Люби ее или потеряй ее

Глава четырнадцатая

На следующий день после их трудного третьего сеанса терапии Доминик делал быструю зарядку в спальне, надеясь сжечь часть своего избыточного психического и сексуального расстройства, когда услышал звук льющейся воды в доме и нахмурился. Дома никого не было, кроме него самого, он не мог еще сильнее осознавать этот факт, и ни один из приборов не был включен.

Что это?

Он закончил свой подход из сорока подтягиваний и отпустил металлическую перекладину, которую повесил в дверях гостевой комнаты. Он подождал, пока его дыхание замедлится, чтобы снова прислушаться, дважды проверив, действительно ли он слышал, как течет вода. Нахмурившись, он босиком и без рубашки прошел по коридору в сторону кухни, чтобы разобраться. Его пульс участился при мысли о том, что Рози могла вернуться домой, но там никого не было.

Звук, доносившийся снаружи дома, заставил Доминика подойти к входной двери. Он открыл ее и обнаружил свою жену на подъездной дорожке.

Моет его грузовик.

Он был так ошеломлен этим зрелищем, что все, что он мог делать, это смотреть. Его жена была в обтягивающих черных штанах для йоги и старой толстовке, волосы собраны в пучок. Великолепно, так чертовски великолепно в лучах заходящего солнца. Розовые и оранжевые полосы проносились в небе позади нее и заставляли ее кожу светиться. Любовь пронеслась сквозь него, как ураган, заставив прислониться к дверному косяку. Как бы сильно он ни ненавидел смотреть, как она выполняет любой вид ручного труда, он не мог не быть благодарен просто за то, что она была рядом, было ли это временно или постоянно.

Надежда теплилась в нем, сжимая его горло, пока он искал на подъездной дорожке ее вещи. Однако там ничего не было. Никакого чемодана. Этот визит был временным — часть его знала это в ту же секунду, как он открыл дверь. Она приняла решение использовать их второй шанс правильно. Ему нужно было попытаться уважать это, что означало, что он даже не стал бы лгать своим родителям о ситуации, хотя у него было сильное искушение. Когда зазвонил телефон, он почти сказал им, что Рози была великолепна. Что все было замечательно. Просто чтобы успокоить себя. Но вместо этого он уклонился от звонка, потому что в следующий раз, когда он скажет своим родителям, что все было замечательно, он хотел бы, чтобы это было правдой. Этот визит был прогрессом. В этот момент он взял бы любую часть Рози, которую мог бы получить, даже если бы хотел съесть ее целиком.

Их сеанс психотерапии выбил Доминика из колеи, хотя он все еще не верил, что Рози виновата в их ситуации. Вообще. После возвращения из-за границы он не поехал в Аргентину, хотя она всегда хотела посетить ее, чтобы почтить память своей матери. Не подарил ей дом мечты на воде, вместо этого оставив его томиться нетронутым, потому что не был уверен, что он достаточно хорош. Хуже всего то, что он не поддерживал ее открыть ресторан, хотя она говорила об этом годами. Он был тихим мудаком, который не давал ей тех слов, в которых она нуждалась. Конечно, она ушла. Она не сделала ничего плохого и никто не мог убедить его в обратном. Наблюдать, как она вчера плакала из-за этого дерьма, было настоящей пыткой.

Все еще было. Он мог признать, что Рози давала ему реальные, осязаемые доказательства своей любви к нему… заставляла сердце в его груди биться быстрее. И сейчас оно болело. Если бы это не заставляло его чувствовать себя странно, он мог бы признать, что, наблюдая, как Рози моет его грузовик, у него перехватило дыхание. Когда они с Рози учились в средней школе, она распутывала его наушники. Конечно, тогда она делала для него много других вещей, например, пекла ему пирожные или клала дополнительные ручки в его рюкзак перед уроком… но было что-то такое в том, как она распутывала его наушники и оставляла их аккуратным кружком в подстаканнике его грузовика, что всегда его раздражало. Такая мелочь, но ему нравилось знать, что она хотела избавить его от этого незначительного раздражения. Он тоже был не прочь понаблюдать за движениями ее пальцев. Пару раз он ловил себя на том, что нарочно запутывает наушники, просто чтобы она их распутала.

Когда он рос, ему показывали любовь через невысказанные поступки. Приготовление обеда для школы, появление новой пары ботинок как раз вовремя, перед тем как старые развалились. Эти действия заставляли его чувствовать заботу и ему не нужно было просить о них, что избавляло его от чувства нужды. Или как будто о нем нужно было позаботиться. Мужчины должны заботиться о своих близких. А не наоборот. Это то, чему его учили с юных лет, и эту веру было трудно поколебать, поэтому он жил ради маленьких проявлений заботы со стороны Рози. Это означало, что она любила его достаточно, чтобы думать о нем.

Так что, да, хотя он и хотел придушить Арми за то, что тот довел его жену до слез, он также мог бы признать, что ему нужны какие-то доказательства того, что эта женщина все еще любит его. Ему это было очень нужно. Когда он вернулся из Афганистана, она регулярно демонстрировала ему доказательства своей любви. Спонтанные объятия, вечера свиданий дома при свечах, просто говоря ему, что любит его. Для него становилось очевидным, что в конце концов она перестала делать эти вещи, потому что он показывал ей свою любовь совершенно незаметным способом. Откуда она могла знать, что он копил деньги на дом с того самого дня, как вернулся?

В те месяцы после своего возвращения он чувствовал себя таким неполноценным по сравнению с людьми, которых он оставил. Его планы казались такими тривиальными. Поэтому он решил добиться большего успеха. По пути он забыл, черт возьми, убедиться, что Рози знает, что она является самой важной частью его жизни. Он позволил им двоим плыть по течению. Теперь, когда она показала ему, что ей не все равно, что она думала о нем, он почувствовал благодарность и облегчение. Но он не мог принять этот жест, не так ли? Не сейчас. Ни за что на свете он не смог бы смотреть, как Рози моет его грузовик в быстро промокающей толстовке, когда на улице пятьдесят градусов.

