Бог Боли

Глава 20

Анника

Я вздрагиваю, когда жесткий язык продолжает подниматься и опускаться.

На моем лице.

Я резко просыпаюсь, и мои глаза чуть не выпучиваются от вида крошечной мордочки, ушек и усиков.

— Тигр? — я чуть не вскрикиваю, и он испуганно отпрыгивает назад на кровать, а затем снова медленно вальсирует в мою сторону.

Он вырос с тех пор, как я в последний раз видела его в приюте несколько недель назад, но я не сомневаюсь в том, что это он. У него даже есть милая родинка в форме сердечка между глазами.

Я сажусь и морщусь, когда мои мышцы ноют от боли. Ванна почти ничего не дала после того, как Крейтон трахал меня на четвереньках на плитке, потом у стены и на кровати.

Это было так мощно и грубо, и он не сдерживался, как в первый раз. Он брал и брал и дарил мне ослепительное оргазмы взамен.

Он был разъярен, абсолютно по-звериному и не в себе.

Сказать, что я выбралась целой и невредимой, было бы преуменьшением.

Что ж, я получила удовольствие, но мне не понравилось, что после этого он чувствовал себя отстраненным. Даже когда он отвел меня в душ и вымыл нас обоих. Не было тех нежных прикосновений, когда он принимал ванну и мыл мне волосы.

На мгновение я подумала, что, возможно, я разрушила его стены, но он доказал, что я принимала желаемое за действительное.

Но на день рождения он подарил мне самое красивое ожерелье. Я скольжу по нему пальцами, чтобы убедиться, что оно все еще на месте.

Кроме того, я спала, прижавшись к его телу, так что, может быть, не все так безнадежно?

Хотя сейчас его нигде не видно, и в постели только я.

С Тигром.

Он прыгает мне на плечо, тянется к моей голове, как раньше, и я смеюсь, гладя его. Его мурлыканье наполняет меня столь необходимой дозой дофамина.

— Ты был здесь все это время, малыш? У тебя даже ошейник есть, такой милый. — Он ударяется головой о мою руку и мурлычет еще немного, а затем мяукает, вероятно, в поисках еды.

Оставив его на кровати, я с усилием встаю и обыскиваю комнату, но ни еды, ни следов моей одежды нет.

Поэтому я накидываю одну из толстовок Крейтона, которая проглатывает меня целиком, и выхожу в коридор, неся на руках суетливого Тигра.

— Хорошо, хорошо. Я просто найду тебе немного еды.

Это легче сказать, чем сделать, потому что вскоре я теряюсь, не зная, в каком направлении мне идти.

Мне требуется несколько мгновений, чтобы найти лестницу, и еще больше времени, чтобы добраться до нее.

Затем я прохожу через жилую зону, оглядываясь вокруг и задаваясь вопросом, не попала ли я каким-то образом в ловушку в доме с привидениями.

Отсутствие шума в таком огромном помещении поднимает волоски на затылке, и я крепче прижимаю Тигра к себе.

Сейчас самое время Крейтону показаться.

Если только он не исчез до того, как я проснулась, чтобы не смущать меня просьбой уйти?

Мое сердце сжимается при этой мысли, и я быстро запихиваю ее обратно в бездну своей души.

— Кто у нас здесь?

Я вздрагиваю, и Тигр тоже. Он спрыгивает с моих рук и шипит на новоприбывшего, хвост поднят, тело изогнуто, а уши отведены назад.

Илай смотрит на него так, словно он не более чем грязь на его ботинках, и тут происходит странная вещь.

Тигр поджимает хвост и убегает в укрытие. Неужели он только что отпугнул его взглядом?

— Я не так уж популярен среди животных. — Он улыбается мне, но в его улыбке нет ни капли искренности или доброжелательности.

Он прислонился к стене, над ним висит зарезанная голова буйвола, придавая ему жутковатый вид. Его выражение лица и аура противоречат стильной манере одеваться. Отглаженные черные брюки, элегантная рубашка на пуговицах и стильные итальянские мокасины.

