не терял контроля и всегда точно знал, что делает в спальне, понял, что смотрит на женщину, которая может его сломать.

Каждый инстинкт в его теле встал на дыбы и кричал «опасность!» – сообщая, что если поцеловать ее среди бела дня было глупо, то надо совсем спятить, чтобы сделать это в темной комнате наедине и когда они оба едва одеты.

Но он нужен ей, черт подери, как Грегор может отказаться?

Легко. Но он не хотел этого делать. Господь свидетель, ему тоже требовалось забыть. Воспоминания о ее криках были совсем свежими. У него кровь застыла в жилах. Кожа покрылась ледяным налетом паники. Он думал, что с ней что-то случилось, и от этого почувствовал себя слабым, беспомощным, лишенным привычной защиты.