Бог Боли

Глава 24

Анника

— Аннике запрещено покидать периметр участка до дальнейших распоряжений.

— Да, сэр.

Джереми кивает своим охранникам и направляется в дом.

Я спрыгиваю с его байка, на котором он никогда никому не разрешает кататься, но я исключение из правил, но теперь мне приходится бежать за ним. Его шаги настолько широки, что мне требуется некоторое время, чтобы догнать его и схватить за руку, заставляя его остановиться — или я думаю, что он остановился — в прихожей.

Он смотрит на меня с нахмуренными бровями, мрачным выражением лица и напряженными мышцами. В таком состоянии он находится с тех пор, как мы вышли из продуктового магазина.

Я люблю своего брата, правда, люблю, но иногда я его не узнаю. Или, скорее, я не узнаю тьму, которая течет внутри него, едва скрываясь под поверхностью.

— У тебя есть возражения, Аннушка?

— Конечно, есть. Ты не можешь просто запирать меня каждый раз, когда тебе вздумается, Джер. — Мой голос смягчается. — Я не собака.

— Мне бы не пришлось этого делать, если бы ты не бродила вокруг ублюдков из Элиты.

— Крейтон не является членом клуба.

— Его кузен - да.

— Это ничего не значит. Вы соперничаете с Элитой, а не со всеми в КЭУ. Крейтон никогда не принимал участия в их деятельности.

— Ты уверена в этом? Потому что, сколько бы я ни перебирал в голове, его внезапное появление во время пожара подозрительно.

— Я же говорила тебе. Это не...

— Избавь меня от этой ерунды. Думаешь, я не догадался, что ты его прикрываешь?

Мой позвоночник резко выпрямился.

— Ты знал?

— Конечно, знал.

— Тогда... Почему ты позволил ему уйти?

— Потому что он спас тебя и меня. Не говоря уже о том, что Гарет нашел доказательства того, что за пожаром стоят Змеи. — Он подходит ближе. — Но это не значит, что он не знал об этом. Возможно, он замышлял это вместе со своим ненормальным кузеном, а затем появился в нужный момент, чтобы его сочли спасителем.

— Это неправда.

Джереми хватает меня за плечо и трясет.

— Проснись, мать твою, Анника. Ты действительно думаешь, что это совпадение, что он оказался там в нужный момент? Неужели ты действительно веришь, что под всем этим не было скрытых мотивов?

В горле пересохло, и я уставилась в его мертвые глаза своими жгучими.

— Я уверена, что этому есть объяснение...

— Вот почему отец никогда не хотел, чтобы ты уезжала из дома. Ты такая наивная, что мне чертовски стыдно. — Он отпускает меня, и я отшатываюсь назад, как будто кто-то ударил меня по лицу.

Нет.

Мне не было бы так больно, если бы кто-то ударил меня физически.

— Ты не будешь выходить на улицу, и тебя будут сопровождать при входе и выходе из КЭУ. — Он направляется к лестнице. — Это окончательное решение.

Обычно я пряталась в своей комнате, звонила маме, прося эмоциональной поддержки и, возможно, плакала там, где меня никто не видел.

Обычно я даже не пытаюсь идти против своего брата.

Однако на этот раз я врываюсь к нему, отводя плечи назад, и поднимаю подбородок, говоря спокойным, хотя и слегка дрожащим голосом.

— Ты называешь это наивностью, но я просто даю людям шансы, которые они заслуживают. Я отказываюсь видеть мир в черно-белых тонах, как ты, Джереми. Мне нужен серый, мне нужен фиолетовый, мне нужны все цвета. И я не позволю ни тебе, ни кому-либо другому запретить мне видеть их. Так я решила любить тебя, несмотря на твою темную сторону. Моя привязанность к тебе объясняется не твоей редкой теплотой или, не дай Бог, удушающим поведением, это мой выбор. Это также мой выбор — доверять Крейтону. Он не из тех, кто устраивает такой пожар только для того, чтобы поиграть в спасителя, и он ни при каких обстоятельствах не связан с Элитой. Я знаю это так же хорошо как и ты. Не оскорбляй меня, намекая, что я выбрала бы кого-то, кто хочет причинить тебе боль. Если бы ты доверял мне достаточно, ты бы понял, что я никогда бы этого не сделала.

