Люби ее или потеряй ее

— Терпеть мое дерьмо?

— Это не то, что я собиралась сказать.

— Да, это так, — вставила Джорджи, с наслаждением выпивая половину своего напитка. — О Боже, это уже превращается в потрясающую ночь.

Бетани сморщила носик, глядя на сестру.

— Вы все глубоко ошибаетесь в этом вопросе. Извини. — Она встряхнула кубики льда в своем стакане. — Я допускаю, что может быть определенный неудачная сексуальная…

— Синергия, — подсказала Джорджи.

— О-о-о! Кристин пританцовывала на своем месте. — Магнетизм.

Рози наклонила голову. — Связь?

— Бич. — Бетани откинула прядь светлых волос за плечо. — Это несчастье. Досадная помеха.

— Есть только один способ избавиться от этого, — пропела Кристин нараспев.

Бетани мило улыбнулась. — Брось это, или я скажу Стивену, что ты беременна.

Джорджи чуть не подавилась напитком.

— Что?

Рози прикрыла рот обеими руками и попыталась не рассмеяться.

— Как ты узнала? — Кристин ахнула, руки взлетели к животу, чтобы пошарить вокруг. — Я еще даже не показывалась врачу.

— Уровень твоего напитка никогда не снижается. Ты просто притворяешься, что пьешь. — Бетани покачала головой. — Как ты планируешь использовать это, чтобы свести моего брата с ума?

— Я не раскрываю свои секреты. — Кристин несколько секунд фыркала. — Ты действительно выбиваешь ветер из моих парусов. Неожиданный вечер с объявлением о беременности и раскрытием пола в венецианской тематике действительно требует так много?

— Да, — одновременно сказали Бетани и Джорджи.

Рози нужно было убраться оттуда, пока она не разразилась приступом смеха.

— Я схожу в бар и принесу тебе имбирного эля, Кристин, — сказала она. — Мы все будем хранить твой секрет, не так ли?

— Да, — проворчали сестры.

Мгновение спустя Рози влетела обратно в еще более оживленный клуб, мрачная предвкушающая атмосфера поглотила ее целиком. С тех пор как девушки сели снаружи, музыка стала громче, а свет потускнел еще больше. Бар был забит людьми, пытающимися привлечь внимание барменов, но она была не против подождать и погрузиться в атмосферу.

Более поздний час сделал людей более влюбчивыми. Между танцующими парами не было и намека на воздух. На глазах у Рози рука мужчины скользнула вниз по спине его партнерши по танцу и помассировала ее ягодицы, отчего рот женщины приоткрылся у его шеи. Рози почти слышала тяжелое дыхание, стоны, шорох одежды, шуршащей друг о друга.

Когда она приблизилась к открытому пространству у бара, пульс Рози забился в такт басам. Тепло разлилось по ее животу и прижало бедра друг к другу. Доминик с первого взгляда понял бы, что происходит у нее ниже пояса. Что бы он сделал? Она всегда делала все возможное, чтобы скрыть свое возбуждение в дни, которые не были вторниками, но в ту запланированную ночь она, наконец, опустила завесу. Он раздевал ее догола и укладывал лицом вниз на диван, доводил до бурного оргазма, чтобы снять напряжение, а затем переходил ко второму, более медленному и обдуманному раунду.

Соски Рози сверкают бисером под платьем, ее прерывистые вдохи громко отдаются в ушах.

Боже, она так сильно нуждалась в том, чтобы к ней прикасались. Целовали, гладили, обнимали. Все это. Возможно, они с Домиником слишком полагались на секс, чтобы укрепить свой брак, но в тот момент это приносило удовлетворение. Мимолетная связь, во время которой она могла почувствовать притяжение более глубокой связи. Тот, которым они пренебрегали в течение многих лет. После того, что произошло вчера на сеансе психотерапии, она больше не чувствовала его надежного присутствия за своей спиной. Ковер был вырван у нее из-под ног, и она находилась в непрерывном свободном падении. Она может быть чертовски зла на Доминика по нескольким причинам, но она никогда не перестанет хотеть, чтобы эти руки обняли ее. Чтобы поймать ее.