Он мог бы войти на съемку, и фотографы упали бы на колени, лишь бы он попал в их объективы.

— Привет, — говорю я, изо всех сил стараясь говорить непринужденно и ничуть не пугаясь его.

Если бы только Крейтон появился прямо сейчас. Не то чтобы он был лучше своего брата, но дьявола ты знаешь и все такое.

— Анника. Если я правильно помню, у нас есть незаконченный разговор.

Точно. Еще в бойцовском клубе, когда Ава вцепилась ему в горло, а Крейтон похитил меня. Хотела бы я, чтобы эти двое были рядом в этот момент.

Но так как их нет, я собираюсь надавить на улыбку, но вспоминаю, как Крейтон сказал мне, что я ничего не должна миру, поэтому я спрашиваю спокойным тоном:

— О чем ты хотел поговорить?

— Первое, твои отношения с моим братом. Второе, твои отношения со своим братом. Третье, о том, что будет плохо, если однажды тебе придется выбирать, и ты выберешь своего брата, а моего оставишь. Я приму это на свой счет и сделаю все, что в моих силах, чтобы уничтожить вас обоих.

Мой позвоночник дрогнул от дружелюбного способа, которым он произносит угрозы. Его голос звучал обходительно, абсолютно красноречиво, как будто он был ведущим новостей Би-би-си.

— Я не причиню вреда Крейтону, — мне удается ответить спокойно и уверенно. — И Джереми не такой монстр, каким ты его выставляешь. Он не будет жестоко обращаться с Крейтоном только потому, что я с ним.

— Неужели все эти бредовые мысли помогают тебе лучше спать по ночам? Мы оба знаем, что твой дорогой Джереми способен на большее. Так как насчет того, чтобы ты выбрал легкий путь, пока дерьмо не попало в вентилятор?

— При всем уважении, у тебя нет права вмешиваться в наши с Креем отношения. И я не уйду.

Я понимаю, что нам с Крейтоном предстоит долгий путь и что жестокий трах прошлой ночью, после того как он немного раскрыл себя, это только начало, но я не возражаю.

Я нравлюсь себе с Крейтоном, мне нравится, что я более откровенна и меньше угождаю людям. И я хочу, чтобы он тоже нравился себе, когда он со мной.

Ради этого я готова на все.

Илай наблюдает за мной, его серые глаза кажутся почти черными. И хотя мне хочется убежать и спрятаться, я заставляю себя поддерживать зрительный контакт, встретить его взгляд своим собственным.

— Очень хорошо. — Он отталкивается от стены. — Я буду присматривать за тобой.

— Я тоже буду присматривать за тобой.

— О? — он улыбается, как волк, наклонив голову набок. — Зачем?

— На случай, если ты решишь, что вмешаться — хорошая идея.

Его улыбка расширяется.

— Неудивительно, что Крей выбрал тебя, когда раньше его никто не интересовал.

Огонь вспыхивает в моем животе, но это хороший огонь, тот, который согревает меня изнутри.

Я откидываю волосы назад и не могу удержаться от ухмылки.

— Я особенная.

— И высокомерная. Я понимаю, почему ты с ней дружишь.

— С кем?

— Неважно.

Он собирается уходить, но я встаю на его пути.

— Могу я тебя кое о чем спросить?

— Я принимаю вопросы только по воскресеньям. Например, в церкви.

— Сегодня воскресенье.

— Повезло тебе, — говорит он с постоянной ухмылкой, и я делаю паузу, думая, может быть, я что-то упускаю, но потом быстро пропускаю это мимо ушей.

Я подхожу к нему ближе.

— Ты знаешь, когда Крей сделал свою татуировку с пауком?

Это моя попытка определить время, когда он понял, что его все еще преследуют детские воспоминания, несмотря на то, что у него есть семья. Как бы он ни отрицал это, я знаю, что то, что произошло в его детстве, так или иначе влияет на него. У меня не было возможности спросить его об этом из-за всей этой чертовщины, которую он, должно быть, использовал, чтобы заткнуть мне рот, но я могу выудить информацию у Илая.

— В средней школе. Старшая школа для вас, американцев. Это память о его младшей версии.