Моя грудь раздувается от переполняющих эмоций, которые я только что распаковала одним махом. Этого давно следовало ожидать, учитывая его удушающую чрезмерную заботу. Клевета на Крейтона — это соломинка, сломавшая всю доску.

По крайней мере, Крей доверил мне взять ситуацию в свои руки. Того же нельзя сказать о Джереми. Я сомневаюсь, что он доверил бы мне даже дышать самостоятельно.

Его брови вскидываются в откровенном замешательстве, но его голос смягчается.

— Дело не в том, что я не доверяю тебе, а в том, что я не доверяю твоей доверчивой натуре, Аннушка. Эта черта привлекает всевозможных хищников и приглашает их причинить тебе боль. Вся семья Кингов жестока и кровожадна. Если бы они использовали тебя как пешку, ты бы не смогла выжить.

— Я прекрасно выживаю с ними, Джер. Черт, они мне нравятся больше, чем твои собственные чокнутые друзья.

— Они все еще будут тебе нравиться, если причинят тебе боль?

— Видишь ли, в этом твоя проблема. Ты считаешь, что либо все хотят причинить мне боль, либо я слишком непостоянна, чтобы справиться с собой. Мне восемнадцать лет, знаешь ли, и да, возможно, раньше я была немного незрелой, но теперь это не так. Я понимаю, что есть целый мир за пределами маленькой милой клетки, которую вы с папой построили для меня, и мне нужен этот мир, Джер. Я хочу жить, совершать ошибки и исправлять их самостоятельно. Я хочу быть живой.

Рука Джереми сжимается на боку, но он медленно расслабляет ее.

— И все это должно произойти с Крейтоном?

— Да. — Я прикусила уголок нижней губы. — Я люблю его.

— Ты не можешь быть уверена в этом на таком раннем этапе отношений.

— Если я не с ним, я думаю о нем. Черт, я даже сейчас думаю о нем. Он заставляет меня чувствовать себя счастливой и ценной. Когда я с ним, я просто Анника, а не мисс Волкова, которую сковывает моя фамилия и происхождение. Он — то место, куда я иду, когда хочу чувствовать себя в безопасности, так что да, я люблю его, и я чертовски уверена в этом.

Джереми напрягается, и я думаю, что он пойдет по своему диктаторскому пути, но потом он вздыхает.

— Почему это должен был быть Крейтон?

— Почему это не может быть Крейтон?

— Если ему придется выбирать, он пойдет со своей семьей.

— Вот тут ты ошибаешься. — Я улыбаюсь. — Крей всегда будет выбирать меня. Так же, как и я всегда буду выбирать его.

— Ты никогда не знаешь, Аннушка. Все эти радужные чувства, которые ты испытываешь к нему, могут легко превратиться в черные.

— Нет, не превратятся.

— Ты готова это доказать?

Я еще больше поднимаю подбородок.

— Что ты задумал?

— Утром мы вернемся домой, и ты расскажешь папе обо всех этих эмоциях. Если он наведет справки о Крейтоне и в итоге примет его, я отступлю.

Я сглотнула.

Говорить с Джереми — это одно, а с папой — совсем другое.

— Что? — он ухмыляется, точно зная, какую ниточку он задел. — Передумала?

— Конечно, нет. Ты сдержишь свое слово. Если папа согласится, ты не будешь вмешиваться.

— Крест на сердце. — Он продолжает ухмыляться.

Потому что он прекрасно знает, что одобрение папы так же невозможно, как и единорог.

Но у меня есть секретное оружие. Мама.

Похоже, мне придется вести совсем другую битву, возвращаясь туда, где мне так не нравится. Туда, где я была всего лишь защищенной принцессой.

