Я (не) прощу тебя. Измена мужа

Глава 20

– Шанс правда есть? – голос матери дрожит, на глазах появляются слезы.

– Шансы есть практически всегда, – отвечает врач, тщательно рассматривая черно-белый снимок. – И, как вы понимаете, все зависит не только от навыков доктора, но и от того, насколько сама идея операции и восстановления близка пациенту.

– За мое состояние не стоит переживать. Только идиот не захочет снова встать на ноги.

– Игнат, я в вас и не сомневаюсь, – ухмыляется мужчина.

– Говорите прямо, как есть. Я готов услышать правду.

– Шансы невелики, – правда тяжелым булыжником прибивает к кровати. – Но попробовать пересадку стоит. Все будет зависеть от вашего организма. Объясню просто: насколько он окажется восприимчивым к принятию чуждого сустава.

– Будем надеяться на лучшее. Да, сынок?! – мать сжала мне ладонь.

– А нам другого не остается, – уголки рта врача тянутся вверх. – Значит, все решено, – отложив снимки, врач хлопает себя по карманам, достает ручку. – Это примерная сумма, которая потребуется для операции, – черкнув шестизначное число, врач протягивает записку матери. Даю вам два дня для подготовки.

– Хорошо, доктор, – кивает мать, и прячет записку в карман. – Мы будем готовы.

Врач уходит, оставляя нас наедине

– Сколько? – сухо интересуюсь, хотя уже заранее понимаю, что сумма не такая уж и большая. Потянуть сможет среднестатистический айтишник с окладом в две с половиной тысячи баксов.

– Я думала, сумма будет гораздо больше. У меня есть эти деньги. Так что, не думай о деньгах. Сосредоточься на себе.

Мать поправляет постель, подходит к шкафу, достает сумочку.

– Я ненадолго уеду, – мать устало двигается по палате.

– Телефон положи рядом, – прошу сухо. – И… не приезжай сегодня. Побудь дома. Отдохни. Ты выглядишь ужасно.

– Еще успею. Вот тебя вытащим, тогда и отдохну.

Спорить не стал. Ибо бесполезно. Я уже не первый раз получаю такой ответ на свое предложение. Ну, что ж. Остается только пожелать матери выдержки.

Прежде чем уйти, мать сделала все, о чем я ее просил. Обещала скоро вернуться.

Как только за ней захлопнулась дверь, взял телефон, набрал отцу.

– Да, сын. Что нового?

– Операция будет. Денег нужно. Мать вроде бы сказала, что у нее есть, но я не хочу, чтобы она тратила свои сбережения.

– Насчет денег не волнуйся. Это не проблема.

– Пап, – замолкаю, обдумывая как бы ему сказать.

– Ну, говори уже. Чего молчишь?

– Я знаю, что ты с матерью не общаешься, но ей сейчас нужна поддержка. Попробуй с ней хотя бы общий…

– Не получится, Игнат. Можешь не подбирать слова. Я уже пробовал. Лиля не идет на контакт.

– Понял. Ладно. Не буду тебя отвлекать.

– Ты не отвлекаешь, Игнат. Я пока в офисе. Дела твои уже замучился разгребать. Пора бы уже как-то возвращаться к работе, сын. Хотя бы возьми ту часть, что можно делать дистанционно.

– Я подумаю, пап, – хмурю лоб, понимая, что отец таким образом пытается расшевелить меня.

Да я и сам бы рад. Думает, наверное, что я сдался. Но это не так. Я за этот месяц, что валяюсь на койке, пропитанной больничными запахом, уже привык жить с той болью, которая сковывает все тело всякий раз, когда пытаюсь сделать хоть какое-то движение. И поэтому прозвучавшее сегодня такое долгожданное предложение об операции побудило воспрять духом.

– Я еще вот что хотел спросить. Кира к тебе просится. Может, мы приедем перед операцией? – с каким-то непонятным ожиданием спрашивает отец.