Бармен появился перед Рози с натянутой улыбкой.

— Что я могу вам предложить?

— Имбирный эль, пожалуйста. Спасибо, — выдавила она сквозь музыку, а затем поняла, что забыла свою сумочку на улице. — О, черт, — пробормотала она в потолок, разрываясь между объяснением ситуации

бармену или выбежать на улицу и попытаться забрать свою сумочку, прежде чем он вернется …

Доминик увидел Рози в ту же секунду, как вышел из лифта.

Он резко остановился, загораживая всем выход позади себя.

Иисус. Для Доминика не было новостью, что с его женой все в порядке, но обычно этот факт не демонстрировался так чертовски явно. Она могла бы выйти на сцену "Грэмми", чтобы получить награду во всех этих блестках. И с такими ногами. И эта задница.

Даже в темном клубе ее кожа светилась. То немногое, что попадало на нее, освещало плавный изгиб ее икр, пухлую сторону груди, которую определенно не следовало показывать. Не здесь, в этом общественном месте, с сотнями мужчин. Он чувствовал первобытный приступ собственничества в животе, в горле, в сжатых кулаках.

Моя жена. Никто, кроме меня, не смотрит на мою Рози.

Это было записано в его ДНК — бросаться на нее, как бык, и требовать знать, о чем, черт возьми, она думала. Он хотел сорвать с себя рубашку и обернуть ее вокруг нее, скрывая каждый восхитительный дюйм кожи от любого, кто мог бы захотеть попробовать. Забрать ее домой было само собой разумеющимся.

Господи, но больше всего на свете — больше всего на свете — он хотел броситься к ее ногам и поклоняться ей. Посмотри на себя, милая девочка. Самая горячая штучка в этом гребаном клубе.

Как будто он говорил с ней вслух, голова Рози повернулась в его сторону, и непрерывное движение вокруг него замедлилось. Такая красивая. Она была такой чертовски красивой. Не только ее лицо, тело или одежда. Глядя на нее сквозь море незнакомцев, годы их жизни были прямо

между ними, стремительными, как река. Волнение от влюбленности, гормональное вожделение их подростков, доверие, которое они построили, пока его не было, миллионы часов, которые они провели, разговаривая по телефону или на ее заднем дворе, тишина, которая наступила, когда они перестали пытаться.

Услышав, что их браку пришел конец.

Доминик издал звук, нечто среднее между кашлем и удушением.

По дороге в Манхэттен он был полон решимости заехать за своей женой, и чем больше миль они проезжали, тем больше у него накапливался пар. Я собираюсь напомнить ей, где ее место, — подумал он. Когда их взгляды встретились, а реальность их ситуации лежала на его плечах, как тонна кирпичей, это дерьмо казалось таким детским. Я потерял свою жену. Она будет жить дальше без меня, если я не соберусь с духом и не поработаю над собой. Над нами. Вытащив ее из бара, как пещерный человек, ты не вернешь ее обратно. И у него только что закончились попытки. Ошибки больше не были вариантом. Оставалось идти только в одном направлении, и это было движение вперед.

Доминик лишь смутно осознавал, что Трэвис спрашивает хозяйку, где он может найти девушку с “челкой, веснушками, очаровательным смехом и камнем на пальце размером с бейсбольный мяч”, когда он направился к Рози, которая стояла у бара, все еще глядя на него, как олень в свете фар.

— Мисс, — сказала барменша, когда Доминик подошел к ней. — Шесть долларов за имбирный эль, пожалуйста.

Не сводя глаз с жены, Доминик достал из бумажника десятку и протянул ее бармену.

— Оставь это.

Теперь, когда они были близки, Доминику пришлось еще раз сдержать порыв оттащить ее в темный угол и зарычать на любого, кто осмелился бы взглянуть в ее сторону. Вместо этого он наклонился и заговорил ей на ухо.

