Я (не) прощу тебя. Измена мужа

Глава 21

– Дочка, ты уверена, что заявление писать не будешь? Не пожалеешь? – мать настороженно смотрит на меня.

– Мам, ну, ты опять за старое. Тебе же уже объяснили все, – устало вздыхаю, придерживая низ живота, поднимаюсь со стула. Мать поднимается тоже.

Адвокат остается сидеть, проверяет, везде ли проставлены подписи.

– Замечательно, – адвокат захлопывает папку, поднимается. – Как только все тонкости будут оговорены с Лилией Сергеевной, я вам, Ксения Михайловна, сообщу. Идет?

Коротко киваю:

– Безусловно. Надеюсь, у нее в этот раз хватит совести и ума, чтобы не строить козни, – отвечаю раздраженно.

– Будем надеяться на успех. Лилии Сергеевне я после нашей прошлой встречи доходчиво попыталась донести, что ее ожидает в том случае, если мы подадим на нее в суд. Мне кажется, она поняла. Да и про Елену Борисовну, адвоката вашей свекрови, могу сказать одно – она способна творить с людьми чудеса. Практически из ста ее клиентов, девяносто девять уходят с подписанной мировой.

Адвокат нас провожает до двери.

– И, Светлана Викторовна, я понимаю, что в вас бушует обида за дочь, за внуков, но лучшим исходом для нас будет денежная компенсация, нежели условный срок, а то и вообще, административное наказание. За подмену анализов – увы, не сажают, тем более, таких людей, как Лилия Сергеевна. Максимум – домашний арест, но разве это наказание?!

– Нет, – мать качает головой.

– Вот и не спорь, – подталкиваю женщину на улицу: – Еще раз спасибо вам, – обращаюсь к адвокату. – Буду ждать весточки.

Спускаясь по лестнице, ругаю мать:

– Мам, ну, хватит уже. Успокойся. Столько времени прошло…

– Сколько? Ксюш? Пять месяцев!? Это сколько времени? Ничего совсем. А для матери видеть как ее дочь обижают – это сильный удар.

– Мам, если все одобрят, то Лилии Сергеевне придется продать свою шикарную квартиру. Вот это для нее будет ударом. Пойми.

– Я понимаю, Ксюша. Но никак не могу принять того, что ты сейчас все переводишь на деньги. Ты стала такая циничная, что мне дурно становится.

Закатываю глаза:

– Мам, ну хватит, а?!

– И злая. Совсем мать перестала слушать и уважать. Все свое. Все на своем.

– Мам, ты опять за свое?! – злюсь. – Я тебя позвала с собой не для нотаций, а для поддержки. Ты чем недовольна? Ты думаешь, мне станет легче или станет легче тебе, если судья решит ограничиться административным штрафом? Так я хоть какую-то компенсацию за моральный ущерб смогу получить со свекрови, может, меня кто осудит, но мне плевать. Я считаю, что она мне и Кире принесла столько горя, что врагу не пожелаешь. Не может иначе?! Пусть откупается деньгами. И мне не стыдно. Думаешь, ей будет в удовольствие жить в квартире много меньше той, в которой она живет сейчас?

– Я думаю, дочка, что это вообще не наказание.

– А другого нет, мам! Кристина уехала. Ты же знаешь. Сразу ехала, как только вся заваруха началась. Видимо, ее папаша-прокурор долго не думал. Чемодан – вокзал – Америка. Вот и все. Да, и разве это преступление?! Подменить тесты? Ты думаешь того человека нашли, который печати поставил в клинике? Нет, мам. Не нашли. А тесты там были настоящие. Только вот дубликаты поддельные. И это тоже административный штраф, мам. Ну, а при наличии нормального адвоката – дадут там, может, сто часов исправительных работ и уволят с работы. Это все.

– Да, ладно тебе кипятиться, Ксюш, я все поняла.

– Не поняла ты ни черта, мам. Если бы понимала, то со мной этой темы больше не затрагивала.

– Ксения! Если ты продолжишь в том же тоне, я обижусь…

– А что делать мне, мам? Никакой поддержки. Я уже устала бороться с тобой! Сил нет!