– Я буду рад, – признаюсь честно, я уже соскучился по Кире, давно ее не видел. – Вы вдвоем приедете?

– Если ты имеешь в виду Ксению, то я с ней уже давно не общался. Да что там давно, последний раз был как раз в тот день, когда забирал ее из больницы, – отец споткнулся на слове, замолчал, хотя я даже на расстоянии смог почувствовать, что он мне что-то не договаривает.

– Пап, что-то случилось? – первым нарушаю тишину.

– Нет… Точнее… Игнат – это не мое дело. Ксения, если посчитает нужным, сама тебе расскажет. Так тогда… Завтра к тебе приедем?! Ты там поговори с Лилей, пусть она на время уйдет… Хотя… Ладно. Я сам.

Мы быстро прощаемся. Да что уж, отец, дабы избежать моих расспросов, отключается от разговора почти тут же, оставляя меня в тревоге. Несколько раз порываюсь позвони жене, но так и не решаюсь. Отвык быть настойчивым. Да и в том состоянии, в котором сейчас нахожусь, чувствую себя не сильным мужчиной, не мужем, а овощем, который даже сесть по-нормальному не может.

В груди разгорается ярость. Воспоминания на мгновение кидают меня в тот день, когда случилась авария. Виню ли я этого мужика, который сбил меня?! Нет. Это не совсем так. Я, скорее, виню себя. Что медленно среагировал, что неправильно поступил. Сделал столько ошибок, которые и привели к тому результату, который сейчас имел.

Хотел бы я его наказать? Возможно, да. Но не сейчас. Сейчас я прикован к постели, а подставлять под удар жену просто не имею права.

Опускаю телефон. Сжимаю в пальцах. Руки прижимаю к бокам. Закрываю глаза. Снотворное вкупе с обезболивающими действует незамедлительно. Я мгновенно провалился в дремоту. Реальность становится вязкой. Сознание неясным. Только одна мысль, еще не успевшая размыться, продолжает пульсировать на периферии разума:

«Жену отпущу. Зачем ей нужен инвалид? Да и я не смогу жить с ней рядом, зная о том, что простила и осталась из жалости». * * *

– Папа! – Кира, подходит к кровати, заглядывает с тревогой мне в лицо.

Сжимает своими тонкими пальчиками мои. Целует в ладонь. А у меня сердце в комок сжимается, горло перехватывает спазм. Боже! Даже представить страшно то, что я чуть не потерял.

– Папочка! Тебе больно, да? – Кира гладит своей ладошкой мое предплечье, в котором находится катетер.

– Нет, принцесса. Я же мужчина, как мне может быть больно?! – произношу с горечью в голосе.

– Мой миленький папочка! – нежно трогают пухленькие пальчики мой лоб. – Мне так тебя жалко. Я так по тебе соскучилась.

– Ничего, дочка. Еще немножко потерпишь и будем с тобой чаще видеться, – улыбаюсь сквозь отчаяние. Душу выворачивает наизнанку детская, искренняя любовь и забота…

Зря я все же отцу разрешил приехать. Лучше было перетерпеть. Уже отвык быть один.

Внезапно дверь открывается шире: первым заходит отец, а за ним… Ксюша.

Невыносимая боль вгрызается острыми когтями в сердце.

Я смотрю на жену. Не могу от нее глаз отвезти. Такая красивая, желанная, что мышцы сводит судорогой от того, насколько сильно хочу ее обнять. Прикоснуться. Поцеловать.

– А у нас сюрприз, папочка! Мамочка тоже приехала, – щебечет синичкой Кира.

Жена смотрит на меня, глаз не отводит. Я вижу по ее застывшему в маске лицу, что ей неприятно видеть меня в таком убогом состоянии. У нее в глазах шок. Она молчит. Слова сказать не пытается. Просто молчит.

– Здорово, сын, – отец, чуя неладное, первым начинает наводить суету . Обходит палату, подходит ко мне, протягивает руку, сжимает пальцы. – Я ее пытался отговорить, но она такая упрямая. Вся в тебя. Видимо, пацана родит. Характер – невыносимый. Твой.