— Ты... знал.

— Что он усыновлен? Конечно. Все знают.

Ох. Почему никто не сказал мне? Может быть, это дело близкого круга, и мне там не место. Хотя мне немного обидно, я решаю сосредоточиться на более насущном вопросе.

— Ты также знаешь о его... прошлом?

— Я ничего не могу сказать тебе об этом, кроме того, что он рассказал.

— Я просто хочу знать, стал ли он таким, какой он есть, благодаря этому.

— Таким, какой он есть?

— Я уверена, ты знаешь, что он... садист.

Он усмехается.

— Горжусь им.

Конечно, он гордится. Теперь я начинаю понимать, почему Ава называет его Тот-Кого-Нельзя-Называть.

Илай — аномалия.

Но, возможно, он именно тот брат, который был нужен Крейтону, пока он рос с таким багажом.

— И что? — я давлю. — Он такой из-за своего прошлого?

— Может быть. Возможно.

И тут меня осеняет. Крейтон однажды сказал, что он ест слишком много, потому что в какой-то момент своей жизни он голодал. И он, вероятно, спит при любой возможности из-за того, что он чувствовал, когда задыхался от газа.

Когда у него кружилась голова, и он полз и полз.

Мурашки бегут по моей коже с жуткой скоростью, как тогда, когда он рассказывал мне эту историю вчера вечером.

От мысли, что кто-то такой маленький прошел через это, мне хочется плакать.

Но я не хочу, чтобы он воспринял это как жалость. Я действительно не жалею его. Я просто хочу быть рядом с ним.

Но, видимо, у меня плохо получается это выразить, потому что вчера вечером он обиделся на мои слова и выместил это на моем бедном теле.

— Моя очередь задавать вопросы. — Голос Илая возвращает меня в настоящее. — Как ты заставила его говорить?

— Я не заставляла.

— Попробуйте еще раз. Он прошел через интенсивную терапию, когда был ребенком, и уже давно миновал этот этап своей жизни. Он не стал бы говорить об этом, если бы его не ткнули пальцем. Так скажи мне, Анника. Какой метод ты использовала?

— На самом деле, я ничего не делала. Я просто спросила о его татуировке.

Он сужает глаза на мгновение, затем меняет выражение лица.

— Хм.

На мгновение мы замолчали, прежде чем я пробормотала:

— Ты знаешь, где он?

Он качает головой влево.

— На кухне.

— Спасибо. — Я начинаю двигаться в том направлении, только чтобы узнать, что Илай идет со мной. Я решаю не комментировать это, чтобы избежать ненужного конфликта.

Если я хочу быть с Крейтоном, мне нужно привыкнуть к Илаю, раз уж он стал частью его жизни.

Как только мы открываем дверь, нас встречает суматоха.

Крейтон одет в фартук и листает свой телефон, а мука пачкает его руки, лицо и даже брюки.

Реми, похоже, его тренер, учитывая одинаковые фартуки и его сложенные руки.

Напротив них сидит Брэндон, который, кажется, не замечает всего этого беспорядка, попивая свой кофе и читая с планшета.

— Говорю тебе, отпрыск, все эти рецепты глупые и неправильные. Как они смеют соперничать с мнением моей светлости?

Брэн поднимает бровь.

— А ты, случайно, не эксперт?

— Конечно. — Реми вскидывает руки вверх. — Я всегда прав.

— Скорее, всегда не прав, — бормочет Крей.

— Какого хрена? Какого хрена, отпрыск? Я проснулся рано утром после вчерашней трах-трах-сессии... да что там сессии, чтобы помочь тебе с твоим заданием, а ты говоришь, что я не прав? Я заявляю на тебя в правозащитные органы за жестокое обращение.

— Ну вот, опять. — Брэн вздыхает.

— Ты заткнись. Не надо строить из себя невинного после того, как ты начал этот непоправимый разрыв между отцом и сыном. Отпрыск, как ты мог так поступить со мной?

— Сосредоточься, — говорит Крей, все еще глядя на свой телефон. — Сколько масла мы должны разогреть?