— Я Доминик. Как тебя зовут?

Он услышал, как у Рози перехватило дыхание, и помолился, чтобы он поступил правильно. Прошлое всегда будет с ней, но ей нужно было знать, что он может измениться. Что они могут быть другими. Лучше.

— Я Рози, — наконец сказала она, ее взгляд упал на имбирный эль. — Я должна принести это своей подруге.

— Ты хочешь сказать, что я только что заплатил шесть долларов за содовую, и это даже не для тебя?

Она сжала накрашенные губы, чтобы скрыть улыбку.

— Ты не спрашивал.

Доминик взял напиток из ее рук и поставил его обратно на стойку.

— Пусть официантка принесет ей то, что она хочет. Меня больше интересует, чего ты хочешь.

— Я просто пыталась это выяснить.

— Что это значит?

В баре не было свободного места. Во всем чертовом клубе не было свободного места — и было чертовски громко, музыка и голоса создавали шум. Чтобы заговорить, Доминику пришлось подойти поближе, и Рози сделала то же самое, войдя в его пространство и медленно, очень медленно прижимая свои сиськи к его груди, и, нуждаясь в опоре, его ладонь легла на ее бедро.

— Это значит, что я не могу решить, хочу ли я прятаться со своими подружками всю ночь или хочу танцевать. — Она изящно пожала плечами. — Немного расслабится.

Рука Доминика скользнула по ее бедру и скользнула по спине. Которая была очень обнажена, вплоть до округлости ее задницы. Он стиснул зубы, ее глаза бросали ему вызов, и его голос прозвучал сдавленно.

— Ты очень часто срываешься с цепи?

— Нет. — Ее ответ слетел с его губ. — Никогда.

Она что-то ему говорила. Это было там, во внезапной мрачности ее глаз, когда она изучала его лицо. Ее отсутствие улыбки.

— Если у тебя есть мужчина, он… — Доминик с трудом сглотнул. — Если у тебя есть мужчина, он, вероятно, долгое время предполагал, что тебе нужна безопасность, а не возбуждение. Мечты. Может быть, он всегда знал, что ты самая волнующая женщина в мире, но он не уверен, что ты так к нему относишься. Поэтому он работает и обеспечивает. Он может это контролировать.

Черт. Неужели он только что сказал это вслух? После того, как он произнес эти слова на весь мир, на его груди открылась и сочилась рана. Ему было достаточно трудно признаться в этих вещах самому себе. Но здесь он стоял с женщиной своей мечты, и их будущее висело на волоске, так что, если второй шанс означал открытие ран, так тому и быть. Он откроет все до единого.

— Не уверена, что она считает его захватывающим, — выдохнула Рози, в замешательстве нахмурив брови. — Как… давно он так думает? Почему?

Доминик выдавил из себя небрежную улыбку.

— Ты спрашиваешь не того парня, — сказал он, его пальцы рисовали узоры на ее гладкой спине. — Однако, если бы мне пришлось гадать, я бы сказал, что это началось давным-давно и стало хуже после того, как он увидел другие части света, познакомился с новыми людьми. Есть какая-то перспектива. После этого единственное, в чем он был уверен, — это в стабильности. Может быть, после того, как меня воспитали в убеждении, что это мужская работа, было легко в нее влюбиться.

Черт, он был благодарен, что притворился кем-то другим. Каждый раз, когда он делал неуверенный шаг вперед, притворство было чем-то, к чему можно было вернуться. Ролевые игры облегчали разговор.

— Посмотри на себя. Ты знаешь? Ты самая невероятная женщина, которую я когда-либо видел. Такая красивая, ты заставляешь меня страдать. И у тебя такое же сердце, как у меня. Ты терпелива, верна, предана и добра. Мужчина, который никогда не беспокоился о том, чтобы сделать достаточно, чтобы заработать тебя? Этот человек был бы идиотом.