Сжимаю в пальцах одной руки ключи от машины и ручку рюкзака, другой поддерживаю живот. Он у меня не большой, но постоянно чувствую, как тянет. Особенно чувства обостряются в состоянии волнения. Именно поэтому и позвала мать. Надеясь на то, что если рядом будет родной человек, то общаться с адвокатом будет не так волнительно, а получается что? Что волнуюсь я не из-за адвоката, а из-за родительницы.

– Да, ты, конечно, права во всем, – уступает мать. – И деньги, конечно же, будут не лишними, которые ты выручишь, если суд будет в твою пользу. Но разве в этой жизни все решают деньги? Ксюнь? А принципы? А честь?

– Боже! Мама! Тебя кто укусил? Прокурор? Ты о чем говоришь? На тебе ипотека, на мне Кира и скоро сын родится! Все. Хватит. Давай прекратим этот разговор.

Я круто разворачиваюсь и, вдавливая со злостью каблуки в асфальт, подхожу к машине. Щелкаю сигнализацию.

– Тебе муж алименты платить будет, – не унимается. – Я работаю. Что тебе еще нужно?

– Тс-с-с–с. Тс-с-с, – прикладываю палец к губам, шиплю. – Хватит, мам. Хватит, – цежу сквозь зубы. Занимаю водительское сиденье. Пристегиваюсь. Поворачиваю ключ в замке зажигания.

Ну, никак не ожидала я от матери такого подвоха. Всё. Эта была критическая точка моего кипения. Жить вместе с матерью стало просто невыносимо. Уж не знаю, что с ней происходит, но у меня пока на то, чтобы разбираться, совершенно нет сил.

По дороге до дома мать еще несколько раз пытается мне объяснить, почему она считает, что лучше бы свекрови дали реальное наказание, чем идти на мировую, но я ее грубо обрываю, прошу замолчать. И пусть она считает, как угодно, но я решила уже все для себя. Я больше не хочу ни от кого зависеть. Даже от матери. Хватит. Она еще молода. Всего пятьдесят с хвостиком. Пусть строит свою жизнь, и, мне не мешает.

Со свекровью все проще. Мне на то, как сложится ее жизнь без прежнего сияния и лоска, вообще наплевать. Пусть она выясняет отношения с Игнатом.

На воспоминания о муже реакция у меня уже не такая болезненная, как была первые месяцы. Сейчас более-менее всё улеглось. Чувства, эмоции. Больше сосредоточена на дочке и сыночке, появления которого Кира с нетерпением ждет.

Игната после операции я больше не видела. Хотела съездить, проведать, поговорить, но муж не разрешил. Все новости о нем узнаю через свекра. Но и он в последнее время все больше в семье. Оказывается, Ленка тоже беременна, и ей скоро рожать. Так что Григорию Владимировичу не до нас. У него своих проблем хватает. Поэтому я в последние недели оказалась в информационном вакууме. Игнат иногда звонит Кире, но, если я рядом, просит, чтобы дочка ушла в детскую, чтобы я не слышала и не видела его.

Детский сад какой-то. Честное слово. Но это меня задевало лишь первое время, в последующие же его звонки я уходила сама, чтобы ему с Кирой комфортнее было общаться. И на сегодняшний день я поняла, что потихоньку начинаю отвыкать от мужа. Как известно, капля камень точит, вот и нежелание мужа общаться со мной привело к такому же результату.

Мы уже подъезжали к дому, когда у меня зазвонил телефон. Я взглянула на экран. Это была адвокат. Мне было хоть и неудобно, но я все же приняла вызов, надеясь услышать хорошие вести.

– Ксения! Она согласна! – не скрывая эмоций, радостно сообщает женщина.

– Не может быть, – выдыхаю безразличие, пока не понимаю своих чувств.

– Да. Представляете. Всё, теперь дело за малым. Завтра встречаемся в то же время. Я уже все назначила. Переносите любые свои дела. Мы не должны упустить этот шанс. Нужно Лилию Сергеевну брать под уздцы, пока она тепленькая, а то, не ровен час, она может и передумать.

– Нет-нет! Никаких откладываний. Завтра ждите меня. Я буду. Обязательно, – горячо обещаю адвокату. Отключаюсь.

– Рано радуетесь, – бормочет мать под нос. – Эта Лиля такая стерва, еще попьет из тебя крови. Вот попомнишь мои слова.