Серьезно, это может его убить.

— Хорошо, сладкая девочка. Сворачивайся. — Доминик вышел из дома, позволив сетчатой двери хлопнуть о дверной косяк. — Спасибо, что делаешь это, но ты заболеешь. Заходи внутрь, Рози.

Она закатала правый рукав толстовки до локтя и окунула губку обратно в ведро, которое наполнила, что объяснило источник текущей воды.

— Я закончу через пятнадцать минут. Не могли бы ты взять пакеты с продуктами с моего заднего сиденья, пожалуйста?

— Когда ты войдешь внутрь.

В ее глазах промелькнуло что-то такое, что он видел на сеансе терапии. Сожаление. Тяжесть. Немного паники. Ему это не понравилось.

— Я здесь погрязла, — сказала она.

— В последнее время ты часто этим занимаешься.

Он мгновенно пожалел о своих словах, когда она прервала их зрительный контакт.

— Под этой толстовкой на мне два слоя одежды. Пожалуйста, просто позволь мне сделать это? — Ее голос был полон решимости. — Мне нужно хоть что-то сделать для тебя.

Несмотря на его опасения, что она может заболеть, тепло окатило его.

— Ты останешься на некоторое время после этого?

Она на мгновение перестала мыть машину, глядя на него через плечо. Пару раз моргнула. Медленно.

— Да.

Это единственное слово заставило его застыть в предвкушении, но его телу нужно было остыть. Он был достаточно возбужден, чтобы прочитать сексуальное намерение в быстром приветствии. Если он чему-то и научился к настоящему времени, так это тому, что его жена не нарушала правила запрета секса. И он тоже не нарушит своего обещания. В следующий раз, когда он получит разрядку, это будет внутри Рози, да поможет ему Бог.

Доминик зашел внутрь, чтобы накинуть куртку, затем направился обратно, чтобы забрать сумки с заднего сиденья. Пока он был внутри, она включила маленький пылесос, который они использовали для своих машин, громкий гул поглощал звуки его шагов. Когда он поравнялся с Рози, она наклонилась вперед над задним сиденьем кабины, выставив напоказ свою тугую круглую попку.

Чистая пытка.

У него чесались руки закурить, но он никогда не курил, когда Рози была рядом. Только на рабочем месте, во время выполнения поручений или после того, как она засыпала. Он вернулся из командировки с привычкой, снижающей стресс, и она никогда не просила его прекратить, но ему была ненавистна идея дышать табачным дымом где-либо поблизости от нее, и он, черт возьми, не собирался начинать сейчас, то что возможно, еще больше уменьшит его шансы вернуть ее.

Когда Доминик вернулся с пакетами продуктов в руках, его член был достаточно твердым, чтобы закрыть замок. Рози все еще наклонялась вперед над задним сиденьем, упершись коленями в порванную кожу его грузовика, бедра были наклонены достаточно, чтобы он мог видеть полоску лайкры над ее киской. Черт. Было ли уже достаточно темно, чтобы скрыть их от проезжающих мимо машин, если он заберется в грузовик позади нее и войдет в нее своим членом сзади?

Она выключила пылесос.

— Доминик? — Ее глаза нашли его через плечо, затем загорелись тем, что выглядело, как неохотное осознание. — Ты, эм… забрал сумки?

— Да, — прохрипел он, немного приподнимая их.

— Спасибо, — ответила она, сама задыхаясь, ее спелая задница все еще была выставлена напоказ.

Доминик зарычал.

— Черт возьми, Рози. Ты пришла сюда, чтобы пытать меня?

— Нет. — Она быстро села на пятки. — Нет, не для этого.

— Просто скажи мне, чего мне ждать, Рози. Мое тело болит от того насколько сильно оно хочет тебя.

— Я знаю. — Она бросила пылесос и вылезла из грузовика, сцепив руки на талии.

Его сердце так сильно забилось от того, что она была рядом, что она была дома, что у него закружилась голова.

— Я действительно сбита с толку тем, что произошло на нашей встрече, понимаешь? Осознание того, что мы оба позволили этому браку дойти до такой точки… и я чувствую себя немного растерянной. Как будто я все видела неправильно, и я просто… я очень сильно упала со своей высокой лошади. И я не знаю, как и получится ли у нас наладить эти отношения, но я знаю, что, когда я проснулась этим утром, чувствуя себя потерянной, я хотела быть рядом с тобой. — Она судорожно вдохнула. — Можем ли мы просто провести немного времени рядом друг с другом сегодня вечером?

— Да, — сказал он хриплым голосом. Все его тело вибрировало. — Я хочу этого.

— Я тоже. — Она облизнула губы. — Я собираюсь закончить. Не мог бы ты зайти в дом и разогреть для меня духовку? Поставь на 190 градусов.

Отступать от нее, когда она только что призналась, что нуждается в нем, даже немного, было чертовски мучительно, но он сделал это. Все, что угодно, лишь бы не упустить этот шанс заставить ее переступить порог их дома, пусть даже всего на несколько часов. По пути в дом он остановился, чтобы оглянуться на Рози, и обнаружил, что она наблюдает за ним из-под опущенных ресниц. Выглядит… нуждающейся в утешении? Он знал, как дать ей это. Поклоняясь ей, доставляя ей удовольствие, передавая любовь своим телом.

Но это не работало, не так ли? Не полностью. Разве Рози не говорила, что после этого чувствовала себя опустошенной? Он должен был найти способ предложить больше. Дать больше.