Домой. * * *

У нас с домом странные отношения.

Я дорожу всеми воспоминаниями, которые у меня остались с мамой, папой и Джереми, когда я росла. Но я не люблю его за то, какой беспомощной и подавленной я себя чувствовала.

Однако, как только мы въезжаем на огромную территорию, на которой мама каким-то образом превратила готический особняк в уютный дом, единственное, что меня поражает, — это те драгоценные воспоминания.

Например, когда папа учил меня кататься на велосипеде. В итоге я упала и ударила колено, Джереми дунул на него, а мама промыла рану, пока я плакала. Потом я снова встала и побежала, как ни в чем не бывало.

Или когда папа дал мне покататься на своих плечах, а я не переставала хвататься за его лицо и загораживать ему обзор.

Или когда мама удивила папу вечеринкой по случаю дня рождения, которую он люто ненавидел, потому что она пригласила всех охранников.

Это мелочи, незначительные вещи, которые могут показаться неважными, но именно они сейчас приходят на ум.

Может быть, это психологический трюк, который я разыгрываю сама с собой, чтобы психологически подготовиться к предстоящей битве.

Машина останавливается перед внушительным зданием, которое я называю домом. Здесь я родилась и прожила семнадцать лет, огражденная от внешнего мира.

У меня никогда не было друзей, я не могла никого пригласить в гости или посетить чужой дом — если только они не были готовы к тому, что их дом перевернут вверх дном для проверки безопасности, и не наслаждались обществом моих охранников.

Я должна была обучаться на дому, но после того, как умоляла и просила и некоторое время была подавлена, папа разрешил мне посещать частную школу. После того, как он купил ее и насадил повсюду своих людей.

Вот такой человек мой отец. Когда речь идет о нашей безопасности, от него не ускользает ни одна деталь.

Мой брат выходит из машины, и я открываю свою дверь раньше, чем это делает водитель, затем с улыбкой благодарю его.

— Джереми!

Высокий мужчина средних лет заключает моего брата в одно из тех объятий, которые делают мужчины, и Джер ухмыляется.

— Ян, как ты поживаешь?

— Скучно до смерти от отсутствия действий.

Они расходятся, и Ян кивает мне. Его длинные волосы собраны в небольшой хвост, а лицо как всегда красивое. Он один из двух самых надежных охранников моего отца и лучший друг мамы.

О, и я бесчисленное количество раз использовала его в качестве объекта для макияжа, потому что он такой классный. У мамы до сих пор хранятся фотографии моих любительских творений как доказательство.

Он улыбается мне.

— Принцесса.

— Просто Анни, Ян.

— Не используй эти безвкусные американские прозвища. А теперь иди сюда. Твоя мама уже заждалась тебя.

Мы едва успели сделать два шага внутрь, как из кухни появляется мама, вытирая руки о фартук и улыбаясь так широко, что я не могу не улыбнуться в ответ.

Она выглядит такой сияющей в цветочном платье, наполовину скрытом фартуком. Ее волосы убраны в пучок, а челка сбегает на обе стороны. Я пришла к выводу, что она вампир, потому что она ничуть не изменилась с тех пор, как я была маленькой.

— Дети! — она раскрывает свои объятия, и я бегу прямо в них, позволяя своей сумке упасть на пол.

Когда она обнимает меня, и я тону в аромате роз, мне кажется, что все будет хорошо. Она пахнет теплом и безграничной привязанностью. Она пахнет всеми прекрасными воспоминаниями и счастливыми детскими мечтами.

— Дай мне посмотреть на тебя. — Она отступает назад, чтобы внимательно рассмотреть меня. — Ты стала выше и красивее, мой ангелочек.

— Мне восемнадцать. Не называй меня так.

— Ты всегда будешь моим ангелочком. Не могу поверить, что моей младшей уже восемнадцать. — Она снова обнимает меня. — Я скучала по тебе до смерти. Я даже жалею, что отпустила тебя.