Настроение скатывается на ноль. Матери не отвечаю. Не буду давать повода, чтобы раздуть конфликт. Сегодня она мне и так нервы потрепала знатно. Останавливаю машину перед подъездом.

– Иди, мам. Я пока парковочное место найду, – настойчиво прошу мать.

Родительница кидает на меня сердитый взгляд.

– Ты не ищи во мне врага, Ксюша. Я тебе не желаю зла.

– Я знаю, мам. Просто дай мне хоть пять минут отдышаться. Иди, – уже цежу сквозь зубы, потому как чувствую, что вот-вот взорвусь.

– Ладно. Я пойду. Долго не засиживайся. Я чаю тебе успокоительного заварю, а то уж больно нервная ты у меня стала.

– Хорошо, мам, – поджимаю губы в виде улыбки.

Родительница, видя, что я на пределе, быстро ретируется, при этом не забыв громко хлопнуть дверью. Вот же ж зараза. Морщусь от пронзительного звука. Дожидаюсь, когда мать скроется в подъезде и только тогда расслабляюсь.

Оглядываюсь по сторонам, в поисках свободного местечка, и у меня неожиданно при виде ярко-красного майбаха замирает сердце.

Боже! Этого не может быть! Дверь майбаха открывается, и я не верю своим глазам, сердце как сумасшедшее колотится в груди и, кажется, еще немного, и пробьет тонкие ребра, а тем временем из салона автомобиля выбирается Игнат. В одной его руке огромный букет белых роз, в другой – трость.

Сердце резко останавливается и, кажется, что почти разрывается в груди. Мне так горячо и одновременно холодно. Где-то в носоглотке защипало из-за соленой влаги. Шмыгнув носом, облизала пересохшие губы.

Игнат, прихрамывая и опираясь на трость, с букетом наперевес идет прямо ко мне.

Боже! Прикрываю рот ладошкой, чтобы не разреветься.

Игнат ничуть не изменился – все так же красив. Только немного похудел, кажется. И прическа изменилась, и на лице видна легкая небритость… и… Боже, что мне делать? Что мне делать!

Игнат прожигает меня взглядом, а потом… улыбается, и мое истерзанное сердце, уже вымотанное до изнеможения, собирает остатки сил и пускается в галоп с таким надрывом, что кажется, это последний его забег. Игнат подходит к машине. Я не могу сдвинуться с места. Сижу, как застывшая статуя, на месте, только головой могу крутить.

Щелчок. Дверь открывается. И меня тут же окутывает запах ароматных роз и одеколона мужа. Глубоко вдыхаю и пропадаю. Теряю голову. Потому что понимаю, что скучала по нему. Скучала так, что готова простить, забыть и начать все с чистого листа, если предложит.

– Ксюш, – хриплый грудной голос мужа прокатывается под кожей электрическим разрядом. Меня начинает знобить. – Ксюш. Прости меня. Я знаю, что сложно. Знаю, что должен был дать тебе свободу. Дать тебе шанс начать жизнь без меня. Но я не смог. Прости. Я не могу без тебя, Ксюш. Я люблю тебя.

Муж встает на колено. Ему больно. Очень. Я вижу это по тому, как у него набухают синие венки на висках, как на лбу выступает пот, но он это все же делает. Протягивает мне цветы и небольшую бархатную коробочку. Расцепляя мои заледеневшие пальцы, опускает ее на ладонь. И взглядом пожирает мой округлый живот.

Я громко сглатываю.

– Игнат, – шершавый голос царапает нёбо.

– Прости, родная. Я так виноват перед тобой, – шепчет он, и его горячее дыхание и сухие губы обжигают кожу пальцев рук. – Но я не могу без тебя. Не могу наблюдать за тобой со стороны. Это слишком тяжело. Слишком больно.

– Игнат, – обхватив лицо мужа пальцами, вынуждаю его поднять голову, посмотреть на меня. – Дай себе этот шанс. Попробуй начать все сначала.

У мужа глаза превращаются в два бездонных колодца. Я в них тону, без шансов на то, чтобы уцепиться хоть за какой-то спасательный круг.

– Я пытался, Ксюш, пытался, – шепчет пересохшими губами.