Он улыбается. А я ничего смешного не вижу, ну, или перестал понимать шутки.

– Кир, а давай мы пойдем к доктору сходим. Про папину операцию спросим.

– Не надо, пап…

– Пойдем, – подскакивая, будто мячик, цепляется деда за руку дочка. Тащит к двери.

– Мы ненадолго, – стоя в дверях, подмигивает мне отец.

Ну, не дурак я. Все понимаю. Оставили нас с Ксюшей наедине, чтобы смогли поговорить. Но это неправильно. Я не готов.

– Привет, – скрипучим, будто простуженным голосом отзывается жена. Ее голос низкой вибрацией пробегается по коже. Появляются мурашки.

– Здравствуй, Ксюша, – растягиваю рот в приветливую улыбку. Получается плохо. – Зря ты пришла. Хм, я не хотел бы, чтобы ты меня видела в таком состоянии, – произношу с горечью.

– Игнат, ну, что за бред, – передернув плечами, будто стряхнув с себя оцепенение, Ксения торопливым шагом подходит ко мне. – Меня не хотел видеть? А кого хотел?

Голос жены немного дрожит, когда она останавливается совсем рядом с кроватью и начинает неосознанно, на автомате, расправлять складки на простыне.

– Ксюш, ну, зачем ты так? – отворачиваюсь, чтобы жена не увидела боль, которая рвет мне сердце. – Если бы я мог повернуть время вспять… Я бы не пожалел многое отдать за это.

– Игнат. Не надо ничего отдавать. Можно просто жить. Идти вперед. Думать о будущем и о том, чтобы в будущем не делать опрометчивых шагов.

Без лишних слов, беру жену за руку, переплетая наши пальцы, немного сжимаю.

– Ксюша, – отчаяние встает в горле комом. – У меня нет будущего. У нас его нет. Ксюш. Я не смогу себя простить, если ты вдруг решишь остаться. Зачем тебе связывать свою жизнь со мной? Я же теперь инвалид. И даже если операция пройдет успешно, я уже не буду прежним.

– Игнат, пожалуйста, не говори так. Я уверена, врачи тебе могут помочь.

– Я реалист, Ксюш. И риски могу просчитать заранее. И то, что мне предлагаю врачи – это не что иное как афера. Шансов пятьдесят на пятьдесят. Я не питаюсь иллюзиями, Ксюш.

Жена молчит, но все также продолжает смотреть бездонными, наполненными печалью глазами.

– Игнат. Я…

– Ксюш. Ты зря пришла. Тебе нужно беречь не только себя, но и нашего, – высвобождаю ладонь из ее захвата и кладу ее на живот. Ксюша даже не дернулась. Наоборот, положила сверху свою ладонь, – ребенка.

– Игнат. Я хочу кое-что сказать тебе, – шмыгнула носом, на уголках ее ресниц я заметил блестящие капельки слезинок.

– Нет. Не говори. Не смей меня прощать. Слышишь. Я не достоин твоего прощения, Ксюша. Я изменил тебе. Я издевательски вел себя по отношению к Кире и к тебе. Ты не можешь меня простить, Ксюш. Я хочу, чтобы ты была счастлива. А с инвалидом ты вряд ли станешь счастливой.

Резко отворачиваю голову, когда Ксюша тянется к моему лицу своими дрожащими пальчиками, чтобы стереть с щеки влагу.

– Уходи, Ксюш. Уходи! – повторяю громче, когда жена продолжает стоять.

В следующий миг. Мне вдруг резко становится холодно. Ксюша убирает руки и, круто развернувшись, на пятках убегает. Громко хлопает дверью.

Остаюсь один. С разорванным в клочья сердцем. Со сгоревшей и превратившейся в пепел душой. Будто мертвый, ничего не чувствующий труп, я заживо сгораю от нестерпимого горя, обрекая себя на вечные муки одиночества. Без нее. Без моей любимой женщины и без семьи.